Случаи оставления монашества: святоотеческий взгляд и популярные современные мнения.

Оставление иноком монашества – одно из самых тяжелых испытаний, с которым приходится сталкиваться братству монастыря, прихожанам обители и, конечно, самим решившимся на такой поступок нашим братьям или сестрам. Мы помним, как в девяностые годы, в начале бурного возрождения монашеской жизни, некоторые обители обновлялись практически полностью. Сейчас ситуация, слава Богу, изменилась, хотя, к несчастью, подобные случаи время от времени возникают.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

 В нашем московском Сретенском монастыре за двадцать один год из монашества ушли четыре наших собрата. Когда нам говорят, что это очень мало, мы не можем согласиться. Каждый такой случай – огромная трагедия для всех.

Наша задача, конечно же, не в том, чтобы осуждать кого бы то ни было. Необычайно важно и для ушедшего инока, и для оставшегося братства или сестричества назвать случившееся с ушедшим монахом своими именами, как бы сурово и нелицеприятно это ни прозвучало. Критерии же оценки подобных поступков мы должны искать не в личных мнениях кого бы то ни было, но у святых отцов и в предании Церкви.

Еще важнее понять, каковы коренные, духовные причины попрания монашеских обетов и что необходимо сделать каждому – братии, игумену, священноначалию, – чтобы, по возможности, предотвращать подобное.

Но прежде хотелось бы обратить внимание на то, что сегодня все чаще заметны попытки прямого или косвенного оправдания оставления монахами избранного ими пути. (Кстати, то же относится и к случаям оставления белыми священниками своего служения.) Оправдания эти объясняют явлением, обозначаемым термином «выгорание», вдруг ставшим заметно востребованным и популярным. «Выгорание» пытаются представить как нечто практически неизбежное в священническом служении, как неминуемую профессиональную болезнь, за которую сам больной ответственности в общем-то нести не может.

На самом деле то, что понимают под «выгоранием» (если кому-то нравится этот термин), может означать действительно духовную болезнь, впрочем, вполне известную еще древним отцам и описываемую ими в зависимости от конкретного ее проявления как уныние, отчаяние, маловерие, малодушие, окамененное нечувствие. Те же отцы подробно рассказывают о путях борьбы с такими духовными недугами. В первую очередь, осуждением самого себя и неосуждением ближнего. Борьбой с высокоумием и тщеславием. Покаянным и неотступным обращением ко Господу. Все это хорошо известно каждому монаху и священнику. Другое дело, что от знания до исполнения – труды, поты и кровь.

Но сегодня, в век стремления к комфортности везде и во всем, возникает почти целое «богословие», решительно оправдывающее священническое «выгорание» и даже провозглашающее его в качестве признака особой «честности» и некоего возвышенного и тонкого душевного устроения. На все аргументы против извинения такого «выгоревшего», оставляющего священство или монашество, а по сути на аргументы против легитимизации таковой практики можно услышать раздраженное: «Ну выгорел он! Ничего здесь не сделаешь. И не сметь осуждать, не сметь упрекать никого в этом поступке!»

Несомненно, судить наших несчастных братьев и сестер, принявших ужасающее решение отвергнуть великие монашеские обеты, данные Самому Богу, не может никто, кроме Господа Иисуса Христа. Но это совсем не означает, что сам подобный поступок мы не можем назвать своими именами: духовная деградация, расцерковление, предательство.

Но все же в чем причина столь гибельного изменения во вчерашнем искреннем и благочестивом иноке?

Как-то мне довелось спросить у архимандрита Иоанна (Крестьянкина): какую главную проблему он видит сегодня в жизни Церкви? Отец Иоанн ответил, даже не задумываясь. Очевидно было, что он много размышлял об этом. «Неверие», – ответил он. – «Как неверие? Может быть, вы имеете в виду новоначальных мирян? А какая главная проблема у священников?» – «И у священников тоже».

Через несколько дней я был на острове у отца Николая Гурьянова и задал ему тот же вопрос. «Маловерие и неверие», – ответил старец. Такое единодушие двух старцев меня тогда, признаться, совершенно поразило.

Но вскоре нечто похожее я нашел у древних отцов. Вот что пишет преподобный Исаак Сирин, говоря о том, что самое худшее может случиться с монахом: «Отчаяние из-за богооставленности, родившееся от неверия твоего». Вот оно – то самое пресловутое «выгорание»: «отчаяние от богооставленности». Откуда оно проистекает? – «Рождается от неверия твоего». И далее пишет преподобный Исаак: «Отчаяние предаст тебя унынию, уныние предаст тебя расслабленности, последнее же уведет тебя от надежды твоей». И заключает: «Из того, что может случиться с тобою, нет ничего хуже».

