Об одном необыкновенном переводе известной сказки

Люди могут ощутить себя великанами, посаженными в клетку для карликов, и тогда им невыносимо жить. Эту клетку разбивает только Бог. «Властелин колец» – одно из орудий Господа, чтобы разбить ненастоящую жизнь человека.

Чудовища должны быть вне героя и не гнездиться внутри его. И тогда он придёт к победе. Об этом – великие сказки.

«Властелин колец» я прочел давно и в разных переводах, а в 2003 г. купил на книжном рынке великолепные черные книги с золотой надписью «Властелин колец» (перевод М. Каменкович). Тогда не знал даже, что речь идет о девушке, причём девушке необычной – влюблённой в сказки.
В те далекие времена интернет в моем городе найти можно было только в университетской библиотеке, а не англоязычных сайтов было так мало, что отыскать информацию о Каменкович не представлялось возможным. А когда я узнал о ней, её уже не было на земле. И я не смог поблагодарить её за то, что она для меня сделала своим трудом.

Перевод Каменкович я читал в тяжелую для себя минуту. И с удивлением обнаружил в книге совершенно редкую вещь – подстрочный комментарий переводчицы к культурологическим и богословским реалиям Толкина. То, что за сказочником стоит колоссальный пласт культуры, древности, мифологии, было совершенно ясно. Но я не мог тогда подумать, что Толкин – удивительный богослов, причём богослов православный, несмотря на принадлежность к Католической Церкви.

Я вообще не думал тогда о богословах, хотя, будучи поэтом, даже не ходя в храм, интуитивно знал, что полнота истины содержится в апостольском православии, а всё остальное, что только людьми сказано, сделано и написано, причастно к истине настолько, насколько соотнесено с Богом и Его полнотой понимания в православии.
Позднее это же восприятие я нашел у святых поздней античности – Григория Богослова, Василия Великого и Иустина Философа, сказавшего о мировом наследии вне Церкви: «Всё, что добро, то наше».

Не удивляйтесь, что я знал эту истину ещё до того, как открыл для себя отцов Церкви.
Ведь познание мира происходит от реальности, и потому учёные, исследующие хоть имперфект, хоть парадокс электрона, приходят к одинаковым выводам, даже если ничего не знают о работе друг друга.
Максим Исповедник пишет, что логосы, по которым Бог создал мир, одинаково проявляются в духовном и физическом мире. Потому и атеист, и язычник, не зная заповедей, осознают, что хорошо и что плохо. Все понимают, что если обидеть беззащитную девушку, то за это придёт расплата.

Об этом единстве постижения истины у всех людей, язычников и христиан, пишет и апостол Павел: «…Ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую…» (Рим. 2:14–15).

E=MC2 – вненационально, вневременно, потому что относится к истине физики. Знают о нём люди или нет (а большинство не знает и теперь) – формула неизменна и по ней совершается мироздание.

Точно так и «Не убивай», «Не прелюбодействуй», «Не кради» (Исх. 20:13–15) являются не нравственными установками, не запретами, не ограничениями, а формулами в сфере духовной, в сфере жизни души. Верит человек Богу или нет, верен он Его истине или противится – блудник, вор, убийца будут нести наказание своего преступления в самих себе. И об этом наказании свидетельствуют и Достоевский, и врачи-венерологи, и полиция. Все они скажут вам: блудник, вор и убийца разрушают сами себя. И в плане земной жизни, и в плане состояния души.

Вот почему вся истина относится к Богу и православию, потому что православие – это верность взгляда на бытие целиком, как E=MC2. Оно верно открывает нам важные аспекты мира физического.

Именно в этом ключе я говорю о православии Толкина, Льюиса, Честертона, Сократа, Конфуция, Сайгё. Не знающие Бога по факту, они знали Его по созвучию с Ним своих светлых сердец, предчувствовали Его и говорили о Нём такие слова, которые были истиной просто потому, что никакой истины вне Бога нет и ощутивший истину (её грань или полноту) ощущает Бога и Его мудрость.

Так нужно понимать и Марию Каменкович, когда она пишет в комментариях: «Здесь и далее христианский подтекст ВК выявляется нами прежде всего с помощью православной традиции, хотя Толкин был католиком. Объясняется это двумя причинами: 1) внутренним созвучием Толкина некоторым православным мыслителям, которое поистине достойно удивления, так как Толкин, кажется, никогда с православием не сталкивался; 2) памятуя о том, что читателю предлагается русский перевод, представляется уместным использовать для комментария – а комментарий тоже своего рода перевод, только не слов, а имен и понятий – местную традицию представления этих понятий. Возможно, кто-нибудь отыщет примеры, где Толкин противоречит православной традиции; но нам кажется – уместнее начать со сходства».

