Православие.Ru

Историю праздничной службы на Пасху в концлагере Дахау мне рассказал архиепископ Клинский Лонгин, построивший на месте лагеря смерти православную часовню Воскресения Христова и близко знавший Глеба Александровича Рара, узника Дахау и участника той невероятной пасхальной службы.

Я познакомился с владыкой благодаря нашему общему духовнику, схиархимандриту Власию из Боровского монастыря, к которому он часто приезжал из Германии. Человек удивительной судьбы, он родился в семье русских эмигрантов в Финляндии, с раннего детства воспитывался в вере, часто ездил с родителями в Ново-Валаамский монастырь, основанный валаамскими старцами, бежавшими от безбожных властей из Советской России. Духовная атмосфера в доме верующих родителей и общение с валаамскими старцами, схимниками и делателями умной молитвы, которых он считал святыми наших дней, сильно повлияли на его мировоззрение. Юношей он учился у знаменитых профессоров-богословов – протоиерея Ливерия Воронова, Льва Парисского, Николая Успенского, – а его духовниками были митрополит Никодим (Ротов) и митрополит Антоний (Сурожский). Вместе с будущим Патриархом Кириллом он был иподиаконом у митрополита Никодима, после службы они часто разговаривали и размышляли о выборе жизненного пути. Выходцы из верующих семей, родители владыки Лонгина не мыслили себя без Церкви, отец Святейшего был священником, они жили в государстве воинствующего атеизма и мечтали посвятить свою жизнь служению Богу. Это связало их на всю жизнь: когда спустя много лет у владыки Лонгина умер отец, его отпевал архиепископ Выборгский Кирилл.

Первым местом служения владыки Лонгина был Покровский Патриарший храм в Хельсинки, куда он был поставлен настоятелем в 1978-м году. В то время это была единственная православная Церковь Московского Патриархата в Западной Европе, где совершались ежедневные службы и куда приходили записки и сорокоусты со всего мира. Как рассказывал мне владыка, им приходили записки не только из Европы, но и из США, и – неведомыми путями, через железный занавес – от верующих из Советского Союза.

В Германию он попал благодаря своему финскому паспорту, когда Дюссельдорфский владыка Алексий (ван дер Менсбрюгге) из-за тяжелой болезни вышел на покой. Власти ФРГ всеми силами противились приезду в страну священника из «страшного» СССР, где, по их мнению, все священники были агентами КГБ. Он прослужил в Германии всю жизнь и до самых последних дней был настоятелем ставропигиального Покровского храма в Дюссельдорфе.

В 1990-х он занимался сбором гуманитарной помощи для бывшего Советского Союза и объездил за рулем грузовика Германию вдоль и поперек. «Утром помолишься Богородице, – вспоминал владыка, – и вперед!» И Пресвятая Богородица не оставляла – они собрали около 1500 военных «КАМАЗов», груженных лекарствами, продуктами и одеждой, загрузили «гуманитаркой» несколько больших морских судов и транспортных самолетов.

Иногда помощь приходила из самых неожиданных мест. Отец его помощницы Ангелы Хойзен оказался ученым и верующим человеком, считавшим себя другом России. Во время Второй мировой войны он служил в войсках вермахта на Восточном фронте и в одном из боев тяжелораненым попал в плен. Но вместо ненависти к оккупанту русские люди вылечили его и выходили, как он сам говорил, буквально вернули с того света, и с тех пор он на всю жизнь чувствовал себя благодарным России. Его любовь ко всему русскому передалась дочери Ангеле, которая из протестантства перешла в Православие, а потом выучилась иконописи у афонского монаха-иконописца! У владыки Лонгина она была ближайшей помощницей и занималась социальным служением. Ее отец работал в Военной Академии Бундесвера и своими связями очень помог наладить доставку гуманитарной помощи в Россию.

Тогда же владыка Лонгин познакомился с известным международным журналистом и церковным историком, бывшим заключенным концлагеря Дахау Глебом Александровичем Раром. История о том, что происходило в лагере смерти и как заключенные встречали там Пасху, потрясла его до глубины души.

Один из самых страшных лагерей фашистской Германии, наверное, самое ужасное, проклятое место на земле, поначалу созданный для политических противников и врагов Гитлера. Во время Второй мировой войны сюда ссылали тех, кого нацисты не думали перевоспитывать – большинство заключенных были христиане: католики, протестанты и православные. Над ними проводили изощренные изуверские медицинские опыты и эксперименты под руководством нацистского доктора Зигмунда Раша, так «преуспевшего» в уничтожении людей, что его назначили руководить всеми концентрационными лагерями Третьего рейха. Эсесовские охранники убивали людей под любым предлогом, человека могли расстрелять и отправить в газовую камеру за любую оплошность, просто за неосторожный взгляд. Жизнь этих людей была ежедневным мученичеством и исповедничеством. Мы не можем представить, что они пережили, мы можем лишь помнить, благоговеть перед их несломленным духом и молиться.