А вот отрывок из Гимна преподобного Симеона Нового Богослова: «Я возгордился, Владыка, так как понадеялся на себя и, увлекшись попечением о чувственных вещах и житейскими заботами, пал, несчастный. И, охладев, сделался черным как железо. И оттого, еще долгое время лежа, я ржавчину принял. Посему взываю к тебе, Человеколюбче, прося о том, чтобы мне снова очиститься и быть возведенным к прежней доброте. И света Твоего насладиться ныне, всегда и во веки веков. Аминь».

Неверие… Ржавчина... Сделался черным… – разве это не именно то, о чем мы говорим? И выход из этого состояния указывает святой: покаяние, обращение в Богу. Как все известно, как просто. Но как порой невыполнимо! И особенно когда к охваченному малодушием, изнемогшему в духовной брани иноку назойливо (как бесы, по другому не скажешь) приступают ложные утешители и самозваные советчики, усугубляя роковую готовность совершить непоправимую ошибку.

Что должно сделать, чтобы свести до минимума обсуждаемые нами случаи? Это необычайно обширная тема, начиная от обязательного возрождение практики продолжительного духовного испытания послушников и вплоть до едва ли не практически всех вопросов, касающихся устроения монашеской жизни. Но есть одна из проблем, представляющихся несомненно принципиальной и важной, решение которой не вызовет особых затруднений.

Синодальной комиссии по монашеству не раз доводилось сталкиваться со случаями, когда постриженники некоторых монастырей, намеревающиеся выйти из обители и вернуться в мир, как это ни поразительно прозвучит, просто не имеют никаких представлений о том, что монашеские обеты невозвратны. Тем более не знают они о содержании церковного предания и взглядах святых отцов на саму возможность и канонические последствия оставления монашества. Все, что должно быть известно каждому иноку на данную тему, становилось для них открытием и диковинной новостью. Впрочем, представления о высочайшей ответственности и невозвратности монашеских обетов даже у части насельников благополучных обителей порой носят весьма приблизительный характер.

Но скажут: есть и другое мнение. Для людей, хорошо знакомых с монашеской жизнью в нашей стране, не секрет, что бывают случаи, когда архиереи «снимают монашество» и благословляют принявших постриг возвращаться в мир, создавать семью.

Не входя в обсуждение подобных действий некоторых епископов, необходимо сказать, что святая обязанность и огромная ответственность нас, игуменов и игумений, – приложить все усилия, чтобы ознакомить послушника или послушницу с истинным преданием Церкви о невозвратности монашеских обетов, удостовериться, что эти знания глубоко и верно восприняты, и рассеять ложные представления об этом предмете, от каких бы лиц подобные соблазнительные утверждения ни исходили.

В нашем монастыре мы уже несколько лет в период послушнического искуса обязательно знакомим трудника и требуем от него тщательного изучения небольшой исследовательской работы, которую я позволю себе представить сейчас на ваш суд. Книжка эта была написана по благословению Комиссии по монашеству Межсоборного присутствия.

Необратимость монашеских обетов

Монашеский постриг в Сретенском монастыре. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru

Комиссией по монастырям и монашеству была поставлена задача всесторонне изучить проблему, связанную со случаями оставления монашества. Нет нужды говорить о том, насколько болезнен и сложен этот вопрос. Приступая к работе, мы ставили задачу рассмотреть материал в историческом, богословском и практическом его аспектах.

Целью данного исследования является просвещение готовящихся к принятию монашества относительно понимания необратимости монашеских обетов. Еще до того, как будут принесены великие и невозвратные обещания пред Господом Богом, необходимо самым серьезным образом изучить правила и установления Православной Церкви и взгляды святых отцов на ответственность за оставление монашества, а игуменам и игумениям не совершать постригов без предварительного собеседования с послушниками и послушницами на предмет сознательного понимания ими предстоящего важнейшего в жизни шага. Настоятельная рекомендация такого рода была дана и на монашеском съезде в 1909 году.

Анализ материалов о случаях оставления монашества проводился по следующим направлениям:

I.Законодательные решения Вселенских Соборов.

II.Правила отцов Православной Церкви, принятые в качестве канонических постановлений, а также встречающиеся в трудах святых отцов.

III.Церковные постановления византийского периода.

IV.Церковное законодательство об оставлении монашества в Русской Церкви в досинодальный период.

V.Церковное законодательство и законы Российской Империи в Синодальный период.

VI.Церковные постановления и практика в братских Поместных Церквах.

VII.Послереволюционный период.

VIII.Высказывания подвижников благочестия XIX–ХХ веков.

Практические вопросы, которые надлежало изучить, были следующие:

1. Имеются ли какие-либо церковно-канонические основания для снятия монашеской схимы?
2. Какие на протяжении церковной истории признавались пути покаяния для лиц, оставивших монашество?
3. Имеются ли какие-либо церковно-канонические основания для признания церковного брака лиц, ранее постриженных в монашество?
4. Какова практика допущения ко Святому Причастию для лиц, оставивших монашество?

