ФОМА

27 февраля — Великий пост. Какой смысл стоит за набором строгих постных правил? Возможно ли «покаяние по команде»? Чем Великий пост отличается от остальных? На эти и другие частые вопросы о посте отвечает протоиерей Павел Великанов, настоятель Пятницкого подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, главный редактор портала Богослов.ru.

Великий пост повторяется каждый год. Способствует ли такое повторение нашему изменению или, скорее, пост становится просто привычкой?

Да, Церковь, как, кстати, и природа, живет в определенном Богом ритме, жизнь в большинстве своих аспектов циклична. Мы можем не до конца понимать, почему все устроено именно так, но эти регулярные смены разных периодов жизни очень эффективно влияют на человека.

У меня есть ощущение, что вся жизнь человека похожа на движение по некой спирали. Если мы движемся по ней в правильном направлении, то, поднимаясь, возвращаясь к точке на той же вертикали, ощущаем качественную разницу, ощущаем, что спустя определенный период времени мы оказались на новой высоте. Момент, когда мы можем ощутить разницу между этими двумя высотами нашей жизни — это и есть Светлое Христово Воскресение, Пасха. Соответственно, предельное сжатие, предельная интенсивность духовной жизни предшествует и связана с периодом Великого поста.

Почему именно перед Христовым Воскресением мы постимся?

Мы верим, что ничего более грандиозного, чем Воскресение, в жизни мира, в жизни вселенной никогда не случалось. Для христиан это событие вселенского масштаба: Бог стал частью этого, сотворенного Им же самим, мира и, соединившись с этим миром, его радикальным образом изменил. И для нас естественно, что верующий человек на это событие должен как-то отозваться, с чем-то к нему прийти!

Желание быть причастным к торжеству всей вселенной — оно и вынуждает, просто «выталкивает» человека в необходимость поститься, в необходимость навести очень серьезную — настолько, насколько это возможно — ревизию в своей собственной жизни. Закрыть те нерешенные вопросы, непроговоренности, недоделки, которые у каждого из нас в обилии присутствуют в жизни и с каждым днём накапливаются. Доказать реальными поступками, что мы максимально пытаемся сделать то, что можем, чтоб измениться, — показать фундаментальность своих намерений.

В силу одного своего благорасположения мы измениться не можем. «Я хочу стать святым». Ну, так давай, начинай! «Нет, я хочу, чтоб эта святость на меня свалилась…». Но ты бы взвыл от этой святости, потому что она окажется совершенно невыносимой для тебя, невместимой в твою реальную жизнь, несочетаемой с твоими привычками и обычаями.

Есть неизбежный разрыв между тем, кем мы хотели бы быть, и тем, кем мы в настоящий момент являемся. Для преодоления этого раздвоения существуют такие периоды жизни Церкви, когда она до предела увеличивает напряженность духовной жизни, молитвы и покаяния.

Сам механизм поста работает очень эффективно! Церковь призывает нас отказаться от всего, что не является жизненно необходимым. Это касается не только рациона питания и развлечений. Христианин выходит на передовую, в наступление на главных врагов – грех и диавола. И в его экипировке не должно быть ничего лишнего.

Но от чего хотелось бы предостеречь… Мы часто можем слышать, что постническое, покаянное житие есть часть жизни любого христианина, а не только монашествующего. Но на самом деле это не совсем так. В монастырях — особый уклад жизни, соответствующий стоящим перед монашеством задачам. Устав монашеского жительства ограждает и взращивает прежде всего те добродетели, которые в миру практически недостижимы — полного послушания, нестяжания и безбрачия. Механический перенос правильных и вдохновляющих требований из монастырской среды в жизнь обычного мирянина зачастую оканчивается и духовной, и житейской катастрофой.

Поэтому каждому человеку необходимо соизмерять свои силы с реальными условиями своей жизни. Напряжение — да, должно быть, но у каждого свой предел. И в этом надо проявлять свое послушание Матери-Церкви.

Великий пост сильно отличается от всего остального года в богослужебном плане: он концентрирует внимание на покаянии. Но покаяние — обычное состояние христианина в любое время. В чем же разница?

Великий пост — это такой период в жизни человека, когда ему дается еще один шанс стать другим, и этот шанс человек волен принимать или не принимать.
Каким образом он ему дается? Тем, что создаются все условия для того, чтобы человек до предела — насколько он может — пытался поднять градус своей христианской жизни. А когда он его поднимает до предела, то ощущает, как правило, вовсе не то, что у него между лопатками начинают пробиваться нежные ангельские крылышки. Напротив, он ощущает, что в его жизни есть какие-то существенные изъяны, хронические ошибки, с которыми ему совершенно непонятно, как быть!

