Среди святых отцов и учителей Церкви есть целый ряд имен, знакомых нам понаслышке или незнакомых вовсе.

13 сентября в православном календаре мелким, стандартным шрифтом вписано имя сщмч. Киприана Карфагенского, который большинству христиан известен двумя своими высказываниями: «Кому Церковь не мать – тому Бог не отец», «Без Церкви нет спасения». Думаю, что в день его памяти стоит немного расширить свои знания об этом удивительном святом и сделать некоторые выводы в отношении собственно духовной жизни.

Для начала кратко опишем его земной путь. Точная дата рождения будущего священномученика нам неизвестна, а все варианты вращаются плюс-минус вокруг 200 года. Место рождения, как и место всего его дальнейшего служения, связано с Северной Африкой, в частности, с давним конкурентом Рима – Карфагеном. Знатное происхождение Фасция Цеция Киприана (полное имя) позволило ему получить блестящее образование. Вероятнее всего, где-то в 245 году, т. е. уже в довольно зрелом возрасте, он принимает крещение. И больше всего здесь восхищает его отношение к Таинству, которого, наверное, не ощутил никто из нас – крещеных несознательно и задолго до своего, скажем так, воцерковления. Свою жизнь до приятия христианства он категорически осуждает и рисует в весьма мрачных красках: «Я находился во тьме и в глубоком ослеплении, когда, исполненный нерешительности и сомнения, я носился и блуждал», – а вот его слова после принятия таинства: «Когда возрождающие воды омыли пятна прежней моей жизни и в очищенное и оправданное сердце пролился небесный свет, когда, приняв Духа Небесного, соделался я по второму рождению новым человеком, – тогда чудным образом сомнения разрешились в уверенность; тайны начали открываться, мрак исчезать; то, что прежде казалось трудным, соделалось удобным, невозможное стало возможным». Вряд ли кто-то из нас так воодушевлялся даже после сознательного обретения веры или первого участия в таинстве Евхаристии.

Проходит буквально два-три года, и вот мы уже видим Киприана в качестве епископа Карфагена. Тот факт, что практически неофит стал во главе крупной и известной кафедры, некоторым священнослужителям не нравился, что в скором времени вылилось в повод для серьезного конфликта. Естественно, что праведности в служении владыке было не занимать.

В 249-250 годах разразилось непродолжительное, но весьма сильное гонение со стороны императора Деция. Взоры исполнителей гонения в Северной Африке, естественно, сразу обратились на главу и лидера карфагенской общины. Но в этот раз владыка Киприан, при всей его ревности, принял мудрое решение и скрылся от гонителей ради продолжения руководства вверенной ему Богом паствой. До гонения Церковь в Африке пользовалась практически полувековым затишьем, что привело к тому, что Ее членами стали люди, не имевшие крепкой веры. Когда император после неполных двух лет правления погиб в битве с готами и притеснение христиан автоматически прекратилось, то в Церкви сразу возник вопрос о том, как принимать отпавших и предавших Христа христиан, но пожелавших раскаяться и вернуться. И вот здесь недовольные владыкой Киприаном подняли свои головы. Во главе этой партии встал старейший пресвитер Карфагена Новат. Как это часто бывает, за вроде бы «благородными» порицаниями стоят низменные человеческие страсти. Новат обвинял Киприана в том, что он после продолжительного покаяния и несения епитимии принимал отпавших христиан назад в лоно Церкви. Мятежник считал, что отпавшие однажды ни при каких условиях не могут снова стать христианами. На самом же деле карфагенский владыка уже давно обличал одиозного Новата в хищении церковных денег, обмане сирот и вдов, а также жестоком обращении со своим стареньким отцом и беременной женой. Этот пресвитер уезжает в Рим и там, вместе с другим смутьяном – властолюбивым Новацианом, на основании указанных претензий, не признает законного избрания папы Корнилия и учиняет раскол. Разрешение конфликта произошло на Карфагенском соборе 251 года.

Следующий крупный спор, в котором принимал активное участие свящмуч. Киприан, возник в 254-256 годах. Эпицентром разногласий стал вопрос принятия в Церковь еретиков и раскольников. Папа Стефан I считал, что приходящих из еретических организации, даже таких крайних как маркиониты (не признававших Троицу), следует принимать через возложение рук. А вот сщмч. Киприан, довольно подробно изложивший учение о Церкви и утверждавший абсолютную безблагодатность еретических и раскольничьих сборищ, стоял на позиции, что все совершенные у них таинства недействительны, а потому бывших отступников нужно крестить.

Все споры были прерваны в результате того, что в 257 году император Валериан разжег новое гонение на христиан. Проходит еще немного времени, и в 258 году сначала папа Стефан, а потом и владыка Киприан принимают мученическую кончину.

