ФОМА

С какого-то момента я научился очень жестко отказывать пьющим людям, которые приходили с традиционным – «Сань, дай полтинничек до вечера». И пьяным нищим тоже никогда не даю денег. Но был один случай, когда я изменил этому принципу. И до сих пор не знаю, правильно ли поступил.

Фото lifework

Однажды я неожиданно встретил в нашем областном центре старого друга. Не виделись года три, наверное. А тут – совпало, приехали по делам в «столицу», каждый из своей деревни. Обрадовались, конечно. На скамеечке в сквере сидим, делимся новостями. И погода – как на заказ: ранняя осень, солнце через пожелтевшую листву играет. Последние теплые деньки.

Вдруг с одной из соседних скамеек встает мужчина и направляется к нам. Не то, чтобы – бомж. И не пьяный. Просто какой-то неухоженный – мятый весь, плохо побритый. Видно, что еще старается за собой следить, но жизнь уже потихоньку идет под откос.

— Простите, пожалуйста, что мешаю вашей беседе. Можно к вам обратиться?

Заезд в общем-то классический. А вот лицо хорошее, ясное. И взгляд искренний. Видно, что не играет, что ему действительно неловко.

— Дык, обратился уже. Говори.

Мужчина помялся пару секунд. Потом беспомощно как-то улыбнулся и развел руками:

— Чего ж тут говорить-то… Если есть возможность – дайте сто рублей, будьте так добры.

И вот, стоит он перед нами в своем помятом плаще и ботинках с рваными шнурками. А мы сидим вальяжно – благообразные православные дядьки с бородами. И оценивающе его рассматриваем – давать такому сто рублей или же отправить лесом. Наконец, я говорю:

— Слушай, дружище, сто рублей нам не жалко. Но ты ведь на них сейчас водки купишь, наверное?

И жду, что сейчас начнется – «Да ну! Да вы что! Мне – на хлеб, я вообще не пьющий». Обычная, в общем-то, история. Сколько их уже подходило со своим «разрешите к вам обратиться» — со счета собьешься. Но мужчина снова застенчиво улыбнулся и кивнул, соглашаясь:

— Да, хорошо бы чекушку сейчас взять.

Такой откровенности я не ожидал, и потому растерялся:

— Вот видишь…

А он, увидев мое замешательство, стал пояснять торопливо:

— Вы не подумайте только, я ведь не алкаш. Просто вышло так… Освободился полгода назад, жена меня из квартиры выписала. Живет сейчас с другим. Паспорт получил, а прописки нету. Новую могут дать, только если на работу устроюсь, с общежитием. А на такую работу меня нигде не берут, потому что прописки нет. Заколдованный круг.

— Брат, извини, но ты что-то гонишь, — включился в разговор мой друг. – Не может такого быть, чтоб паспорт выдали без регистрации.

— Вот… — мужчина с готовностью порылся в нагрудном кармане плаща и вытащил оттуда новенький паспорт. – Посмотрите, если не верите.

Страница «место жительства» сияла девственной чистотой.

— И как же ты теперь?

— Первые пару месяцев ходил по заводам. Нигде не берут. Понял, что дергаться бесполезно. Подрабатываю на рынке у одного тут… помогаю товар грузить.

— А ночуешь где?

— Здесь, недалеко, под мостом, — мужчина махнул рукой в сторону знаменитого калужского акведука. – Там хорошо, дождь не мочит. Я в одном дворе нашел картонную коробку от холодильника. В нее залезаю и сплю. Только… — Он снова замялся. – Понимаете… ночи стали холодные, уснуть трудно. Лежу в коробке, мысли всякие лезут в голову. А водочки попью на ночь – вроде как и согрелся, и жить не так страшно…

Сейчас, я наверняка попытался бы его куда-нибудь пристроить. Но в ту пору не имел даже малейшего представления о том, как можно помочь человеку в такой ситуации. Чужой город, ни заветных номеров в мобильнике, ни благотворительных фондов, ни серьезных людей, к которым можно обратиться за помощью… Ничего этого тогда не было. Был лишь человек, которому очень не повезло в жизни. И который попросил у меня сто рублей на чекушку водки.

Мы с другом выгребли из карманов все деньги, которые у нас с собой были, оставили только на обратные билеты домой. Мужчина вежливо нас поблагодарил, еще раз извинился и ушел. А мы остались сидеть на лавке. Разговор дальше как-то не клеился. По-прежнему тускло светило осеннее солнце, и листья клена плавно кружились, падая на мостовую. Но невидимый шлейф чужой беды остался висеть в воздухе. Почему-то было такое чувство, словно мы тоже виноваты в том, что человек живет под мостом в картонной коробке.

На водку я по-прежнему никому денег не даю.

Александр Ткаченко

ФОМА