Определяя само существо молитвы, святитель Феофан Затворник говорит о том, что она есть «умное к Богу восхождение из сердца», «ума и сердца к Богу возношение, на славословие и благодарение Богу, и испрашивание у Него потребных благ, душевных и телесных». Молитва непрестанная, искренняя и сердечная составляет основу жизни верующего человека. Пример такого молитвенного упования можно видеть в словах псалмопевца Давида, некогда воспевшего в умилении и кротости: «Благословлю Господа на всякое время…» (Пс. 33:2), в молитве, дарованной Самим Господом, а также в смиренных прошениях святых – собеседников Божиих.

«…и утро молитва моя предварит Тя» (Пс. 87:14)

Слово о молитве

О том, как важно вдумываться и постепенно прояснять заключенный в молитвах глубинный смысл, наставляет нас святитель Феофан Затворник: «Для Вас я полагаю совершенно достаточным исполнение утром и вечером положенных в молитвенниках молитв утренних и на сон грядущим. Только старайтесь всякий раз исполнять их со всем вниманием и соответственными чувствами. Чтобы это успешнее совершать, потрудитесь в свободное время особо прочитать их все, обдумать и обчувствовать, чтобы, когда станете читать их на молитвенном правиле, Вам известны были святые помышления и чувства, содержащиеся в них. Не то значит молитва, чтобы прочитать только молитвы, но то, чтобы воспроизвести в себе содержание их и так их произносить, как бы они шли от нашего ума и из нашего сердца... Так подготовясь, когда стоите на молитве, заботьтесь удерживать ум от парения и чувство — от холодности и равнодушия, всячески напрягаясь и внимание хранить, и теплоту чувства возгнетать… Особенно по окончании молитв подольше сами помолитесь, прося прощения за невольные отбегания ума и предавая себя в руки Божии на целый день»^[1].

Молитва святителя Василия Великого:

Тя благослови́м, вы́шний Бо́же и Го́споди ми́лости, творя́щаго при́сно с на́ми вели́кая же и неизсле́дованная, сла́вная же и ужа́сная, и́хже несть числа́, пода́вшаго нам сон во упокое́ние не́мощи на́шея, и ослабле́ние трудо́в многотру́дныя пло́ти. Благодари́м Тя, я́кo не погуби́л еси́ нас со беззако́ньми на́шими, но человеколю́бствовал еси́ обы́чно, и в неча́янии лежа́щия ны воздви́гл еси́, во е́же славосло́вити держа́ву Твою́. Те́мже мо́лим безме́рную Твою́ бла́гость, просвети́ на́ша мы́сли, очеса́, и ум наш от тя́жкаго сна ле́ности возста́ви: отве́рзи на́ша уста́, и испо́лни я Твоего́ хвале́ния, я́ко да возмо́жем непоколе́блемо пе́ти же и испове́датися Тебе́, во всех, и от всех сла́вимому Бо́гу, Безнача́льному Отцу́, со Единоро́дным Твои́м Сы́ном, и Всесвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Святитель Василий Великий: «премудрости рачитель» и «поборник Троицы»

Эта обращенная ко Господу молитва из утреннего правила составлена величайшим подвижником христианской Церкви – святым IV века святителем Василием Великим, архиепископом Кесарийским.

Святитель Василий был одним из образованнейших людей своего времени. Основам светских наук его учил отец, сам преподававший риторику и философию. Повзрослев, юноша отправился за знаниями сначала в Константинополь, а затем и в Афины – столицу античной премудрости. Обладая необыкновенной остротой ума, Василий изучил, как сообщает в его Житии святитель Димитрий Ростовский, грамматику, риторику, астрономию, философию, физику, медицину и естественные науки. Однако не образ ученого мужа предстает перед нами в составленных им молитвах (из утреннего молитвенного правила, ко Святому Причащению) и чине Божественной литургии, названной его именем. Мы видим именно подвижника, с живой верой и покаянным сердцем собеседующего с Тем, Кого он именует «Безначальным и Присносущным Светом», постигая таким образом вечную и неизменную природу Бога.