Людей в лагере подвергали самым изощренным пыткам: подвешивали на крюках за ребра, оставляя висеть на солнце несколько часов, распинали, растягивали и ломали кости на специальных козлах, живьем снимали кожу. Человеческая кожа была ценным сырьем для немецкой промышленности, из нее изготавливали дамские сумочки и перчатки, на которых в немецком обществе была большая мода. Из трупов замученных людей варили мыло, а из костей делали удобрения – немецкая бережливость все обращала на благо Великой Германии. Жирный удушливый дым из труб крематория поднимался над лагерем днем и ночью.

Глеба Александровича Рара привезли в лагерь Дахау на товарном поезде из другого лагеря смерти – Бухенвальда. Вагоны состава были забиты умирающими больными узниками, которым не давали ни еды, ни воды. Из 5000 заключенных до места добралось чуть больше тысячи. Многих расстреляли, некоторые умерли от голода и недостатка воздуха, другие – от тифа. Его поместили в барак № 27 для тифозных больных. Ночью они слышали гул бомбардировок союзниками Мюнхена, находившегося в 30 километрах от их лагеря. Фронт быстро приближался. Несмотря на отчаянное сопротивление гитлеровцев, дни фашистской Германии были сочтены.

Заключенным запретили выходить из бараков под угрозой немедленного расстрела на месте. Вскоре стали слышны автоматные очереди, разрывы гранат и крики рядом с лагерем. А потом заключенные через окна и щели бараков увидели, как на автоматных вышках появились белые флаги.

28 апреля 1945 года в 6 часов вечера в Дахау вошли союзники. Полковник Седьмой Армии США Вальтер Феленц вспоминал:

«Через несколько сотен ярдов от главных ворот с внутренней стороны мы наткнулись на лагерное ограждение. Перед нами за колючей проволокой, находящейся под электрическим напряжением, стояла толпа радостных, обезумевших от счастья мужчин, женщин и детей, машущих и кричащих от радости: ‟Пришли их освободители!” Это был непостижимый шум! Каждый из более 32 тысяч человек, кто мог выдавить хоть звук, кричал от радости. Наши сердца рыдали, когда мы видели слезы счастья, катящиеся по их щекам».

А в барак к Глебу Александровичу Рару пришел главный переводчик комитета заключенных – Борис Ф. Он рассказал, что, благодаря помощи и участию Греческого и Югославского комитета заключенных, все подготовлено, чтобы провести настоящую пасхальную службу! Пускай священнических облачений не было, но узники сшили епитрахили из полотенец, нашив на них красные больничные кресты. У них не было служебных книг, икон, свечей, просфор и церковного вина. Но была вера и милость Божия, явившаяся в это страшное место.

В День Пасхи 6 мая 1945 года в барак № 26, где у английских и американских заключенных в маленькой комнате находилась часовня, вошли 18 православных священников, один диакон и несколько верующих. Больного греческого архимандрита Мелетия принесли на носилках, и всю службу он лежал, не в силах подняться, молясь и крестясь вместе со всеми. В часовне не было ничего, кроме небольшого стола и висевшей на стене единственной иконы Пресвятой Богородицы «Ченстоховская». Первообраз святыни происходил из Константинополя, откуда был привезен в город Бельц в Галиции. Впоследствии икона была отнята у православных польским королем. Когда Русская Армия изгнала наполеоновские войска из Ченстоховы, аббат Ченстоховского монастыря вручил список иконы Императору Александру I Освободителю, который по возвращению в Россию поставил ее в Казанском соборе в Санкт-Петербурге.

Несмотря на то, что в русских в Дахау была почти половина из числа заключенных, только единицы смогли принять участие в праздничном богослужении. К тому времени в лагерь прибыли так называемые «репатриационные офицеры» специального отряда «СМЕРШ», которые начали быстро возводить новые загородки из колючей проволоки, чтобы изолировать советских заключенных от прочих узников, чтобы они не решили не возвращаться в Советский Союз и остаться на Западе.

За всю историю Православной Церкви не было такого пасхального Богослужения, как 6 мая 1945 году в Дахау – День памяти великого православного святого и воина Георгия Победоносца! Самодельные ризы священников из полотенец с нашитыми больничными крестами были надеты прямо на полосатые тюремные робы. Служили по памяти. Пасхальный канон, пасхальные стихиры – все пели наизусть. После возгласа священника хор пел песнопения на греческом, а потом на церковнославянском языке. Евангелие также читали по памяти. Молодой афонский монах вышел перед отцами, поклонился и дрожащим от волнения голосом стал наизусть читать Слово о Пасхе святителя Иоанна Златоуста. Он говорил Слово и плакал. И все вокруг тоже плакали. Из самого сердца смерти из глубин этого земного ада возносились слова: «Христос Воскресе!» И в ответ раздавалось: «Воистину Воскресе!»