Ведь проблема любого человека заключается в том, что все мы видим себя своими глазами, в то время как у нашего зрения сбита фокусировка, наш прицел всегда имеет некий крен — как правило, всегда в сторону самооправдания. Мы объективно не способны себя увидеть такими, какие мы есть на самом деле! А что такое покаяние? Это всегда есть сфокусированный взгляд на самого себя перед лицом Божиим. Когда появляется фокус, ты видишь свои изъяны, и такое состояние является наиболее плодотворным и удобным для того, чтобы человек выходил на новый уровень своего общения с Богом.

В чем этот новый уровень? В том, что пропорционально стремлению человека жить по-христиански, исполнять заповеди уменьшается его надежда на самого себя и уверенность, что хватит своих сил, своей веры, своей доброты, своей праведности для того, чтобы устоять даже в том минимальном образе благочестивой жизни, которую он ведет! То есть человек умаляется. Чем тщательнее он старается жить лучше, тем яснее понимает, насколько он немощен, слаб. Именно это заставляло апостола Павла хвалиться своими немощами! Недаром он пишет: Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова (2 Кор 12:9). Это было не позерством, а свидетельством о глубине христианского смирения от реального приближения к Богу, Его святости.

Есть огромная разница между плодами, которые приносит просто умеренное мнение человека о самом себе (с точки зрения мирского человека, оно совершенно нормальное и правильное во всех отношениях!), и плодами, которые приносит ощущение человеком своей полной беспомощности. Но эту разницу можно узнать только на собственном опыте!

Однако наша беспомощность раскрывается во всей полноте только тогда, когда в сердце человека достаточно веры, чтобы перестать ощущать себя эдаким Шумахером по жизни, а лишь только слегка «подруливать», зная, что за рулем его жизни сидит Кто-то Другой.

Требуется быть очень чутким, внимательным и, когда явно надо поворачивать, не пытаться изо всех сил выкручивать руль в противоположную сторону.
Итак, смысл Великого поста в том, чтобы поставить перед человеком сфокусированное зеркало евангельских идеалов и чтобы в этом зеркале он увидел, насколько сам этим идеалам не соответствует. И, увидев свое несоответствие, не отчаяться, а наоборот, раскрыться для действия Бога, чтобы Он Сам произвел необходимые изменения.

Покаяние — личное дело каждого человека перед Богом. Разве можно до него дозреть «по команде», строго Великим постом?

Наше единство в покаянном делании проистекает из двух вещей.

Первое — это единство человеческой природы. При всех внешних различиях, при различии образа жизни, статуса, физического состояния людей у нас одна природа, мы живем по одним и тем же ее законам. Например, если нас немного прижать, то мы обязательно начнем орать. Если вам больно наступят на ногу, вне зависимости от того, какое у вас воспитание, образование, вы начнете выражать свое недовольство. Точно так же, когда Церковь «загоняет» человека в очень узкое пространство Великого поста, он должен понимать, что ему там будет несладко. А это состояние, когда тебе несладко, — прекрасная почва для покаяния, для изменения.

Это действует одинаково на всех!

И для меня это всегда было свидетельством потрясающей жизненности и ненадуманности принципов христианской жизни. Когда ты видишь, что по прохождении Великого поста, когда уже все можно, тебе вдруг ничего этого уже и не надо, и точно к такому же переживанию приходят разные люди, совершенно отличные от тебя, ты понимаешь: это работает!

Второе — это эффект соборности.

Каждый человек в любом социуме, в любой группе работает как резонатор, и когда определенное количество людей устремляется к одной точке, то неизбежно возникает общий душевный, а потом уже и духовный резонанс. Этот резонанс людей, обращенных ко Христу, и рождает то, что мы называем соборностью или кафоличностью. А кафоличность — одно из неотъемлемых сущностных определений Церкви: единство воли, чувств и переживаний тех, кто устремлен ко Христу. И это единство рождает качественно иное переживание Бога, нежели то, которое получает человек в своем личном религиозном опыте. Причем тут происходит не просто механическое сложение индивидуальных религиозных переживаний, а нечто иное. Благодаря эффекту соборности, оно получает какой-то глубинный ответ со стороны Бога. Словно бы происходит «синхронизация» объединенных верой людей с Божественным. В Церкви человек перестаёт быть самодостаточной «монадой» и становится органичной частью несоизмеримого ни с какой индивидуальной человеческой жизнью Великого и Святого Целого – Тела Христова.

