Православие.Ru

Сегодня исполняется 40 дней по преставлении ко Господу геронды Григория (Зумиса), игумена святогорского монастыря Дохиар. Чем больше дней проходит, тем ярче проступает образ аввы в воспоминаниях тех, кто прошел его школу. Предлагаем рассказ человека, который предпочел скрыться под именем Mαθητής.

Геронда Григорий и отец Исидор

– В первый раз меня в Дохиар привез мой духовник. Монастырь еще не был отремонтирован и освещался керосиновыми лампами, а геронда Григорий, несмотря на множество тяжелых болезней, был полон сил. Каждое утро перед послушанием старец собирал паломников в архондарике и около часа беседовал с ними. Хотелось бы описать одну из этих бесед, раскрывших для меня богословие нашего геронды.

В это утро в архондарик пришли два молодых монаха, студенты-богословы. Когда выдалась возможность, они через переводившего отца Макария стали задавать вопросы старцу. Речь их была наполнена академической терминологией, и сейчас я даже не могу вспомнить содержание беседы. Но неожиданно отец Григорий сказал им:

– Вы прелюбодеи и поэтому не можете стать священниками.

Возникла неловкая пауза, но спустя некоторое время отцы попытались объяснить старцу, что под влиянием господствующей долгое время в нашей стране антихристианской идеологии ими были совершены смертные грехи, в которых они покаялись и даже приняли постриг. Выслушав их, старец ответил:

– Всю свою жизнь священник произносит только одну проповедь: делайте все, как я. Но я вижу плесень, насаженную в вас сатаной, и поэтому вы никогда не сможете сказать этих слов.

Но отцы не соглашались со старцем и попытались рассказать ему о сложной ситуации, сложившейся на постсоветском пространстве, о нехватке священнослужителей для возрождающихся храмов. Старец резко встал, взял посох и, выходя из архондарика, сказал:

– Вы подобны покупающим геенну огненную за собственное золото.

На склонах, окружающих Дохиар, растет около 3000 оливковых деревьев, поэтому две недели я вместе с отцами и остальными паломниками, стоя на коленях, собирал оливки, а ночью шел на богослужение. Конечно, было тяжело, но вид того, как пожилые отцы и даже старенький отец Харалампий, отстояв целую ночь в стасидии, работают наравне со мной, придавал сил для борьбы с внутренними протестами.

Помню свой первый день на сборе оливок. Отец Серафим даже не успел объяснить мне специфику новой для меня работы, как получил по голове палкой от старца. Геронда возмущался:

– Все начинается с разговоров, переходит в дружбу и заканчивается полным расстройством монашеской жизни.

Геронда на послушании

Мое идеалистическое представление о жизни в Афонском монастыре – с достоинством, в спокойствии и взаимной дружбе – за две недели послушаний растаяло, как дым.

Но настоящим искушением для меня стало ежедневное общение со старцем. По утрам в архондарике собиралось до 50 паломников для беседы с герондой Григорием, и каждый день некоторые из них уходили покрасневшими от стыда. Каждое утро я словно переносился в апостольские времена, когда церкви были наполнены говорившими языками и пророчествующими. Мне неловко здесь писать о виденном и слышанным мною. Хотя все это происходило при множестве свидетелей и не является тайной Исповеди. Осознание того, что потемки моей души утратили свою непроницаемость, стало серьезным испытанием для моей психики.

Мой духовник всегда повторяет, что твердая духовная пища не для каждого, и неофиты должны начинать с молока. Через две недели мы с духовником, несмотря на предложение сделать из меня настоящего монаха и сильный шторм, заказали маленькую моторную лодку и поплыли в Уранополис. Духовник полетел в родной Донской монастырь Москвы – чистить периодически засоряющуюся канализацию, а я – учиться в Европу.

Пасха в монастыре Дохиар

Наверное, помня мое сокрушительное поражение во время первого посещения Дохиара, духовник питал меня молоком, объясняя, что я напрасно смущаюсь от приключающихся со мной неприятностей и человеческих восстаний.

– Картины благополучия в сердце твоем рисует лукавый, а путь каждого христианина лежит на Голгофу, – говорил он.

А когда я однажды спросил его, как мне узнать, что Господь слышит мою молитву, он ответил:

– Когда сердце твое плачет, тебя слышит Христос.

Несколько лет я пытался вместить эти слова в своем сердце, и они истолковали мне проповедь геронды Григория.

Возвращаясь в обитель едва живой, старец через пару дней сам выходил на стройку

После окончания обучения, по благословению духовника, я опять приехал в Дохиар. В монастыре полным ходом шла реконструкция, а здоровье нашего старца очень сильно пошатнулось. У него отказали обе почки, и он находился в больнице. Когда осенью 2012 года его привезли в монастырь, он выглядел так, что у старых монахов текли слезы. Но каждый раз, возвращаясь из больницы после очередного осложнения, по прошествии нескольких дней старец восставал, словно феникс, для продолжения своей единственной проповеди:

– Делайте все, как я.