По своему настроению молитвы святителя Василия немногим отличаются от тех молитв утреннего правила, что были написаны преподобным Макарием Великим (первые четыре утренние молитвы). В них также слышится моление Господа о прощении и просьба не презреть на возносимое недостойными устами славословие Ему, прошение восставить от сна и лености и взывание о помощи в течение всего предстоящего дня. Это связано с тем, что будущий иерарх Кесарийской Церкви оказался причастником аскетической традиции древнего монашества. Житие святителя рассказывает о том, что, не напитав своего пытливого ума светской мудростью, он решил отправиться в те земли, где жили христианские подвижники. Прежде всего, он отправился в Египет, где процветала монашеская жизнь. Совершая и собственные постнические подвиги, молодой человек наблюдал за жизнью знаменитых своих современников-подвижников: «Пахомия, жившего в Фиваиде, Макария старшего и Макария Александрийского, Пафнутия, Павла и других. Из Египта Василий отправился в Палестину, Сирию и Месопотамию, чтобы обозреть святые места и ознакомиться с жизнью тамошних подвижников»^[2].

Позднее, став сначала диаконом, потом пресвитером, а затем и архиепископом в родной Кесарии, он продолжал вести ту же подвижническую жизнь, какой научился, путешествуя в молодости по местам, освященным трудами святых пустынников.

Именно поэтому, прочитывая слова, когда-то произнесенные устами величайшего святителя, навсегда сохранившего в душе смирение и преданность воле Божией, мы оказываемся причастны тому удивительному молитвенному настроению, в котором пребывал сам Кесарийский предстоятель.

Святитель Василий Великий. Мозаика Софийского собора в Киеве

Тя благослови́м, вы́шний Бо́же и Го́споди ми́лости, творя́щаго при́сно с на́ми вели́кая же и неизсле́дованная, сла́вная же и ужа́сная, и́хже несть числа́

При первом прочтении этой молитвы можно обратить внимание на то, что ее прошения словно бы вплетены в славословие, приносимое Богу: «Тя благослови́м… Благодари́м тя…». И можно видеть, как благ и милосерден Господь – Его святитель называет «творя́щим при́сно с на́ми вели́кая же и неизсле́дованная, сла́вная же и ужа́сная, и́хже несть числа́», то есть всегда (слав. при́сно) в неисчислимом множестве являющим для нас дела великие и непостижимые, славные и достойные изумления. Вначале может показаться, что слова «неизсле́дованная» и «ужа́сная» имеют некий отрицательный оттенок. Действительно, в русском языке первое говорит о чем-то таком, что «не изучено, не освоено»^[3], другое называет нечто «вызывающее ужас, очень страшное»^[4]. Однако в языке церковнославянском эти слова, напротив, лучше, чем какие-либо другие, передают непостижимость Бога. Об этой-то непостижимости и говорит святитель Василий. Удивительно, насколько то, как он размышляет о Боге, совпадает со сказанным святителем Феофаном Затворником: «В Боге же все непостижимо – и естество Божие, и Триипостасность, и свойства Божества, и Его действия. Первая здравая мысль ума о Боге есть сознание Его всесторонней непостижимости, при непоколебимом убеждении в Его бытии, всесовершенстве и вседействии вообще в тварях и наипаче в человеке. Последнего он не может не исповедать, но как все это есть в Боге и в каких очертаниях, – постигнуть не силен. Постижение непостижимости во всем, даже исповедуемом о Боге, есть возвышеннейший акт ума, есть верное выражение его смиренного и благоговейного поклонения Богу»^[5].

Тя благослови́м, вы́шний Бо́же и Го́споди ми́лости, <…> пода́вшаго нам сон во упокое́ние не́мощи на́шея, и ослабле́ние трудо́в многотру́дныя пло́ти

Пример такого благоговейного поклонения Творцу и Создателю и подает нам святитель Василий в этой молитве. Она прославляет Бога за то, что Он подал нам сон, зная, что мы, имея несовершенную природу – телесные немощи, – нуждаемся в отдыхе, в облегчении (слав. ослабле́ние) тяжести трудов, которые мы несем в течение дня: покой ночного сна, от которого мы сейчас восстали, поддерживает наше тело, тогда как ему Самим Богом заповедано нести требующие больших усилий труды: В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят (Быт. 3:19). Таков был завет Божий Адаму, а в лице его и всему человечеству. Размышляя над этим библейским стихом, святитель Иоанн Златоуст отмечает: «Я, говорит, вводя тебя в этот мир, хотел, чтобы ты жил без скорби, без труда, без забот, без печалей, чтобы ты был в довольстве и благоденствии и не подлежал телесным нуждам, но был чужд всего этого и пользовался совершенною свободою. Но так как тебе не была полезна такая свобода, то Я и прокляну землю так, что она впредь уже не будет, как прежде, давать плодов без посева и возделания, а только при большом труде, усилии и заботах; подвергну тебя постоянным скорбям и печалям, заставлю все делать с изнурительным напряжением, чтобы эти мучительные труды были для тебя всегдашним вразумлением вести себя скромно и знать свою природу»^[6].

