Как КГБ пыталось контролировать Церковь.

«Правительство не возражает…»

Возрождение деятельности духовных учебных заведений Украины стало прямым последствием радикального изменения государственного курса по отношению к Православию в СССР в годы Великой Отечественной войны, и конкретных договоренностей высших иерархов РПЦ с главой советского правительства для судьбоносной встрече 4 сентября 1943 года. Принявших участие в беседе митрополитов, будущих Патриархов Московских и Всея Руси Сергия (Страгородского) и Алексия (Симанского), а также митрополита Николая (Ярушевича, довоенного Экзарха РПЦ в Украине) заверили  в том, что «Правительство не будет иметь возражений против открытия семинарий и академий»[1]. Для руководства духовными школами в Священном Синоде РПЦ создали Учебный комитет по главе с митрополитом Ленинградским Григорием (Чуковым),  который к ноябрю 1943 г. разработал основные документы, определяющие регламент работы духовных учебных заведений.       

С точки зрения конструктивного подхода тогдашних спецслужб к возрождению Церкви (пусть и «санкционированного» самим Сталиным) показательны усилия председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Народных Комиссаров СССР, полковника НКГБ Георгия Карпова по преодолению сопротивления отдельных представителей госаппарата открытию духовных школ. На заседении упомянутого Совета Г.Карпов недвусмысленно заявил: «Отказать в этом вопросе – значит подчеркнуть обратное,  а не декларируемую свободу совести. Церковь нуждается в кадрах. Подготовка новых священослужителей несколько освежит и даст возможность иметь молодой состав, который родился и обжился в условиях советской современной обстановки…». По его же настоянию в программу духовных школ ввели курс по изучению Конституции СССР и законодательства о религиозных культах[2].

В 1944 г. в Москве открыли Богословский институт и пастырско-богословские курсы, положившие начало возрождению системы духовного образования РПЦ. Кроме них появились Богословско-пастырские курсы еще в восьми епархиях. В дальнейшем они были преобразованы в две духовные академии и восемь семинарий. Впервые после разгрома своих учебных заведений Церковь получила возможность легальной профессиональной подготовки священнослужителей. В 1945 г. Совет Министров СССР дал согласие на открытие пастырско-богословских курсов еще в нескольких городах страны, в том числе в Киеве. В 1946 г. начался процесс преобразования курсов в духовные семинарии, а богословских институтов в Академии. Святейший Патриарх Алексий I предложил открыть Духовную Академию и в Киеве, однако реализовать эту инициативу не удалось[3].

Возрождались старинные благочестивые традиции в сфеер духовного образования. Так, 4 декабря 1946 г. заслуженный протоиерей М.Станиславский высказал в присутствии Патриарха пожелание о создании за счет средств епархий РПЦ дополнительного стипендиального фонда для поддержки лучших учащихся духовных заведений, что было тут же одобрено Алексием I. Последний подчеркнул соответствие почина «духу старинных православно-русских, а также украинских традиций… тесного взаимообщения рассадников духовного просвещения  с приходами». К началу 1948 г. в духовных школах СССР обучалось 562 человека (при общем количестве действующих храмов в 14329)[4].

18 апреля 1945 г. Священный Синод благословил организовать Пастырско-богословские курсы в Одессе, которые через год были реорганизованных в семинарию (в здании Свято-Пантелеимоновского подворья). С 1946 г. на базе курсов заработала Волынская духовная семинария. 18 февраля 1947 г. в Киеве на основе пастырско-богословских курсов была торжественно открыта духовная семинария. При этом ведущая религиозная конфессия республики располагала (к сентябрю 1955 г.) лишь 222 учащимися в трех духовных семинариях при высоком среднем возрасте священнослужителей. В восточных областях УССР проблема лишь частично была решена за счет переезда свыше 100 священников, включая имевших дореволюционный стаж, из Западной Украины, причем эта категория клира вызывала повышенное внимание органов госбезопасности. К февралю 1957 г. в духовных школах Украины обучалось уже 364 человека[5].

Значительного количества подготовленных священнослужителей требовала возродившаяся, фактически, в годы войны с гитлеровскими агрессорами Православная Церковь. Как известно, в силу ряда причин (провал планов И.Сталина по созданию «Православного Ватикана»  как орудия внешней политики, недовольство ростом религиозности населения среди консервативной части идеологического аппарата и регионального партаппарата, развертывание «холодной войны» и энергичные попытки спецслужб геополитических противников СССР использовать духовный фактор) с середины 1948 г. начинается определенное наступление правящей партии большевиков и государства на права верующих. 

Тем не менее, накануне смерти  И.Сталина  в 19 епархиях РПЦ в УССР имелось 8763 открытых храма (46% от общего количества в СССР), служило 17 епископов, 5775 священников и 415 диаконов, существовало 39 монастырей (13 мужских) с 2656 монашествующими  (57% от общесоюзной братии)[6]. 