   Каждую минуту он проповедовал нам Христа Распятого. Геронда очень плохо видел, испытывал сильные боли в ногах, но, опираясь на жезл, мог отстоять целую ночную службу, а потом днем, едва добравшись к нам на бетонные работы с двумя палочками в руках, до вечера стоял в цементной пыли. Сколько раз я, уставший, присаживался в стасидии, но, подняв глаза и увидев стоящего в алтаре старца, со стыдом вставал. Восходя на Голгофу, сам геронда из последних сил тащил за собой всю братию, и я не помню ни одного, кем бы он пренебрег.

Старец был человеком, который сокрушал наши сердца и учил их плакать по 20 часов каждый день. Бетонные работы в Дохиаре были настоящей каторгой, от рассвета до заката, бегом, под постоянный крик старца. Четыре часа сна, судороги в ногах, служба до утра, трапеза с ледяной родниковой водой, и снова – тележки с бетоном или тяжеленные камни, и взыграние сердца от изнурительного труда. Работа по праздникам, работа по воскресеньям… Геронда, превращающийся из немощного старчика в неистового корсара, сокрушающего как трудника, так и монастырского духовника, но при этом с дерзновением обещающий:

– Господь помилует вас за ваши искалеченные руки.

Очень тяжело было физически, но еще тяжелее было морально – не обижаться на сокрушающего тебя человека. Но, видя реальные примеры отцов, отпустивших руку старца и унесенных бесами в темную бездну, каждый вечер я шел в келлию отца Григория и брал благословение. Когда я на Исповеди признался геронде в том, что мне удается побороть все обиды на него до вечера, он ответил:

– Если ты не успеваешь все простить человеку за 5 минут, то ты бесноватый.

Однажды, после послушания, отец Сисой попросил помочь ему с расшивкой камня. Пришли и два других отца – Ефрем и Исидор. Работали мы ночью и, не опасаясь старца, разговорились с отцом Исидором, сравнивая произведения архимандрита Софрониия (Сахарова) и Евангелие. В 3 часа утра, прямо с послушания, мы отправились в храм, а после службы – в трапезную. Во время трапезы старец говорит:

– Православие не знает ни Софронологии, ни Паисиологии, ни Парфирологии, но я хочу вам напомнить о самаритянке, которой знание пророков позволило увидеть Христа. Читайте Священное Писание.

Богословие геронды было чистым и трезвым, например, он очень настороженно относился к широкому распространению аскетической литературы. Сам будучи настоящим подвижником и молитвенником и имея своими учителями преподобных Филофея и Амфилохия, он предупреждал об опасности сосредоточения внимания только на приобретении навыка и плодов молитвы. Старец говорил нам, что молитвенный подвиг необходимо начинать с сокрушения наших каменных сердец, переполненных страстями, чтобы в конце жизни, несмотря на приобретенный навык молитвы, нам не потерпеть катастрофу, на ликвидацию последствий которой времени уже не хватит.

Действительно, Дохиар заметно отличается от остальных святогорских монастырей и скитов – и не только трудовыми послушаниями. В нем не увидишь трудников и иноков, ходящих и творящих устно Иисусову молитву, даже встретить инока с четками вне кельи сложно.

Отец Амфилохий из монастыря Дохиар

Я трижды разговаривал с герондой о молитве. Первый раз – когда во время службы ко мне подошел пожилой инок и сказал:

– Как ты можешь молиться и не слушать это восхитительное византийское пение?

Я попросил пойти со мной к старцу отца Мартирия, переводчика. На мой вопрос, можно ли молиться во время службы, геронда ответил, что молитву необходимо творить всегда и везде, если хочешь творить поклоны, не смущайся и не стесняйся, – так же, как и если у тебя текут слезы.

Во второй раз мы говорили с герондой о молитве, когда я получил SMS на утаенный от старца мобильный телефон... Сообщение так меня расстроило, что я несколько дней не мог совершать правило. Когда отец Мартирий перевел старцу, что произошло, тот запричитал:

– Ай-ай-ай, ну как ты мог?! Посмотри, у меня множество духовных детей на материке, и я не могу их оставить без помощи, но каждый раз, когда я разговариваю с ними по этому телефону (в келье старца стоял стационарный телефон), молитва оставляет меня.

Геронда Григорий и собачки

Ну, а в третий раз старец пришел сам и отчитал меня (я выкинул в мусорное ведро недоеденную лапшу):

– Ты совершил очень плохую вещь для своей молитвы.