I. Законодательные решения Вселенских Соборов

Вопрос о случаях оставления монашества впервые поднимается на IV Вселенском Соборе. Проблема привлекает особое внимание отцов Собора, хотя ранее данная тема даже не подлежала дискуссии. Монашество, безусловно, признавалось святыми отцами Вселенских и Поместных Соборов как звание пожизненное. Святые отцы руководствовались мыслью, что монашеские обеты давались Богу и только Он может освободить человека от данных обязательств, что происходит лишь со смертью монаха. Но ко времени созыва Халкидонского Собора в 451 году количество монашествующих в Церкви стало увеличиваться и, соответственно, стали умножаться случаи оставления монашества.

В итоге 7 правилом IV Вселенского Собора было определено:

«Учиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступать ни в воинскую службу, ни в мирской чин: иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрал для Бога, предавать анафеме».

В 16 правиле того же Собора халкидонские отцы вновь возвращаются к этой теме:

«Деве, посвятившей себя Господу Богу, равно и монашествующим, не позволяется вступать в брак. Если же обретутся творящие сие: да будут лишены общения Церковнаго. Впрочем, определили мы местному епископу иметь полную власть в оказании таковым человеколюбия».

Слова «определили мы местному епископу иметь полную власть в оказании таковым человеколюбия» вовсе не означают признание незаконного брака монахов или монахинь, единодушно подчеркивается многими отцами, толкователями этого правила. Вот как подробно изъясняет это правило епископ Никодим (Милаш), опираясь на Вальсамона и других авторитетных толкователей канонов:

«Издавая такое строгое предписание, правило все же предоставляет усмотрению местного епископа применять в отдельных случаях эту строгость, т. е., как верно замечает Вальсамон, применять ее или снисходить. Это, впрочем, не нужно понимать в том смысле, будто епископ может признать законным брак упомянутых лиц, так как это противоречило бы категорическим по этому делу предписаниям 15 правила этого Собора, 6 и 18 пр. Василия Великого и 19 пр. Анкирского Собора, изданным до этого Собора, далее 44 пр. Трулльского Собора и др., изданным впоследствии, а в том смысле, что епископ может и не отлучать преступных совсем от Церкви, заменивши им это наказание большей или меньшей епитимией… с упорным епископ не может поступать снисходительно» (Правила Православной Церкви, М., 2001, с. 371–372).

II. Правила отцов Православной Церкви, принятые в качестве канонических постановлений, а также встречающиеся в трудах святых отцов

О выходе из монашества по уставам свт. Василия Великого

Свт. Василий Великий считал, что человек, принесший самого себя в дар Богу, уже не обладает собой. Поэтому, рассуждает святитель, такой поступок может рассматриваться только как святотатство, т. е. воровство у Бога Его достояния. На каждого, принятого в братство и потом нарушающего произнесенный обет, надобно смотреть как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согласия своего.

Вот как в «Пространно изложенных правилах» святитель отвечает на вопрос «о тех, которые дали обет посвятить себя Богу и потом намереваются нарушить произнесенный обет»:

«На каждого, принятого в братство и потом нарушающего произнесенный обет надобно смотреть как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согласия своего. Если же, сказано, согрешит кто Богу, кто помолится о нем? (1 Цар. 2, 25) Посвятивший себя Богу и потом бежавший к другому роду жизни стал святотатцем, потому что сам себя похитил и присвоил себе Божие приношение. Таким справедливо не отворять уже дверей братства, если бы даже только мимоходом пришли они и попросили крова. Ибо ясно правило апостольское, которое повелевает нам удаляться всякого бесчинного человека и не сообщаться с ним, чтобы устыдить его (2 Сол. 3, 14)».

Однако святитель не отвергал их, иначе бы это действие было противно словам евангельским о погибшей драхме или о пропавшей овце. Напротив, он всячески заповедовал взыскивать отпадших и стараться возвращать их к прежней чистой жизни. И только от тех, кто после долгих увещаний все же оставался неисцельным, святитель заповедовал отстраняться и все передавать в руки Божии на Его суд и милость.

Свт. Василий Великий причислял нарушителей к «бесчинно ходящим» и «святотатцам». Нарушение обета девства причисляется у него к «прелюбодеянию», и согрешившие несут епитимию прелюбодея, т. е. 14 лет не причащаются.

Приводя примеры из Священного Писания (предательство Иуды и верность апостолов, праведность Ноя и Лота), сравнивая с договором и браком монашеские обеты, свт. Василий Великий говорит:

«Однажды вступивший в союз и единение духовного братства не в праве уже разрывать узы и разлучаться с теми, с которыми стал соединен»; «принявший на себя условия духовного сожительства, имеющего неразрывную и вечную связь, не в праве отделять и отторгать себя от тех, с которыми вступил в единение, или поступающий так подвергнет себя самым тяжким наказаниям свыше»; «подвижник, принятый в братство и удерживаемый в нем счленением Духа, Который крепче естественных уз, не имеет власти отделяться от тех, с которыми стал соединен; или, поступая так, он мертв душою и лишен благодати Духа как обративший ни во что условия, заключенные при самом Духе».