Человек сам лично не может «синхронизироваться». У каждого из нас есть глубокое повреждение нашей «операционной системы», которое мы сами по себе определить не можем: ты не можешь внутри себя понять, что в тебе — «баг», ошибка в программе, а что в тебе — «программный код». Даже имея перед собой абсолютный критерий, абсолютный идеал в лице Христа, мы все равно часто путаемся и заблуждаемся в отношении того, что должное, а что не должное. У нас постоянно сбивается «прицел правильности»! Сама Церковь есть общий критерий истинности всех наших намерений: Церковь тем и сильна, что постоянно проверяет соответствие наших индивидуальных духовных траекторий общему вектору жизни Церкви. Она именно «утверждение истины» как таковой и поэтому «подтверждение» наших частных «истин». И в этом смысле покаяние имеет, помимо личного измерения, измерение соборное.

Далеко не каждый из нас готов сказать, что он — последний грешник. А Великий пост предполагает именно предельное покаяние. Не будет ли оно искусственным?

Даже если человек не чувствует, что он внутренне поврежден, что у него есть что-то неправильное, то это должно стать предметом его веры, доверия.
Хотя я с трудом могу себе представить человека, который искренне может сказать: «А у меня все нормально. Я живу по совести и абсолютно владею собой. Мне никогда не больно и не стыдно за свои поступки, мысли, ощущения». Если б такой человек в принципе был бы возможен, то Христу незачем было бы приходить.

Сила христианства в том, что мы верим во Христа как Спасителя. В Бога верят очень многие на Земле, но христианам Он открывается именно как Спаситель, как Тот, Кто прежде всего озадачен проблемой спасения человека. Не вопросом безупречного мироустройства или прославления Его как Бога, а именно — спасения человека. Для Него это — проблема номер один. И ради решения этой проблемы Он пошел на крайние меры, как бы сейчас сказали. Меры безумные с любой точки зрения. Но у тех, кто прочувствовал и понял, о чем на самом деле речь, это вызывает совершенно другие чувства… Недаром апостол Павел говорил, что Крест для эллинов и иудеев — безумие и соблазн, а для нас — Божия Премудрость и Божия сила.

Христианин отличается от верующего любой другой религии тем, что он верит в благое произволение Бога, обращенное лично к нему. Для него Бог не законодатель, который за любой проступок готов снести тебе голову. Христианин верит, что все, происходящее в его жизни, движимо исключительно желанием Бога «вытащить» его из состояния падения, весь мир перекроить, лишь бы только спасти каждого конкретного человека!

Как не спутать ощущение себя человеком грешным, немощным просто с низкой самооценкой?

Мне кажется, что это не просто не тождественные вещи, а прямо противоположные. Низкая самооценка, как правило, является оборотной стороной крайне завышенного о себе мнения. Человек хочет себя видеть гораздо лучшим, чем он есть на самом деле или даже чем он может быть. Его представление о себе самом оказывается существенно заниженным потому, что у него изначально завышены ожидания от себя. Это гордость, вывернутая наизнанку.

А смиренномудрие — это как раз честное, нелицеприятное видение себя и своих пределов. В рамках этих пределов ты можешь что-то делать, ни выше (поскольку не дерзаешь), ни ниже. Отцы пишут, что смирение никогда не падает – поскольку и так лежит ниже всего. Другими словами, «упадок духа» и разочарование в себе для смиренного человека просто немыслимы. Смирение не есть наговаривание на самого себя или приписывание себе того, чего в тебе нет. Есть мнимое смирение, когда человек надевает на себя благочестивую личину. А настоящее смирение проистекает из очень глубокого понимания своей природы. Поэтому Церковь отнюдь не стремится унизить человека. Она пытается помочь человеку увидеть себя таким, каков он есть – и дать ему крепкую руку, ухватившись за которую можно не только подняться, но и стать совершенно другим. Потому что эта рука – Христова.

Как читать Покаянный канон Андрея Критского? Неужели нужно примерять истории, в нем упоминаемые, на себя?

Христианство — это не театр: речь не идет о том, что человек должен пытаться «по Станиславскому» отождествить себя с теми грешниками, о которых он слышит, убедить себя, что он такой же, приписать себе грехи, которых не совершал.

Надо понимать, что Великий покаянный канон Андрея Критского — это высокохудожественное и глубоко аллегорическое произведение. Ведь когда мы читаем какую-нибудь красивую поэму о любви, в нашей душе находят отклик те переживания, которые поэт смог очень точно выразить языком. Так же и тут: смысл этого чтения в том, чтобы настроить свою душу на такое же переживание Бога, которым был рожден этот канон. Мы пытаемся прикоснуться к внутреннему миру человека, который совершал те или иные грехи, и, подобно ему, ощутить силу Божественного милосердия и прощения. Это одна сторона.