Сказка оказывает на души исцеляющее воздействие. И воздействие это заключается в том, что человек, читающий сказку, понимает, что не в сказке, а на самом деле добрым людям нашего мира обещан счастливый конец. Здесь можно вспомнить слова Честертона, который говорил, что всегда чувствовал: наш мир похож на волшебную сказку. А христианство только утвердило его в этой мысли, в ощущении ненапрасности и чудесности мира и в том, что у сказки нашей жизни есть Великий Рассказчик. Здесь можно вспомнить слова американского классического поэта Роберта Фроста: «Итог моих исканий внешне мал – лишь твёрже стал я верить в то, что знал».

Моему знакомому молодому человеку жилось очень сложно. И однажды, на грани тяжелейшего отчаяния, он взял в руки книгу писем сказочника Джона Толкина. В одном из писем Толкин комментирует эпизод из своей сказки, где на помощь добрым персонажам летят орлы. И сказочник дальше говорит, что к погибающему человеку всегда летят орлы. А имя этих орлов – благодатная помощь Божия. И юноша, прочитав эти строки, замер в удивлении и радости: он вдруг ясно ощутил, что у жизни есть смысл и значение и жить стоит дальше, потому что, несмотря ни на какие трудности, никто в мире не будет оставлен, а всякая боль ведёт каждого доброго только к радости.

Этот юноша – я, а строки об орлах я прочитал именно в комментариях Марии Каменкович.

Мария Каменкович (5 февраля 1962, Ленинград – 15 декабря 2004, Регенсбург) – критик, переводчик. Писала и стихи, сложные и малопонятные. Окончила филологический факультет Ленинградского университета со специализацией по структурной лингвистике. Любила сказки Толкина, и трудом её жизни был комментированный перевод, рассказать о котором она в своё время ездила в Лондон к Антонию Сурожскому.

О переводе Марии высоко отозвались такие мудрецы веры, как Сергей Аверинцев и Наталья Трауберг.
Последняя писала об этом так:

«Чем больше знают Толкина, тем удивительней его понимают. Для огромного множества людей он стал символом маргинальности и агрессивности, а иногда – и оккультных знаний. Одним это нравится, другим – нет, но ему уж точно не понравилось бы. Именно такие свойства его ужасали. Тем самым его ужаснули бы странные игры, переделки его текстов, a иногда – и переводы.
Наконец перед нами книга Толкина, сознательно переведенная согласно его замыслам – и филологическим и, что намного важнеe, богословским. Если читателя удивит это слово, ответ он найдет в примечаниях, а вчитавшись как следует – и в самом тексте».

Её перевод не вполне литературный, скорее академический. Подобно как если прочитать Библию в десятке переводов, а потом взять подстрочник-оригинал и посмотреть, что же там написано в древнем тексте? Таков и перевод Каменкович: для тех, кто хочет дословно узнать, что же имел в виду в своей книге профессор. Как и подстрочник Библии, такой текст будет не слишком понятен тем, кто не знает другие переводы. Потому что для чтения «Властелина колец», по сути, существует единственный несравненный перевод А. Кистяковского и В. Муравьёва, выполненный в классической  манере, восходящей к таким титанам, как С. Маршак, М. Лозинский и К. Чуковский.

Для сравнения: В. Маторина, а также Н. Григорьева с В. Грушецким сильно сократили оригинал сказки Толкина, Алина Немирова будто использует автоматический переводчик Яндекса, З. Бобырь словно не слишком понимает, о чём идёт речь.
На вариант Кистяковского и Муравьёва постоянно нападают эстеты и умники-филологи, мол, у них там жаргонизмы, но только у этой пары переводчиков получился подлинно литературный шедевр, где каждый персонаж, каждый народ Средиземья звучит в своей личной тональности, где каждая фраза предстаёт драгоценностью.

Для меня комментарии Каменкович были первым знакомством с феноменом православной мысли в её глубине, с красотой богословского взгляда на мир, совершенно незнакомой большинству людей.

– Что такое богословие? – спро́сите вы на улицах у прохожих.

И они ответят вам, что это что-то скучное, идеалистическое и не имеющее отношения к реальности.
И так они дадут блестящее определение схоластике, и будут в этом правы, потому что подлинное богословие – это узнать о том, каков мир на самом деле, то есть как для жаждущего узнать законы Вселенной и изучить физику.
Найти ответы на те вопросы, задав которые можно или найти ответ, или умереть.
Потому что такие вопросы – предельны для нашей души.

И когда в такой момент появляются ответы, расширяющие твоё восприятие до истины, задающий вопрос не может не ощутить счастья найденного ответа.