Высказывания святых отцов, подтверждающих невозможность оставления монашества

Св. Ефрем Сириянин:

«Отречение не на один день бывает, но простирается даже до смерти».

Прп. Кассиан:

«Где ты дал обет пред Богом и Ангелами Его, там должен пребывать даже до конца».

Святитель Киприан, приемник святителя Алексия Московского, отвечая на вопрошание игумена Высоцкого монастыря Афанасия об исходящих из монастыря без благословения, пишет, что невозможно игумену таковых принимать. А кто из монастыря тайно и кроме благословения выходит, такового недостойно ни допускать к священнослужению, ни причащать.

III. Церковные постановления византийского периода

Законы Римской империи о монахах

Новелла Юстиниана СХХІІІ, гл. 42; Василики, ІV, § 14:

«Тем, которые приняли монашество, потом оставили и возвратились в мирское состояние, как псы возвращаются на свою блевотину или свиньи к прежней грязи, – каким образом древний закон позволил им совершать такое постыдное дело? Ведь этот закон предписал, что монаха, возвратившегося в мир, опять следует возвратить в монастырь, а если бегство повторится, то виновный отдается в солдаты».

Императору Льву этот закон представляется непоследовательным: По мнению Льва, это является незаконным: несправедливо включать в ряды мирского войска того, кто вступил в ряды воинства божественного. Поэтому император, согласно церковному постановлению (7-е пр. Халкидонского Собора), узаконил, что инок, сколько бы раз ни отвергал монашескую жизнь, опять должен водвориться в монастыре, а не принимать мирской образ: ведь гражданский закон, рассуждает Лев, допускающий, наконец, возможность выхода из монастыря в мир, лишь поощряет в неразумных стремлениях того, кто охватывается жаждой мирских удовольствий (новелла VIII императора Льва Мудрого).

IV. Церковное законодательство об оставлении монашества в Русской Церкви в досинодальный период

Номоканон при большом Требнике

Правило 77: Монах или монахиня аще придут во общение брака, сиречь, аще оженятся, не судится то брак, но блуд: или наипаче рещи прелюбодейство. Сего ради донележе не распустятся, в церковь да не входят, но да отлучатся по 6-му правилу Великого Василия. Аще ли случится им умрети без покаяния, да не погребают их, ниже да творят им помин: ибо чужди суть христиан.

Правило 115: Инок не должен оставлять свой монастырь и отходить во иный по 21 правилу Седьмаго Вселенскаго Собора, разве точию сих ради вин: аще еретик есть игумен; аще в монастырь есть свободный вход женам; аще учатся мирския дети и еще: аще кто имать некоего скорбяща нань и, много творя еже угодити ему, не можаше преложити и; аще прилучашеся о мнозех славитися; егда случится во искушение блудное впасти по 112 правилу Номоканона. Но аще кто, кроме реченных вин, оставляет обитель свою, в ней же зван бысть, не стерпя какой-либо укоризны или язвы, или яко видел еси на час смутившуюся братию, или бдения ради и низу легания и неумывания, или яко мний еси всех, или яко желаеши мира и яже в мире, или яко огорчи тебя игумен или брат твой, то сицевый весьма страшно по 115 правилу Номоканона уподобляется Июде предателю, отлучившемуся Христа и ученик Его, и по 4 правилу Четвертаго Вселенскаго Собора отлучается таковый.

V. Церковное законодательство и законы Российской Империи в Синодальный период

Петровские церковные реформы, целью которых было безусловное подчинение Церкви и ее уставов интересам государства, впервые открыли возможность для официального снятия монашества. Если до начала XIX в. законы Российской Империи признавали только один путь к выходу из монашества – принудительно, по духовному суду, то при Александре I получил признание и добровольный отказ от монашеского звания.

Но никакого ни богословского, ни канонического обоснования на подобное действие найти не удается. Вот так описывается попытка разобраться в этой практике в Русской Церкви в труде по каноническому праву «Церковное право Восточной Православной Церкви» Мелетия Апостолопулуса, вышедшем в Греции в 1906 году:

«В Русской Церкви монаху позволяется оставление монашеского образа, возвращение в мир и вступление в брак... Такая практика и обычай существуют в Русской Церкви уже 80 лет. Мы обратились к лучшим канонистам России с просьбой разъяснить, каким образом эта практика Русской Церкви совместима с основополагающими учениями Восточной Церкви по этому вопросу. Из полученных ответов явствует, что они не в силах дать разумное обоснование этой практике» (Приложение 1).

«Закон о снятии монашества» появился достаточно поздно, судя по ссылкам в «Полном Собрании Законов Российской Империи» к статье 414, не ранее 10 апреля 1823 г. (№ 29413), а также повторен 26 октября 1832 г. (№ 5702). Практика снятия монашества была выработана и утверждена окончательно в статье 86 Духовной Консистории.