Среди узников Дахау также был святитель Николай Сербский, которого вместе с Сербским Патриархом Гавриилом сослали сюда 14 сентября 1944 года и где они находились, пока их не освободили союзники. Об участии в той Пасхальной службе святителя Николая ничего не известно, Глеб Александрович об этом не упоминал. Но остался Дневник посланий к сербскому народу «Сквозь тюремное окно», написанный святителем Николаем в гитлеровских застенках. Приведу одну из них:

«День Господа

Многие не чувствуют существования воздуха, пока не подует ветер. Некоторые не задумываются о существовании света, пока не наступит мрак. Так и многие христиане не чувствовали присутствия Бога до тех пор, пока не взвился бурный порыв ветра войны; не задумывались о Боге, пока им светил мир и улыбалось счастье. Но когда поднялся вихрь войны, когда объединились все силы зла и покрыли все тьмою, люди уже ни о чем другом, кроме как о Боге, думать не могли.

День Господень! В Священном Писании то, что для людей ночь, страшная ночь, кровь и дым, страх и ужас, кровь и муки, пламя и гибель, вопль и крик, – все это названо днем Господним. Спросите ли, как это возможно? Почему? Потому, что именно в таких обстоятельствах пресыщенные и потерявшие образ Божий в полноте осознают, что Бог – все, а они – ничто. Самолюбивые покрываются стыдом, надменные опускают глаза, богатые ходят с пустыми карманами, князья желают, чтобы удостоил их разговором хотя бы полицейский оккупант, нерадивые священники рыдают перед разрушенными храмами, некогда капризные жены, в грязных лохмотьях, варят на обед собачатину. И все они об одном думают: о величине Божественного величия и о ничтожестве праха человеческого.

Вот почему та страшная ночь названа днем Господним. Ибо в день сей Господь Себя являет. Пока длился спокойный день человеческий, человек не вспоминал о Боге, даже превозносил себя над Ним и насмехался над верующими, смеялся над теми, кто звал их молиться, в храм. Когда же настает страшный день Господень, все люди возвращаются к Господу, признают власть Божию, расспрашивают о Церкви, почитают священство, начинают читать духовные книги, со стыдом вздыхают о своем прошлом, каются в грехах, творят милостыню, помогают больным, постятся, причащаются, ибо понимают, что близка их смерть и близок тот мир, где день Господень – благой, светлый, радостный и вечный.

Сделаю, говорит Господь устами пророка Исайи, сделаю, что ‟человек будет дороже чистого золота Офирского”, то есть самого чистого и дорогого. Вот, братья, в чем смысл всех несчастий, которые Господь попускает миру! Чтобы сделать человека ценнее и дороже золота. Знаете ли, братья, почему Господь небесный попустил миру в наши дни все эти военные ужасы, с которыми можно сравнить лишь ужасы ада? Потому что ценность человека упала и стала ниже ценности золота. А это противоречит замыслу Божьему о человеке, а все, что противоречит ему, должно лопнуть, исчезнуть, умереть.

А теперь блаженны мы, если научились ценить человека выше золота, выше богатства, выше славы, выше звезд, выше всей вселенной, которую Создатель даровал человеку, тогда не напрасны наши страдания, тогда мы будем сильными и счастливыми и станем жить в мире и покое, в любви и взаимном уважении, славя Бога Отца и Сына и Святого Духа, во веки веков. Аминь».

Как вспоминал владыка Лонгин, после рассказа про Пасху в Дахау Глеб Александрович сказал, что как верующему человеку ему обидно и больно, что за стольких людей, отдавших за Христа и мир на земле свои жизни, там нет места, где совершалась бы поминальная служба и где можно было бы вознести о них молитву. «Это был наш священный долг – поставить православный храм на месте мучений тысяч православных людей!» – вспоминал владыка Лонгин. Он приехал в Москву к Патриарху Алексию II и рассказал о необходимости построить часовню в Дахау. Святейший его горячо поддержал и благословил на строительство. В 1994-м году сруб часовни изготовили на предприятии во Владимирской области, затем по частям погрузили в вагоны и на железнодорожном составе перевезли в Германию, где российские военные инженеры Западной группы войск установили часовню в мемориальном комплексе на месте лагеря смерти в Дахау.

Часовня Воскресения Христова на территории бывшего концлагеря Дахау

29 апреля 1995 года, в День Пятидесятилетия освобождения узников Дахау, бывший офицер-фронтовик митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай освятил часовню в честь Воскресения Христова, а осенью того же года Святейший Патриарх Алексий II отслужил в ней заупокойную литию за всех православных узников, погибших на немецкой земле. Известную на весь мир икону «Воскресший Спаситель освобождает заключенных концентрационного лагеря Дахау», как и другие иконы, находящиеся в часовне, написала иконописица и помощница владыки Лонгина – Ангела Хойзен, с которой я потом имел честь познакомиться.

Все заключенные, бывшие на пасхальной службе 6 мая 1945 года, как и все православные христиане, «на месте сем и в иных местах мучения умученные и убиенные», теперь навечно поминаются в русской часовне-памятнике Воскресения Христова в Дахау. Вечная Пасха Христова.

Денис Ахалашвили