Утром на трапезе старец опять вернулся к произошедшему:

– Незачем нам подсматривать в замочную скважину, чтобы увидеть, молится ли человек. Тот, кто имеет молитву, любит все вокруг себя, каждое растение, каждый камушек и лапшу, он никогда не выкинет ее в помои!

Спустя несколько месяцев монастырский врач отец Ефрем опять напомнил мне о случившемся, однако вот каким образом:

– Помнишь, старец говорил о лапше? Это он сказал обо мне.

Геронда Григорий на стройке

Старец преображался во время служения литургии: перед тобой с потиром в руках стоял беззащитный ребенок, такую проповедь кротости сыграть невозможно. Когда во время службы мне удавалось вместо отца Иоанникия встать в стасидии, находящейся сзади игуменского места, я всегда ощущал благоухание, исходящее от геронды. Первое время, причастившись, я отходил от Чаши, как это принято в наших храмах, и шел запивать освященной водой. Только спустя месяц старец подошел ко мне на стройке и потихоньку прошептал:

– После Причастия мы не поворачиваемся ко Христу спиной.

Для многих на Святой Горе и за ее пределами старец был соблазном, искушением и камнем преткновения. Искушались пустынники, прошедшие через Дохиар, из-за каторжного труда, мешающего им совершать молитву, искушались зилоты и патриоты из-за отказа старца влезть на баррикады для борьбы за чистоту Церкви, соблазнялись в монастырях из-за высказываний старца о том, что деньги Британской королевской семьи гибельны для Афона. Вероятно, искушались премьер-министр Греции и Британский принц, которых геронда не впустил в свой Дохиар. Искушался и Константинопольский Патриарх, когда на его вопрос – «Зачем старец набрал этих русских?» – старец встал и ушел, сказав на ходу: «Как не принять тех, кого посылает Богородица?» – и, несмотря на запрет Патриарха, незадолго до своей кончины постриг последнего русского монаха – отца Кириноса.

Наш геронда был добрым деревом, принесшим добрые плоды. Вспоминаю насельников Дохиара...

Отец Амфилохий – духовник братии, с детства находящийся при старце, истинный проповедник смирения, по молитвам которого совершались чудеса. Когда смотришь на отца Амфилохия, проходящего по храму, крестящегося и прикладывающегося к иконам, то сразу осознаешь, как гордо все это время ты ходил и крестился в храме, с чувством собственного достоинства прикладывался к святым образам. Сколько раз я задавал ему вопросы – и получал неизменный ответ:

– Что я могу знать, ведь мой старец еще жив.

Отец Харитон из монастыря Дохиар

И он, как мальчик, бежал всякий раз на гору, в монастырь, чтобы спросить своего геронду то о том, то о другом.

Отец Харитон – аскет и молитвенник. Помню, около десяти лет назад один мой знакомый, атеист, продекан одного европейского университета, решил получить очередной грант на работу об Афоне. Впервые в жизни он зашел в православный храм Святых Архангелов в Дохиаре и встал в стасидию. В этот день служил отец Харитон. Он кадил в храме, и когда поравнялся со стасидией, в которой стоял этот исследователь, тот не выдержал и заплакал. Отец Харитон был живой проповедью смирения и покаяния, о существовании которых мой европейски образованный спутник даже не подозревал. Впоследствии он был крещен в Дохиаре и даже прожил там некоторое время.

Отец Теолог, о котором можно сказать – вот эллин, в котором нет лукавства (ср. Ин. 1, 47). Когда после трудовых послушаний он пел на службе, это было самым трезвым пением на Святой Горе.

Написав так о братии, я не боюсь навредить им своей похвалой – они, как и их старец, не бороздят Интернет.

Стена, залитая вручную за 1 день в монастыре Дохиар

Когда у меня подходил к концу срок защиты малого доктората, то, придя к геронде, я попросил его благословения на поездку в университет, но старец ответил:

– Оставайся в монастыре. Здесь, на стройке, с тачкой в руках, ты напишешь свою докторскую, а Господь поставит тебе оценку.

Но спустя некоторое время он попросил меня заказать на фабрике богемские паникадила к дохиарской чудотворной иконе Божией Матери «Скоропослушница», и я поехал в университет. Через неделю я начал помогать на стройке, да так, что ночью садился выпить чаю, а утром открывал глаза с холодным чаем в руке. В университет я уже не вернулся, защита прошла с тачкой в руках, как сказал мой старец, а иначе и не могло быть.

Дохиар, который мы знали, – это был наш старец. Я верю, что он так же, как и раньше, будет защищать свой монастырь и не оставит никого из нас без своей помощи.

Подготовила Ольга Орлова