VI. Церковные постановления и практика в братских Поместных Церквах

Вот как подытоживает отношение к данному вопросу в практике большинства Поместных Церквей современный греческий канонист Панайотис И. Панайотакос в своем фундаментальном труде «Система церковного права, действующая в Греции» (том 4, «Монашеское право»):

«Человек, однажды ставший монахом, принадлежит пожизненно монашескому чину, вступив по собственному желанию, бесповоротно и необратимо, на путь служения Богу» (Приложение 2).

Лишь в Кипрской Церкви официально на основании статей 89, 90 Устава Кипрской Православной Церкви своевольный выход монаха из монастыря священноначалие рассматривает как отказ от монашеских обетов и карает это лишением монашеской схимы, хотя, как и Русская Церковь, не может подтвердить это никакими каноническими основаниями.

VII. Послереволюционный период

Декрет о свободе совести и об отделении Церкви от государства был опубликован 23 января (5 февраля) 1918 г.^[1] По новому закону никто не имел полномочий ущемлять права бывших монахов, расстриженных священников и других лиц, которые в царской России имели ограничения в правах^[2]. В Декрете говорилось, что никакой дискриминации по религиозному признаку в России быть не может. После принятия Декрета участились случаи ухода из монашества, а также случаи снятия иерейского и даже архиерейского сана. Но большинство монашествующих и белого духовенства стойко исповедовали свою веру и мужественно переносили гонения.

Архиерейский Собор 2000 года в связи с имеющимися случаями оставления монашества принял определение, согласно которому «для улучшения духовной подготовки к постригу и повышения ответственности лиц, его принимающих, признано необходимым перейти к практике пострижения в мантию только по достижении тридцати (30) лет за исключением студентов духовных школ и вдовых священнослужителей».

Несмотря на то что в конце ХХ века были приняты церковные акты о снятии монашества (например, с Денисенко, а также с нескольких ушедших из монастыря лиц), имеется ряд прямых свидетельств, что Патриарх Алексий II был против снятия монашества даже в самых, казалось бы, по-человечески сложных случаях оставления монашеских обетов. В частных разговорах Патриарх Алексий говорил о том, что снятие схимы и церковное признание брака монашествующих совершенно невозможно, а сожительство таковых может признаваться лишь в гражданском плане.

VIII. Высказывания подвижников благочестия XIX–ХХ веков

Из писем преп. Амвросия Оптинского

Письмо № 331. Ушедшая из монастыря уподобляется Иуде предателю:

«Чадце мое, неблагодарное и неразумное. Да весть малодушие твое, что никто из человек не имеет права дозволять, кому бы то ни было, оставить воспринятый им путь благочестивой жизни. Потому что воспринявшие монашество и оставившие оное, уподобляются Иуде предателю, который ни у кого не просил на это дозволения, а самоизвольно предал и сам терпит горькую участь свою во аде. У кого есть еще сколько-нибудь смысла, тот не должен решаться подражать такому жалкому и злополучному человеку, а лучше пусть потерпит временныя неудобства и временную малую скорбь, чтобы получить вечную милость Божию велику».

Письмо 344 (1876 г.):

«Пишешь, что один человек, который некоторое время жил в Киновии, а теперь оттуда вышел и снял с себя монастырское платье, сватается за девушку. И желает знать мое грешное мнение: выйти ли этой девушке за означеннаго человека или нет. Выйти-то можно, да будет ли от этого толк. В Евангелии Сам Господь глаголет, что озирающийся вспять несть управлен в Царствие Божие. И хотя бывали примеры, что люди выходили из монастыря и вступали в брак, но не было примера, чтобы такия люди бывали благополучны в своей жизни. Поэтому связывать свою судьбу с судьбою такого человека весьма неблагонадежно; и я, с своей стороны, никому не могу подать на это моего совета, так как хороших последствий и благополучия от подобнаго брака ожидать нельзя».

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин):

«Монах, и тем более иеромонах, жениться не может. И кем она становится с тобой? Блудницей, жертвой ада. Ты же по канонам, если не прекратишь своих беззаконных отношений и не успеешь покаяться в этих своих деяниях и умрешь, то вменяешься в самоубийцу и лишаешься православного погребения. Это – финал твоих нынешних дел, а что в вечности – умолчим… Поклонись Светлане, испрашивая у нее прощения, проси прощения у друзей, которые по неведению последовали за тобой, и возвратись с покаянием в свой монастырь».

«Монах, изменивший своим обетам, вменяется в самоубийцу и даже лишается христианского погребения».

«О диаконе – сократить встречи, если совершенно невозможно избегать их, и помнить о том, что ничего ни с ним, ни с кем другим у тебя быть не может… Помни, К., что даже послушница наказывается скорбями и болезнями за измену, а инокиня и монахиня лишается права отпевания по смерти, если нарушила обет».

«Вам необходимо знать, что монах, изменивший своим обетам, вменяется в самоубийцу и даже лишается христианского погребения».