В такое сознание нашего несовершенства и греховности и помогает нам прийти молитва святителя Василия Великого.

Благодари́м Тя, я́кo не погуби́л еси́ нас со беззако́ньми на́шими, но человеколю́бствовал еси́ обы́чно, и в неча́янии лежа́щия ны воздви́гл еси́, во е́же славосло́вити держа́ву Твою́

Вслед за словами о многих трудах, которые нам надлежит нести, подвижник, снова благодарит Бога, именно за то, что Он, зная о наших беззакониях, не погубил нас, но, как и всегда, по Своему обыкновению, явил человеку величайшую любовь: нас, находящихся «в неча́янии», то есть не готовых услышать зов Господа, не покарал, но воздвиг, то есть помог встать ото сна. И потому мы можем обратиться к милосердному Богу с молитвой, чтобы (слав. во е́же) прославить силу, могущество (слав. держа́ва) Его.

Притча о десяти девах

Здесь нам могут вспомниться евангельские образы пяти дев, утомленных сном, которые, заслышав весть о приближающемся Женихе и проснувшись, только тогда поняли, что они не готовы встретить Его (Мф. 25:1-13). Этот же образ сна Господь использует и в другом месте Своей проповеди, когда говорит о необходимости бодрствовать, чтобы вор, воспользовавшись беспечностью хозяина дома, не нанес ему вреда (Мф. 24:42-43). Так Господь изображает кончину времен, говорит о Втором славном Своем Пришествии. Рассуждение об этом можно найти в беседах святителя Иоанна Златоуста, поясняющего, почему именно так прикровенно Господь обращается к Своим ученикам: «Не говорит им о том часе, когда Он придет, для того, чтобы они бодрствовали и всегда были готовы. Желая же, чтобы они всегда были озабочены встречей с Ним и всегда добродетельны, сказал им, что придет тогда, когда не ожидают Его. Смысл слов Его таков: если бы люди знали, когда они умрут, то без сомнения позаботились бы об этом часе.

Итак, для того, чтобы не заботились об одном только дне смерти, Христос не означает ни дня общей кончины, ни дня смерти каждого, желая, чтобы люди всегда ожидали этого дня, – чтобы он был предметом непрестанной заботы. Поэтому и конец жизни каждого оставил в неизвестности»^[7].

Действительно, по мысли святых отцов, сон – это некое подобие смерти. Так говорит, например, преподобный Иоанн Лествичник: «Сон есть некоторое свойство природы, образ смерти, бездействие чувств»^[8]. И в словах молитвы мы свидетельствуем о том же: о том, что теперь по Своему человеколюбию, нас, пребывающих в расслабленности и беспечности, Господь пробуждает, подавая еще время для трудов и покаяния.

Те́мже мо́лим безме́рную Твою́ бла́гость, просвети́ на́ша мы́сли, очеса́, и ум наш от тя́жкаго сна ле́ности возста́ви, отве́рзи на́ша уста́, и испо́лни я Твоего́ хвале́ния

Потому (слав. те́мже), сознавая это, вслед за древним подвижником мы с мольбой обращаемся к Богу, понимая, насколько безмерна Его милость к нам. В этой молитве мы просим Его просветить наши мысли и чувства. При этом речь идет не только о зрении, но и обо всех чувствах вообще. Подтверждением тому являются слова святых. Так, сам святитель Василий Великий в одном из поучений сравнивает глаза с бестелесными руками, которыми душа ощущает находящееся на расстоянии^[9]. Оно может быть добрым, но может быть и злым, а потому мы призваны избегать созерцания того, что послужит нам соблазном. Святой же Иоанн Лествичник призывает: «Всеми силами будем убегать, чтобы не видеть, не слышать о том плоде, которого мы обещались никогда не вкушать»^[10].

Просим мы и оживить наш ум, восстановить его после «бездействия чувств», в котором мы пребывали во сне.

