5 сонетов Шекспира: оригинал и перевод.

14.

Нет, не у звезд я вырвал приговор;

И пусть я с астрономией в ладу,

Но не затем, чтобы пророчить мор,

Сулить удачу, предвещать беду.

Нет, мне не вызнать в пять минут ничьей

Судьбы, ни пальцем ткнуть в источник бед,

Ни с государем не вести речей

О предзнаменованиях планет.

Лишь по сиянью неизменных звезд,

По блеску глаз твоих мой взгляд прочтет,

Что красота и правда прянут в рост,

Когда себя ты пустишь в оборот.

      А если нет – тебя унесший рок

      И правде с красотой укажет срок.

Not from the stars do I my judgment pluck,
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive
If from thy self to store thou wouldst convert:
      Or else of thee this I prognosticate,
      Thy end is truth's and beauty's doom and date.

15.

Как погляжу, все, что стремится в рост,

В расцвете не протянет и мгновенья,

Что над огромной сценой сонмы звезд

Толкуют свои тайные веленья;

Что человек взрастает, точно куст,

Кого и освежает, и палит

Все то же небо: полон соков, чувств,

Изношен, высох, навсегда забыт…

Твоей непрочной молодости герб

Я щедрым взглялом позлатить не прочь,

Поскольку спорят Время и Ущерб,

За право ввергнуть полдень в злую ночь.

      Так повоюем! Я любовь пою:

      Все, что отхватит время - вновь привью.

When I consider every thing that grows
Holds in perfection but a little moment,
That this huge stage presenteth nought but shows
Whereon the stars in secret influence comment;
When I perceive that men as plants increase,
Cheerd and checked even by the selfsame sky,
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory:
Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay
To change your day of youth to sullied night,
      And all in war with Time for love of you,
      As he takes from you, I ingraft you new.

16.

Что не спешишь на честный бой? Восстав

На людоеда Время, ты бы смог

Сам защитить телесный свой состав

Куда надежней этих слабых строк!

С вершины дней веселых видишь ты,

Сколь многие из девственных куртин

Твои живые понесли б цветы,

Что краше всех раскрашенных картин.

Ни времени не сможет карандаш,

Ни строк моих школярское перо

Так воссоздать, как сам ты воссоздашь

Черты и душу, прелесть и добро.

      Вовне себя ты должен стать собой,

      Творя в искусстве нежном образ свой.

But wherefore do not you a mightier way
Make war upon this bloody tyrant Time,
And fortify yourself in your decay
With means more blessd than my barren rhyme?
Now stand you on the top of happy hours,
And many maiden gardens, yet unset,
With virtuous wish would bear your living flowers,
Much liker than your painted counterfeit:
So should the lines of life that life repair
Which this time's pencil or my pupil pen
Neither in inward worth nor outward fair
Can make you live yourself in eyes of men:
      To give away yourself keeps yourself still,
      And you must live drawn by your own sweet skill.

17.

Кто век спустя поверит в честность строк,

Вобравших твои лучшие черты?

Хотя и в этих строчках, видит Бог,

Скорее погребен, чем явлен, ты.

Когда б очей изобразил я свет,

Твоим дал чарам в такт стихам излиться

Потомки бы сказали: «Лжет поэт,

Небесный свет не вхож в земные лица».

Презрели б пожелтевшую тетрадь,

И так бы объяснили свысока –

Мол, пылок был старик, горазд был врать,

Растянута античная строка.

      Живи в ту пору кто из чад твоих,

      Вас было б двое: он и этот стих.

Who will believe my verse in time to come
If it were filled with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life, and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes,
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say, 'This poet lies;
Such heavenly touches ne'er touched earthly faces.'
So should my papers (yellowed with their age)
Be scorned, like old men of less truth than tongue,
And your true rights be termed a poet's rage
And stretched metre of an antique song:
      But were some child of yours alive that time,
      You should live twice, in it and in my rhyme.

18.

С веселым летом сравнивать тебя?

Но ты куда милей, куда скромней:

То ветр ворвется, майский цвет губя,

То короток срок найма летних дней.

Порой глаз неба жжется невтерпеж,

А то от глаз туманом заслонен.

Как с ярмарки – костей не соберешь:

В канаву – случай, под гору – закон.

Но лета твоего не дрогнет твердь,

На красоту не отойдут права,

Твоим добром не станет хвастать Смерть,

Пока в строке стоят мои слова.

      Покуда род людской на свет глядит,

      В них живо все, что жизнь твою живит.

Shall I compare thee to a summer's day?
Thou art more lovely and more temperate:
Rough winds do shake the darling buds of May,
And summer's lease hath all too short a date;
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimmed;
And every fair from fair sometime declines,
By chance or nature's changing course untrimmed:
But thy eternal summer shall not fade,
Nor lose possession of that fair thou ow'st,
Nor shall Death brag thou wand'rest in his shade,
When in eternal lines to time thou grow'st.
      So long as men can breathe or eyes can see,
      So long lives this, and this gives life to thee.

Новый мир