Архимандрит Адриан (Кирсанов) об оставлении монашества:

«Монаху нельзя жить в миру, потому что там правит балом князь мира сего – диавол, который хочет всеми силами погубить монаха. Такому монаху обязательно надо возвращаться в монастырь для покаяния, тогда он может еще спастись, если же он останется в миру, да еще будет и женатым, то может погибнуть. Потому что монах, ушедший в мир, называется самоубийцей и приравнивается к самоубийце. Такому не будет уже оправдания и поэтому над ним даже не совершается отпевания».

Имеются ли какие-либо церковно-канонические основания для снятия монашеской схимы?

Если принять во внимание единое учение Церкви о характере монашеского образа, изложенное в канонах, ответ на вопрос о возможности снятия монашеской схимы может быть только отрицательным. Вот что пишет греческий канонист Панайотакос, всесторонне изучавший эту тему:

«Ни при каких обстоятельствах монаху нельзя освободить себя либо быть освобожденным канонически и законно от условий, которые следуют из произнесения монашеских обетов. Любая попытка монаха сделать это остается законно и канонически невыполнимой»^[3].

Хотя на практике и даже в церковном законодательстве в двух Поместных Церквах – Русской и Кипрской – предусматривается возможность снятия монашества. Но абсолютно никакого богословского или канонического обоснования на подобное действие найти не удается.

Какие на протяжении церковной истории признавались пути покаяния для лиц, оставивших монашество?

Начиная со святителя Василия Великого, а за ним и всеми известными нам святыми отцами и подвижниками благочестия единодушно признается единственно возможный плод покаяния для человека, самовольного оставившего монашество, – его возвращение к монашеской жизни.

Современные ученые-канонисты также утверждают, что поскольку монашеский постриг неизменен, то является обязательным хотя бы даже и в конце жизни возвращение монаха в ряды монашеской братии. Возможным также признается вступление монаха в другой монастырь. Право обращения по этому вопросу имеют как власти монастыря, так и сам монах, просящий о своем возвращении в монастырь.

Конечно, если такой плод покаяния не принесен по не зависящим от монаха обстоятельствам, вопрос о снисхождении (скажем, в случае вопроса о причащении) в конце концов решает духовник.

Имеются ли какие-либо церковно-каноническое основания для признания церковного брака лиц, ранее постриженных в монашество?

По 6 правилу Василия Великого и 44 правилу Трулльского Собора вступление в супружество после обета девства не почиталось браком, а блудом и даже прелюбодейством, за что отлучали от причащения Св. Таинств, а в случае упорства – от Церкви.

Свт. Василий Великий:

«Любодеяния посвященных Богу да не обращаются в брак, но всячески да расторгается их совокупление. Ибо сие и для утверждения Церкви полезно, и еретикам не даст случая укоряти нас, аки бы привлекаем к себе попущением греха».

Главное в этом правиле, комментирует еп. Никодим (Милаш), то, что любодеяние никак не может стать законным браком.

Свт. Иоанн Златоуст:

«Невозможно вступить в брак потому, что Жених ее (Иисус Христос) всегда живет».

Святитель Иоанн Златоуст сравнивает монаха, изменившего своим обетам, с воином из царского войска, который трусливо убегает с поля боя. Такое поведение называется дезертирством и подлежит наказанию. Святитель уподобляет монашество духовному браку, который заключает душа человека с Богом, и делает вывод, что если в обществе человеческом супружеская измена называется прелюбодеянием, то тем более измена Богу, которая должна наказываться строже, так как Бог гораздо выше людей:

«Законное дело – брак, но тебе уже невозможно соблюсти законность брака: потому что кто, сочетавшись с Небесным Женихом, оставляет Его и сочетается с женой, тот совершает прелюбодеяние, хотя бы тысячу раз ты называл это браком; а вернее сказать, это хуже и прелюбодеяния настолько, насколько Бог превосходнее людей… Что ты удивляешься, если брак осуждается как прелюбодеяние, когда через него отвергается Бог?»

Практика допущения ко Св. Причастию для лиц, оставивших монашество

Правило 44 VI Вселенского Собора, разрешающего после определенной епископом епитимии приступать ко причащению Святых Христовых Таин, говорит о тех монахах, которые уже оставили свой грех, а не о тех, которые продолжают грешить.

Святитель Киприан в послании к Высоцкому игумену Афанасию пишет о тех, кто из монастыря тайно и кроме благословения выходит, что таковых недостойно ни допускать к священнослужению, ни причащать.

Отношение братии к монаху, изменившему своим обетам

Об отношении к таковым монахам до их покаяния говорит и правило св. Никифора Исповедника, канон 24:

«Не должно заходить в дом того монаха, который сбросил с себя монашеские одежды и не исправляется, и не должно его приветствовать».