Другая сторона заключается, на мой взгляд, вот в чем: мы должны понимать, что у человечества есть некое единство и во грехе. Неужели лгали те святые, которые искренне каялись перед Богом в таких грехах, которых и совершить-то не могли? Они не лгали, не лицедействовали, просто перед ними открывалась во всей полноте немощь человеческой природы, ее глубинная неустойчивость: они очень хорошо понимали, что, когда человек остается наедине с самим собой, когда его оставляет Божественная благодать, он способен на любое падение!

Это есть общий покаянный плач всей Церкви о грехах, в их числе есть просто жуткие вещи, которые и произносить вслух не очень-то хочется!.. Люди грешат более или менее одинаково, скажем, стандартно. А раскрывается каждая личность уникально только тогда, когда она идет путем приближения к Богу…

Почему считается обязательным хотя бы раз на протяжении поста причаститься на литургии Преждеосвященных Даров?

Великий пост — это очень хороший инструмент и для преодоления нашего представления о причащении как о некоем бонусе, награде за правильное поведение. И чем больше видно причастников на литургии Преждеосвященных Даров, тем это больше радует душу! Потому что мы здесь наконец-таки волей-неволей сталкиваемся с пониманием Христа и причащения Тела Христова не как награды, а как лекарства, не как плоду, а как пути к покаянию.

Это не то, что завершает покаяние и после чего человек находится в полной растерянности: «А что дальше делать? Вроде бы все, что Богу надо было от меня, я сделал: достойно приготовился, причастился…» И вдруг этот ракурс изменяется, и он видит, что для него общение со Христом является не вершиной его жизни, а, наоборот, ее базисом — не верхом покаяния, а основанием! Христос – не только жизнь, но и путь к этой вечной жизни с Богом и в Боге!

Великопостное делание венчается причастием, но при этом ни пост, ни напряженность этого делания никуда не исчезают. Наоборот, все это становится составляющими сложного процесса, направленного на то, чтобы наконец-то нас сделать другими!

А когда служится вечером Литургия Преждеосвященных даров, весь твой день преломляется ожиданием Христа. Человек не ест и не пьет ничего целый день, при этом идет на работу, выполняет какие-то свои обычные, будничные обязанности, но все время помнит: «Вечером — служба, вечером я буду причащаться». И в нем рождается совсем иной подход к жизни!

Изначально Литургия совершалась именно вечером, и в этом заключен глубокий смысл.

Почему великопостные богослужения совершаются священниками в черном облачении?

Черный — цвет скорби, траура…

Черные облачения не вполне традиционны для православных храмов: у греков я почти не встречал вообще такого цвета. Черный — традиционно цвет скорби, но пост — это не траур. Это, скорее, тренировка перед главным «экзаменом» — Пасхой. Пасха — это не просто эпизод календаря. У святых отцов встречается утверждение, что Христово Воскресение — это Таинство Церкви. И каждый церковный человек знает, что это удивительный период жизни Церкви! И своего рода регулярно производимый экзамен.

Точно так же как, приступая к причастию, мы дерзаем себя экзаменовать: способна наша жизнь вместить в себя Христа или она спешит Его извергнуть из себя? Также и Пасха — максимальное погружение (настолько, насколько это вообще доступно в нашей жизни) в пучину близости к Богу, в исполненность Христом времени, пространства, нашей жизни. Поэтому Великий пост переживается не как траур, а именно как поприще, пространство для делания, для упражнения, для подготовки.

С чем это можно сравнить?

С тем, как трудятся творческие люди, которыми овладевает целиком какая-то идея, какое-то переживание: все остальное перестает существовать для них, они могут практически не есть, могут спать урывками… Зачастую именно так и появляются те шедевры, произведения искусства, которыми потом человечество восхищается на протяжении веков.

Для христианина пост — это время, когда он выкладывается до предела, пространство для максимального напряжения и реализации творческого потенциала. Точнее так: время, когда в человеке должен созреть духовный плод. Когда женщина беременна, она понимает, что начаток новой жизни, новой личности в ней — гораздо важнее многих вещей, которые в обычной жизни стоят на первом плане. Она не знает, какой родится ребенок: симпатичный, несимпатичный, умный или не очень. Но понимает, что ценность того, кого она носит в себе, первична, а все остальное вторично.

О схожем состоянии говорят песнопения Великого поста: мы должны выносить в себе духовный плод. И это пространство подвига, духовной тренировки должно исключать из жизни то, что вторично, то, что не является жизненно необходимым для достижения этой цели.

ФОМА