Вместе с тем, можно говорить и о том, что прошение о просвещении очей и бодрости ума неслучайно мыслится святителем Василием как единое. В своей беседе на слова «Внемли себе» из ветхозаветной книги Второзаконие (Втор. 15:9) он пишет: «Сказано: внемли себе. Всякое живое существо от устроившего все Бога имеет в себе побуждения к охранению своего собственного состава. <…> Потому и нам обучающий нас Бог дал сию великую заповедь, <…> чтобы то, что бессловесными делается без размышления, у нас совершалось со вниманием, при непрестанном напряжении рассудка; и чтобы мы были исправными хранителями данных нам от Бога побуждений, бегая греха, как бессловесные избегают ядовитого в снедях, и гонясь за правдою, как и они отыскивают в траве питательное. Поэтому внемли себе, чтобы мог ты различать вредное от спасительного. Но поскольку внимать можешь двояко: или телесными очами всматриваться в предметы видимые, или умною силою души погружаться в созерцание бестелесного, то, если скажем, что заповедь сия ограничивается действием очей, тотчас обличим ее невозможность. <…> Потому остается разуметь заповедь сию об умственном действовании. Итак, внемли себе, то есть осмотри себя со всех сторон; для охранения себя содержи неусыпным душевное око. <…> Поэтому смотри, не окажись худшим бессловесных в охранении себя самого и, запутавшись в сетях, не сделайся добычею диавола, будучи жив уловлен от него в свою его волю (2 Тим. 2:26)»^[11].

Такое чуткое бодрствование и оживление совершается, когда милостью Божией размыкаются наши уста и наполняются хвалой, обращенной ко Господу. Удивительно, что у Самого Бога мы просим дать нам возможность воспевать Его: «испо́лни я (то есть и́х, уста́, здесь употреблена краткая форма лично-указательного местоимения они́ в винительном падеже) Твоего́ хвале́ния».

Почему так происходит и для чего Богу нужно наше славословие? Святые отцы говорят нам о том, что оно нужно не Богу, а нам самим: «Божество ни в чем не нуждается. Итак, для чего же Он желает, чтобы мы восхваляли и прославляли Его? Для того чтобы чрез это сделать теплее нашу любовь к Нему. Не требует Он от нас ни служения, ни прославления, ничего другого; Он желает одного – спасения нашего, и все делает для этого. В самом деле, славословящий и благоговеющий пред благодатью, явленной в Нем, будет внимательнее и рачительнее (к своему спасению)»^[12]. Так учит нас святитель Иоанн Златоуст.

Оживление же нашего ума происходит силою благодати Божией. У святого праведного Иоанна Кронштадтского можно найти такие слова: «Что значит тяжкий сон лености и окамененное нечувствие сердца во время молитвы или при составлении проповеди, при преподавании Закона Божия? Значит оставление нас благодатью Божией, по премудрым и благим намерениям Божиим, для укрепления нашего сердца к свободным собственным духовным деланиям. Иногда благодать носит нас как детей или водит и поддерживает нас как бы за руку, тогда полдела нам делать дела добродетели, а иногда оставляет нас одних нашей немощи, чтобы мы не ленились, а трудились и духом заслуживали дарование благодати: вот в это-то время мы должны, как свободные существа, добровольно показать свое исправление и свое усердие к Богу. Роптать на Бога, на лишение нас благодати было бы безумие, ибо Господь, когда хочет, тогда и берет благодать Свою от нас, падших и недостойных. Надо в это время научиться терпению и благословлять Господа: Господь дал благодать Свою, Господь и взял; как угодно было Господу, так и сделалось; да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1:21)»^[13].

Сам святитель Василий также обстоятельно рассуждает о хвале, должной быть возносимой нами Богу. При этом он, как прежде говорил о духовных очах, так теперь упоминает о духовных устах, то есть указует, какой должна быть сокровенная жизнь человека. Пример такой жизни, основанной на непрестанном славословии Создателя, нам являет пророк и псалмопевец Давид: Выну хвала Его во устех моих. Пророк по-видимому обещает нечто невозможное. Как может хвала Божия быть непрестанно во устах человека? Когда разговаривает он в обыкновенной и житейской беседе, в устах его нет Божией хвалы. Когда спит, хранит он совершенное молчание. Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечаем, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть хлеб сшедый с небесе (Ин. 6:58). О сих-то устах и говорит Пророк: Уста моя отверзох и привлекох дух (Пс. 118, 131). Сии-то уста и Господь советует иметь расширенными для обильного приятия брашен истины. Ибо сказано: Разшири уста твоя, и исполню я (Пс. 80, 11).

«Посему мысль о Боге, однажды напечатленная и как бы печатью утвержденная во владычественной силе души, может быть названа хвалою Божиею, которая выну пребывает в душе; и тщательный, по увещанию Апостола, может давать все во славу Божию, так что всякое действие, всякое слово, всякое умственное упражнение получает силу хвалы, ибо аще яст, аще ли пиет праведник, вся во славу Божию творит (ср.: 1 Кор. 10:31). У такого и во время сна сердце бодрствует, как сказано в Песни Песней: Аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. 5:2), ибо мечтания сна очень часто бывают отголосками мыслей, занимавших днем»^[14].