Правило 14. «На каждого, принятого в братство и потом нарушающего произнесенный обет, надобно смотреть как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согласия своего. Аще же, сказано, согрешит кто Богу, кто помолится о нем? (1 Цар. 2, 25) Посвятивший себя Богу и потом бежавший к другому роду жизни стал святотатцем, потому что сам себя похитил и присвоил себе Божие приношение. Таким справедливо не отворять уже дверей братства, если бы даже только мимоходом пришли они и попросили крова. Ибо ясно правило Апостольское, которое повелевает нам удалять всякого безчинного человека и не присоединяться ему, да посрамится» (2 Сол. 3, 14).

Правило 25. «Отложившаго святый образ (монашеский) и неисправляющагося не следует принимать под кров или приветливо встречать его (говорить ему: «Радуйся»).

Вопрос о выходе из монастыря и монашества имеет еще один аспект: ответственность за это настоятеля монастыря (игумена). Правило это весьма строгое:

«Если какой-нибудь настоятель монастыря подчиненных себе монахов отбегающих не взыщет с великим тщанием или нашедши не восприимет и не потрудится приличным и недугу соответствующим врачеством восстановить и укрепить падшего, – такового святой Собор определил подвергать отлучению от Таинств. Ибо если имеющий в смотрении бессловесных животных, вознерадев о стаде, не оставляется без наказания, то принявший пастырское начальство над паствою Христовою и своим нерадением и леностью расточающий спасение их, как не подвергнется наказанию за свою дерзость?»

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

«В Русской Церкви монаху позволяется оставление монашеского образа, возвращение в мир и вступление в брак. Соответствующие постановления содержатся в статье 36 Устава Духовных (Епископских) консисторий от 1883 года и в параграфе 349 девятого тома гражданских законов России (изд.1886). До апреля 1823 года и в России имел силу общий канонический акт, что ни один монах не может свергнуть с себя монашеский образ и затем вступить в брак. Однако в том же году архимандрит Иоасаф (Левединский), игумен одного монастыря Екатеринославской епархии, просил Священный Правящий Синод позволить ему выйти из монашеского образа (I полное юридическое собрание, № 29.413). После долгих совещаний в Синоде и в государственном совете прошение архим. Иоасафа было удовлетворено и были изданы вышеупомянутые постановления. Решается этот вопрос следующим образом: во-первых, игумен обители старается отвратить монаха от намерения снять с себя монашеский образ. Если старания игумена останутся без результата, продолжает те же попытки клирик, назначенный для этого епископом, затем епископский совет. Эти попытки продолжаются в течение 6 месяцев, если за это время действия, предпринятые для отвращения отступившего (от своих обетов) монаха от его намерения не приведут к успеху, епископский совет позволяет ему выход из монашеского образа, а вместе с тем и из клира (см. “Правила” I. 446-450 и500-501). Снявший с себя монашеский образ имеет право вступить в брак. Такая практика и обычай существуют в Русской Церкви уже 80 лет. Мы обратились к лучшим канонистам России с просьбой разъяснить, каким образом эта практика Русской Церкви совместима с основополагающими учениями Восточной Церкви по этому вопросу. Из полученных ответов явствует, что они не в силах дать разумное обоснование этой практике».

«Церковное право Восточной Православной Церкви», Мелетий Апостолопулус. Афины, 1906 г.

Известна трагическая судьба архимандрита Феодора (Бухарева), который в 1863 году добровольно снял монашество и женился. Бухарев по снятии сана приехал в Петербург с супругой. Один из студентов Петербургской Духовной академии обратился к нему: «Спасибо вам, что вы пробили брешь и облегчили выход из монашества». Бухарев помолчал с минуту и потом грустно сказал: «Как печально мне, что даже студенты Духовной академии так понимают мой шаг; я не только бы не облегчил, я бы еще затруднил выход из монашества».

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Каноническое законодательство Элладской Церкви
о случаях, связанных с оставлением монашества

Монашеский чин и святой обет пожизненного подвига в монастыре (votum stabilitatis loci).

Человек, ставший монахом, тотчас же после завершения особой службы, определенной для совершения монашеского пострига, автоматически как физическое лицо переходит в чин, имеющий особое каноническое обоснование.

Этот чин является окончательным и вечным, сопутствует всю жизнь человеку, ставшему монахом.

Человек, однажды ставший монахом, принадлежит пожизненно монашескому чину, вступив по собственному желанию, бесповоротно и необратимо, на путь служения Богу.

Только Бог по Своему неисповедимому произволению может освободить монаха от его обязанностей, которые он клятвенно взялся исполнять, произнеся монашеские обеты. Поскольку произволение Божие неизвестно человекам, монах, живя в этом мире, принадлежит служению Богу до того часа, когда он будет призван пред лице Его и оставит этот мир окончательно. То есть до самой своей смерти.

Следовательно, человек, ставший монахом, «считается умершим для жизни»^[4]. И это невозможно изменить или отменить.

Этот чин является постоянным и неизменяемым, его невозможно отменить или отнять.

Добровольное и самовольное отречение от полученного через соглашение с Богом монашеского звания со стороны монаха абсолютно запрещено.