Как, допустим, действует вот такой комментарий Каменкович к «Властелину колец» на тех, кто хочет понять, напрасен или нет добрый путь и есть ли надежда:

«Внимательный читатель заметит, что ткань повествования во второй книге резко меняется по сравнению с первой. В первой книге все строилось вокруг пути Фродо и Отряда; когда же Отряд рассеялся, нитей сразу стало несколько, и они прихотливо переплелись между собой. Шиппи (с. 121) соотносит этот художественный прием со средневековым приемом ‟переплетения” (interlacement). Повествование идет не поступательно – оно то забегает вперед, то возвращается, и требуется усилие, чтобы выстроить все события в одну линию. В разговоре Гэндальфа с Теоденом (гл. 8) содержится прямой намек на ‟переплетение”: ‟Спроси у детей! Они легко извлекут нужный ответ из перепутанных нитей древних легенд”, – говорит Гэндальф. При этом, замечает Шиппи, автор держит все нити в своих руках, но герои знают об этом еще меньше, чем читатель, и, следуя за своей нитью, узора видеть не могут. Это рождает у них чувство неуверенности, сомнения, уныния. Они стоят перед трудным выбором, не зная, что все уже решено заведомо. Блуждания персонажей по Роханским степям и позже в Фангорнском лесу приводят на память ‟Сон в летнюю ночь” Шекспира, где Пак, Оберон и Титания водят героев за нос, переплетая их пути и сталкивая друг с другом. Столкновения и выборы героев определяет wyrd – ‟случай, который на самом деле не совсем случай”, но проявление Промысла (см. об этом подробнее в прим. к гл. 2 ч. 1 кн. 1). Wyrd (случай) превращается в запутанную сеть, из которой тщетно пытаются выбраться герои. Злодеи невольно творят добро, добрые начинания приводят к совершенно неожиданным результатам – одним словом, в повествование вмешиваются скрытые, но могущественные силы, действующие под прикрытием ‟случая”. Здесь правильность выбора и поступка значит во много раз больше, чем успех дела, и наоборот. Средневековая техника ‟переплетения” подразумевает, что мир – прекрасный персидский ковер с чудесным узором, где все продумано и выверено, все имеет свои причины, – а мы, ‟как муравьи, ползающие по ковру, видим только хаос красок и полное отсутствие смысла” (Шиппи, с. 122). Смысл виден только Богу – или по крайней мере тому, кто так или иначе смотрит на этот ковер извне. В случае человеческого творчества это соответственно автор и читатель. Однако творение человека неизбежно вплетается в ‟узор” Большого Божьего Творения, порождая новые линии и узоры, которые автор и читатель, в свой черед, видят лишь частично; на то и существуют комментарии, чтобы показать хотя бы часть этого ‟большого” узора, не мешая комментируемому произведению оставаться абсолютно самодостаточным».

Такие строки дают уверенность в Боге, а такая уверенность поможет пройти туда, где нас ожидает награда.

Вот и ответ на вопросы, для чего всё это нужно, для чего пишутся такие комментарии, на которые уходит вся жизнь, почему сотня спасателей в горах ищет двух неосторожных туристов, почему пожарники бросаются в огонь за котом девочки, хотя это так опасно и т. д.

Вот как пишет об этом свойстве людей Роберт Хайнлайн в фантастическом романе «Звёздный десант»:

«Так уж, наверное, устроены люди. В газетах вы могли прочитать заголовки типа ‟Двое погибли, пытаясь спасти утонувшего ребёнка”. Если человек потерялся в горах, сотни отправляются на поиски, и часто бывает, что некоторые из них гибнут сами.

Не блестящие, с точки зрения арифметики, результаты… Но как мы можем отречься от принципов гуманизма? Они пронизывают весь фольклор, все земные религии, всю литературу.
В основе нашей цивилизации лежит убеждение, что, если одному человеку нужна помощь, остальные никогда не будут высчитывать, во что эта помощь обойдётся… Слабость? Нет, это единственная сила, хранящая нас на просторах Галактики».

Человек становится человеком, когда приходит на помощь. Деньгами ли, временем, жизнью, тем трудом, который в силах выполнить только он.

Жизнь не клад, который следует прятать, а сокровище, которое нужно разделить с другими.

Любой Божий дар имеет смысл лишь для тех, кто дарит его другим.

Диккенсовский Скрудж узнал о ценности денег, лишь когда стал их дарить и давать.

Наше счастье узнаётся нами, когда Бог через нас превращает чужие жизни в праздник!

Артём Перлик


 

Теги

Опубликовано: Fri, 22/01/2021 - 17:10

Статистика

Всего просмотров 2,190

Автор(ы) материала

Популярное за 7 дней

Социальные комментарии Cackle