Я́ко да возмо́жем непоколе́блемо пе́ти же и испове́датися Тебе́, во всех, и от всех сла́вимому Бо́гу, Безнача́льному Отцу́, со Единоро́дным Твои́м Сы́ном, и Всесвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пока же наш дух еще не силен хранить такую постоянную память о Боге, святитель Василий просит о ней в словах своей молитвы. Вместе с тем хвала наша приносится Господу с особой целью: «я́ко да возмо́жем непоколе́блемо пе́ти же и испове́датися Тебе́». Здесь для выражения обстоятельства цели употреблена особая церковнославянская конструкция, состоящая из частицы да и смыслового глагола в форме настоящего или простого будущего времени, в данном случае эта частица получает значение союза «чтобы». Итак, мы просим о том, чтобы в непрестанном славословии иметь возможность непоколебимо, неотступно, воспевать и торжественно прославлять Бога, исповедовать свою веру в Него, славимого во всех творениях и от всех созданий Его.

Завершает свою молитву святитель Василий исповеданием Бога-Троицы, именуя Безнача́льного Отца́, Единоро́дного Сы́на и Всесвято́го, Благо́го и Животворя́щего Ду́ха. Известно, как много сделал святитель Василий Великий для сохранения чистоты истинного православия вместе с другими богословами, которых Церковь стала именовать за величие их подвига Великими каппадокийцами. Они, обличая последователя лжеучителя Ария Евномия, оказались победителями едва не разрушившей церковного единства ереси арианства, неправедно учившей об Иисусе Христе. В своих творениях отстаивал святитель Василий и божественное достоинство Святого Духа, обличая ложное исповедание еретика Савелия. Поэтому-то, как можно полагать, молитва святого оканчивается краткими, но такими важными словами, свидетельствующими о непреходящем значении сказанного: «сейчас и всегда и в бесконечные веки». Истинно так (слав. «ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь»).

Святительства одеждами украшен, радуяся проповедал еси Евангелие Царствия, Василие, православия Церкви источив учение

Обращаясь к Богу с молитвой, по слову одного из прошений на Литургии, «едиными усты и единым сердцем», мы исповедуем свою причастность единой Церкви – Телу Христову. Первой молитве научил нас Сам Господь Иисус Христос, другие молитвословия постепенно появились в ходе церковной истории, будучи прежде впервые произнесены истинными Божиими угодниками, ставшими для других верующих учителями и примером в молитвенном и духовном подвиге.

Можно обратиться к словам святого Патриарха Тихона, сказанным о них: «К именам многих св. подвижников (Антония, Евфимия, Феодосия, Иоанникия, Арсения и др.) Церковь присоединяет название “великий”. Хотя в гражданской истории об этих “великих” людях и не упоминается, однако название это дано им Церковью по праву. Главное величие человека заключается в силе его духа, и такое величие и проявляли в себе подвижники. Это – люди, которые избирают себе единую цель жизни, единый путь – Христа. Все свои стремления, помыслы и деяния они направляют к тому, чтобы приготовить своего внутреннего человека ко вселению в него Христа. Снедаемые желанием Божественного, распаляемые стремлением к истинному свету и вечной жизни, они оставляют все, что может задерживать их на избранном пути. Чтобы жизнь их не проникалась суетою, удаляющею от Христа, чтобы предметы земные не овладели их сердцем, они оставляют шумный свет и удаляются в пустыню. Но так как “от себя никуда не уйдешь”, и, следовательно, и в пустыне у человека могут из сердца исходить “помышления злая”, то подвижники ведут упорную и ожесточенную брань с нечистыми помыслами и распинают плоть свою со страстями и похотями. В этой борьбе ветхий, плотской человек, тлеющий в похотях прелестных, умирает и в них обновляется новый духовный, созданный по образу Божию. Жизнь их теперь всецело управляется духом. Всякое слово их, всякий взгляд, каждое действие, мысли, чувство — все это проникнуто духом, который все земное преобразует в духовное во Христе и приносит обильный плод духовный: “любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание” (Гал. 5:22-23).

Такова внутренняя сторона жизни св. подвижников»^[15].

Такой жизни научают они и нас, оставив в назидание нам свои творения и молитвы, призывающие в смирении и покаянии сердечном прославить милосердие и долготерпение Божие. Восстав от сна, в продолжение дня и отходя ко сну, духовными очами мы должны стремиться к видению Бога, духовными устами – своими добрыми мыслями и делами – воздавать Ему хвалу, и тем с усердием и радостью приближать желаемое: «Óтче на́ш, и́же еси́ на небесе́х, да святи́тся И́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́».