Церковь, закрепляющая необратимость монашеского исповедания и неизменность монашеского чина, строго запрещает возвращение монаха в мир под каким бы то ни было предлогом. Она строго повелевает, что вступившему канонически в монашескую жизнь «подобает оставаться там, где он отвергнулся себя, в терпении и оттуда не уходить»^[5].

Действующее в Греции право законодательно предусматривает принятие тех же мер, что и право церковное. По решению Епископального Суда на убежавшего монаха накладывается наказание физического ограничения сроком до трех лет, и это решение приводится в действие при содействии местной полиции^[6].

Ни при каких обстоятельствах монаху нельзя освободить себя либо быть освобожденным канонически и законно от условий, которые следуют из произнесения монашеских обетов. Любая попытка монаха сделать это остается законно и канонически невыполнимой^[7].

Добровольное отречение от монашеского звания самим монахом или простое снятие монашеской схимы через решение государственной, церковной или монастырской власти запрещено как совершенно невозможное.

Церковь, принявшая и законодательно закрепившая церковной практикой необратимость монашеского исповедания и неизменность монашеского чина, никогда не подразумевала, что кто-то может выразить какое-либо несогласие с этим положением^[8] при полном отсутствии каких-либо канонических постановлений, дающих возможность оставления монашества^[9].

Что касается наказания в виде изгнания из монастыря, законодательно принятого в монашеском уставе издревле^[10] и впоследствии включенного в типиконы монастырей^[11], действующего при любом законно предусмотренном поводе и направленного против всякого монаха, оказавшегося недостойным своего призвания, клятвопреступника, вредоносного члена монашеской братии, то даже в случае наложения данного наказания неизменность монашеского чина сохраняется, то есть он остается монахом и речи о снятии схимы идти не может.

Однако, уподобляясь по духу государственному законодателю и ради упрочения монастырской дисциплины настаивая на применении меры наказания в виде изгнания из монастыря^[12], Церковь применяет это с большей осторожностью и только в том случае, если после первого и второго увещевания окажется, что всевозможные советы и настоятельные требования, обращенные к монаху, отступившему от своего предназначения и от обетов, принятых им при произнесении монашеского исповедания, содержание которого неизменно, никак не достигают восстановления канонического порядка^[13], поскольку он (монах) оказался непереубедимым и неисправимым^[14].

Для монаха, оказавшегося непереубедимым и неисправимым в своем отступничестве, последствия изгнания из монастыря суровы. (Имеются в виду, в том числе, действующие в греческом законодательстве ограничения в имущественных и иных правах. – Примечание составителей). По большей части данные установления касаются сферы прав собственности, ибо строгие предписания^[15], проистекающие из обета нестяжания, являются неизменными.

Однако поскольку монашеский чин неизменен по своей природе, то возможным является даже в конце жизни возвращение монаха в ряды монашеской братии, из которой он был изгнан согласно основополагающему учению Церкви о даровании прощения, также возможным является вступление монаха в другой монастырь. В первом случае право суждения об этом возлагается на монастырские власти, которые приняли решение об изгнании его из монастыря. Во втором случае право суждения возлагается на монастырские власти того монастыря, в который приходит для вступления изгнанный и оказавшийся «неприкаянным» монах.

В обоих случаях на втором этапе принятия решения выражает мнение местный епископ^[16], на третьем и последнем – Священный Синод Православной Церкви, под административным управлением которой находится монастырь. Право обращения к церковной власти имеют как власти монастыря, так и сам монах, просящий о своем возвращении в монастырь^[17].

Действующее в Греции право регулирует вопрос об изгнании из монастыря в соответствии с канонической практикой.

Оно не признает меру изгнания из монастыря в качестве канонически предусмотренного для монаха наказания, и тем самым данное право устанавливает закон об обязательном пребывании монаха в монастыре, даже согрешившего. Монах же, отклонившийся от своего служения и добровольно отказавшийся от монашеского звания и монашеского образа, подвергается наказанию до его вразумления и возвращения в монашеские ряды^[18].

Клирик любого сана, пришедший из монахов, лишившись своего сана, не может вернуться ни в один другой чин, кроме монашеского, особенно же он не может вернуться к мирянам. Любое учение, противное данному, и даже предписание общественного законодателя^[19], затрагивающее суть монашеского исповедания и основывающуюся на нем неизменность монашеского чина, является антиканоничным и незаконным и не может требовать применения на практике, поскольку оно напрямую противоречит церковным каноническим предписаниям, касающимся этого вопроса. Подобное учение не может иметь и гражданской силы в Греции, ибо оно противоречит содержанию статьи 2 Конституции, закрепляющей силу канонических предписаний Восточной Православной Церкви^[20].

Только в случае незаконного и неканонического совершения монашеского пострига, когда речь идет о ложном обретении монашеского звания^[21], может иметь место беспрепятственное каноническое оставление монашеской схимы.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

4 марта 2015 года