Признаваться в этом, конечно, стыдно. Кажется, что все вокруг поняли, приняли и достигли… И только ты живешь в состоянии как перед исповедью. Все грехи уже вспомнил, но еще не рассказал, не снял камень с души.
Книга архимандрита Саввы (Мажуко), насельника Свято-Никольского монастыря в городе Гомеле, нужна именно в такой момент. Удивительно, она почти вся от начала до конца — о смерти. Странно, но когда борешься со страхом смерти, его сложнее всего заглушать без радости жизни. Если между «прогуляться за новым платьем» и «полежать на диване без дела лицом вниз» выбираешь второе, потому что на первое нет сил. Пытаешься заговорить с кем-то про то, что мы все умрем. Вокруг пугаются: «что ты такое говоришь?», «давай сменим тему!». А тут и ребенок подходит с вопросом: «Мама, ты никогда не умрешь?». И ты торжественно врешь, что никогда, пока ты, малыш, не разрешишь. Но это будет очень-очень нескоро.
Ты задаешь тот же вопрос автору книги, которую передали со словами «вот, почитай, сразу перестанешь грустить», и автор говорит: конечно, умрешь! Мы все умрем, но наша смертность — это часть жизни. Это естественно и понятно, как вечером — ложиться спать, а по утрам — просыпаться. И мы, христиане, знаем, что с этим делать, как с этим жить, просто забыли.
Так что же делать? Считается, что ответ на этот вопрос сложный, почти как великая теорема Ферма. Ничего подобного! Нет ничего проще, понятнее и лучше, чем любовь, радость жизни. Кажется, что архимандрит Савва дает странный совет — купить апельсин, восхититься его совершенством и красотой. Золотой круг, напоминающий нимб. Разве это не волшебство — обрадоваться тому, что апельсин, такой прекрасный, лежит у тебя на столе? Или вот еще странный совет: обнять дерево. «Ну, это просто смешно», — думаешь ты, а потом тайком подходишь к пальме в коридоре. Гладишь листочек, поддаешься порыву обхватить шершавый ствол… Кто-то испуганно проходит по коридору: «Все в порядке?». — «Да, просто захотелось обнять дерево». Родственники смотрят тревожно. Ведь ты — не ребенок!
«Апельсиновые святые» — это рассказ о том, как сохранить святость и чистоту детей. Ты начинаешь присматриваться к своему трехлетнему малышу. Он уже задает вопросы про смерть и, увы, сталкивался с ней. Она не пугает, скорее, непонятна.
— Папа на небе?
— Да, на небе.
— Там? — крошечный пальчик указывает на облако.
— Примерно, просто его не видно. Но он за тобой может наблюдать оттуда.
Малыша пока удовлетворяет этот ответ. Смерть есть, но никуда не делись его радость жизни, чистота, непосредственность.
«Из-за яблони мне навстречу выбежал пятилетний Алеша, сын нашего водителя, добрый и нежный мальчик. Он увидел меня и побежал, крича во все горло: «Отец!». Дети не стесняются восклицать и восхищаться. У них еще слишком много сил жить и нерастраченная способность удивляться, особенно если они живут в любви и безопасности. Конечно же, я — отец. Меня так все зовут — «отец Савва». Но когда я услышал это имя от малыша, бросившегося обниматься, у меня оборвалось сердце», — пишет архимандрит Савва.
Архимандрит Савва (Мажуко)
И ты вспоминаешь что-то забытое из радости детства. Ребенок не занят ежечасно вопросами «я — плохой ребенок?», «что, если я не справлюсь с ролью ребенка?», «как быть, если я не успею стать хорошим ребенком и умру?». Он увлечен более важными делами — зарывается носом в морду большой мохнатой собаки (пока ты кричишь «перестань, она антисанитарная!»), захлебывается от счастья, когда кошка забирается на колени, самозабвенно ест цветок (наверное, не может удержаться, ведь он такой прекрасный).
«С детства мне нравилось обнимать деревья. Не знаю почему, но когда я вижу дерево, мне хочется прижаться к нему щекой, обнять его, погладить. Никогда не любил рвать цветы, и хотя я до сих пор не знаю, как же с ними быть, мне ближе всего и понятнее то легкое прикосновение к цветку или травинке, которое так изящно у кошек — пройти мимо цветка, слегка прикоснувшись мордочкой. Деревья и цветы — прекрасные и мудрые создания, лишенные зрения и слуха. Их глаза и уши — у нас, пастырей деревьев, пастухов цветов и растений. Мы — их дриады и наяды, это наше древнее и благородное служение, которое дает о себе знать, неожиданно просыпаясь в детях и просто хороших людях, искренне и бескорыстно восхищающихся чудом живого, многообразием и многоликостью этого прекрасного мира, сочиненного как раз нам под руку, впору нашим рукам и лицам.
Иногда мне кажется, что кошка сотворена такой «удобной» именно для человеческой руки, но и рука наша предназначена для ласки и заботы не только о людях, но и о кошках, о деревьях, о нашем славном мире, самом чудесном из сотворенных миров. Человеческие руки сделаны под деревья и кошек, деревья и кошки приходятся впору нашим рукам. И знаете что? Они ждут нашего прикосновения, нашего восхищенного взгляда, восторга и восклицания. Как дети, танцуя на утреннике, читая стихи, выступая на концерте, ждут ободряющего родительского взгляда, деревья, цветы и звери ожидают благоговейного и благословляющего касания взглядом и рукой», — пишет автор.
Читаешь и думаешь: а я-то как давно восхищалась на кухне — «яблочко!»? Ребенок прыгает вокруг пакета, который ты принесла из магазина: «Мама, апельсин, бананчик! Как вкусно», — но ты привык, что вкусно, а привыкать нельзя.
«Апельсиновые святые» напоминают, что нельзя. Удивительно, книга о смерти, а ты закрыл ее и вдруг захотел жить. Ну, хорошо, пускай не «ликовать, жить и любить», а, по крайней мере, — съесть апельсин. Вышел на улицу, улыбнулся продавцу в отделе «фрукты». Пришел домой, почистил его, в комнате запахло летом…
— Батюшка, скажите что-нибудь хорошее. Такая тоска…
— А-пель-син.
— Издеваетесь? Да?
— Отчего же? Когда мне грустно, знаете, что я делаю? Просто кладу на стол апельсин — у каждого должно быть под рукой маленькое солнце. Где-то хожу и что-то делаю — и бывает, что нет ни сил, ни радости, ни жизни — вязкий бесцветный сон, — а дома на столе лежит круглая улыбка из летнего золота — разве это не утешительное слово — а-пель-син, — разве вы можете удержать радость, глядя на этот бескорыстный вызов тоске, на это торжество жизни?».
Так бывает: ты не можешь ничего сложного. Ни на один «совет психолога от депрессии» вроде «самореализоваться», «заняться фитнесом и лепкой из глины», «разобраться в отношениях с отцом» — нет сил. Все, что ты можешь — это пойти и купить апельсин. Положить его на стол, понюхать, прижаться щекой и улыбнуться — он прекрасен! Я его съем, и его не будет, но пока он здесь, можно восхищаться, можно радоваться ему! И земная жизнь прекрасна, пусть и не бесконечна. Но мы-то знаем, что после, нам тоже будет, к кому броситься с радостным криком: «Отец!».
Анна Уткина