Я не упомянул, что между гонениями Деция и Валериана было еще непродолжительное гонение со стороны императора Галла. Именно в этот период священмуч. Киприан пишет свой трактат «О смертности», на котором теперь и хотелось бы сосредоточить наше внимание.

В самом начале он говорит, что, несмотря на то что большинство христиан тверды в вере, все же находятся и такие, кто «не обнаруживают в сердце своем Божественной непобедимой силы». Думается мне, что сегодня ситуация диаметрально противоположная. Вот эта самая «непобедимая сила» должна как раз и проявляться в твердом и мужественном перенесении скорбей, несчастий и страданий. Казалось бы – очевидная мысль, которую Киприан описывает красивыми словами. Но когда я их читал, у меня невольно возникало ощущение некоторого подтекста и даже укоризны в нашу сторону. Выразить это можно примерно так: «А что вы хотели? Вы что, не знали куда идете, на что себя обрекаете? Почему мы вообще об этом говорим? Такое ощущение, что вы будто не знаете слов Христа том, что надлежит быть войнам, землетрясениям, морам и пр. Но если Господь пообещал, значит так и будет».

И вот, казалось бы, понимание неизбежности испытаний, предожидание их, просто понимание, что без них не спастись, уже само собой вносит ноту тревоги и беспокойства. Нельзя сказать, что это совсем уж плохо, это свидетельство еще живой, борющейся души, но так же это еще и признак болезни. «С прохождением мира, – пишет сщмч. Киприан, – настанет уже награда жизни, радость вечного спасения, всегдашняя безопасность и обладание раем, некогда утраченное; земное сменяется уже небесным, малое великим, временное вечным. Какое же тут место тоске и беспокойству? Кто при этом будет тревожиться и печалиться, как не тот, у кого недостает надежды и веры?».

Далее тема испытаний во время земного пути у Киприана тесно переплетается с разговором о смерти и посмертной участи. Мы часто беспокоимся даже не за самих себя, за близких и родных людей, но только в этом мире никто нам не даст никаких гарантий безопасности, а вот там, в блаженной вечности, пишет карфагенский епископ, – единственное место постоянного и прочного покоя. Данную мысль как аксиому мы должны усвоить и передать тем людям, о ком болит наше сердце. Научить детей, объяснить родителям и друзьям. Мы все время цепляется за эту жизнь, но давайте, наконец, поймем, что в ней бесконечное количество гонений на нашу душу, огромное множество стеснения для сердца, ведь нам постоянно приходится вести борьбу с диаволом, непрестанно отражать его нападки. «Ум, осаждаемый и окружаемый со всех сторон напаствующим диаволом, едва может противиться и противостать всему этому, – продолжает сщмч. Киприан и вопрошает, – и приятно же оставаться надолго здесь, среди мечей диавольских, когда, при быстро распространяющейся смерти, следовало бы тем с большею охотою и желанием спешить ко Христу?». Вот уж действительно вопрос, о котором сам, может, и не задумаешься.

Желание пожить спокойно владыка называет «язвой», которой христиане поражаются наравне с язычниками. По-хорошему вера и страх Божий должны нас сделать готовыми на все. Ни лишение материальных благ, ни беспрестанная скорбь, ни мучительная разлука с женой (мужем) и детьми, ни умирающие друзья не должны соблазнять нас, но побуждать к подвигам. Нечем будет хвалиться, коль не будет опасности, без брани не будет и победы, именно поэтому, – пишет сщмч. Киприан, – воинов Христовых не убивают, а увенчивают».

И здесь у карфагенского епископа раскрывается еще одна очень важная мысль. Он делает акцент на внутренней готовности христианина понести скорби и страдания. Может же быть и так, что человека вера наполняет бесстрашием перед лицом испытаний, но эти самые испытания так и не наступают до самой смерти. Казалось бы, к чему тогда весь этот пафос мужественного терпения? Ответа здесь два. Во-первых, не в нашей власти решать, кому какой крест возложить на плечи, может, к самому тяжелому мы реально и не были бы готовы. А во-вторых, Бог видит сердце человека и, узрев в нем готовность к подвигу, воздаст и награду за подвиг. «Иное дело – недостаток готовности к мученичеству, – уточняет сщмч. Киприан, – а иное – недостаток мученичества при готовности к нему».

Если все это мы не усвоим и не сделаем реальным в сердцах и душах наших, то молиться нам не стоит. Какой тогда смысл в словах молитвы «Отче наш», когда мы просим прийти Царство Божие, а сами к Нему не стремимся. Наше Отечество там, рядом с Богом, пишет сщмч. Киприан, и именно там нас «ждет многочисленный сонм родителей, братьев, детей, кои, не страшась уже за свою безопасность, заботятся еще и о нашем спасении. Увидеть их, обнять – о, какая это радость для них – вместе и для нас! Какое там веселие в Царстве Небесном, где нет уже страха смерти, какое высочайшее и всегдашнее блаженство при вечной жизни!».

Протоиерей Владимир Долгих