Агент «Матросов» действует

В отчетно-информационных документах спецслужбы православное духовенство, мирской церковный актив («церковники») и участники незарегистрированных (нелегальных) религиозных течений (как то «Истинно-Православная церковь» и др.) проходили по общей линии оперативной разработки. По состоянию на  21 мая 1950 г., органами Министерства госбезопасности (МГБ) УССР по этой категории находилось в разработке и под агентурным наблюдением 1923 человека, в т.ч. – 945 представителей православного клира (велось 63 агентурных дела на 403 человека и 1520 дел-формуляров на конкретных граждан). При этом негласный аппарат на этом направлении (включая и оперативные источники по духовным учебным заведениям)  состоял из 834 агентов и 2123 осведомителей  (с 1952 г. категория осведомителей упразднялась, оставались лишь агенты)[7].

Традиционно 1-е отделение антирелигиозного отдела ведало Православной Церковью, среди его сотрудников был и «куратор» Киевской духовной семинарии (КДС), в 1956 г., например – оперуполномоченный капитан Кондратьев[8]. Начальник же отделения капитан Калашников оказывал помощь региональным УКГБ по разработке преподавателей и студентов соответствующих духовных школ[9].

До нас дошли лищь отдельные документы, посвященные агентурно-оперативным мероприятиям спецслужб в духовных учебных заведениях являются. Среди них – «Докладная записка о агентурно-оперативной работе по Одесской духовной семинарии» по состоянию на 10 января 1950 г., отражающую профессиональные устремления и методы работу госбезопасности по отношению к подготовке духовных кадров РПЦ в Украине[10].

Увы, но негласное сотрудничество с чекистами иногда выступало закономерной прелюдией к открытому ренегатству со стороны священнослужителей. Классическим случаем стала измена вере Христовой со стороны Павла Дарманского, уроженца Одесской области. Еще во время учебы в Одесской семинарии он стал на путь конфиденциальных отношений с МГБ под псевдонимом «Матросов»[11], в 1955 г. окончил Ленинградскую духовную академию (как известно, ее и.о.ректора, инспектор, священник Александр Осипов стал агентом спецслужбы и закончил открытым уходом из Церкви) стал кандидатом богословия, служил священником.  11 февраля 1958 г. написал заявление уполномоченному Совета по делам РПЦ об «окончательном разрыве» с Церковью, опубликовал вскоре в «Комсомольской правде»  антирелигиозное письмо. Выступал с атеистическими лекциями, выпустил известную в свое время книгу «Побег из тьмы», своеобразное собрание «историй»,  дискредитирующих моральный облик преподавателей и студентов ОдДС.

Приоритетной задачей чекисты считали регулирование набора в семинарии с помощью своих агентурных возможностей, недопущение туда лиц, политически неблагонадежных или просто подозрительных с точки зрения лояльности господствующей идеологии или советскому строю. Об этом прозрачно говорилось в документе (15 января 1951 г.) Одесского УМГБ: «В порядке проведения профилактических мероприятий по очистке слушателей Одесской духовной семинарии (ОдДС)[12] от лиц, не вызывающих политического доверия, в 1950 г. нами через агентуру, из 44 человек, подавших заявления на поступление в семинарию, было отчислено 10 человек» (в т.ч. 6 не допущены к экзаменам).

Для адекватного тогдашним общественно-политическим реалиям и оперативной обстановки развертывавшейся «холодной войны» понимания ситуации сразу же отметим, что в первые послевоенные годы сказывалось тяжелое наследие нацистского режима, чьи спецслужбы энергично вели подрывную работу в религиозной сфере.  Спецслужбы нацистской Германии  и ее союзника Румынии (стремившейся вытеснить РПЦ из Бессарабии и оккупированной Одессы) сеяли нестроения, церковные расколы, насаждали деструктивные секты, вели вербовочную работу среди клира, принуждали священнослужителей в проповедях ратовать за лояльность «новому порядку», умело спекулировали на потрясениях верующих от предвоенных жесточайших гонений на церковь[13]. 

Поиск агентуры противника и колаборантов в религиозной сфере, активных участников ОУН оставался одним из приоритетов работы советских спецслужб  в этой области еще длительное время. В частности, в ОдДС в 1950 г. арестовали преподавателя Федора Прибыта, в 1941–1944 гг. благочинного и руководителя городской организации ОУН в г.Шепетовке Хмельницкой области. По данным контрразведки, широко использовал церковный амвон для пронемецкой пропаганды, затем бежал в Польшу, по каналам репатриации попал в Одессу, где служил священником Ильинского собора (был осужден на 10 лет лагерей)[14].

Кроме того, до середины 1950-х гг. шло ожесточенное противоборство с вооруженным подпольем ОУН в Западной Украине (откуда шел наибольший приток абитуриентов семинарий). С учетом широкой поддержки повстанцев местным населением, среди абитуриентов немало было близких родственников погибших повстанцев, ссыльных и спецпереселенцев (из региона в 1944–1953 гг. было только депортировано 203 тыс. и арестовано 76 тыс. жителей – при общей численности населения по польской переписи 1931 г. в 8,9 млн.), а также бывших «бандпособников».

Одной из приоритетных задач органов МГБ-КГБ по отношению к духовным школам являлось недопущение к учебе лиц, причастных к антисоветскому движению сопротивления ОУН и УПА.

Как отмечалось в одном из отчетов  Секретно-политического управления КГБ УССР[15], в 1954 г. в Волынскую духовную семинарию (ВДС) «пытались устроиться» бывшие участники националистического подполья и родственники членов ОУН, а студент В.Сторожук разрабатывается на предмет выяснения его принадлежности к подполью. В 1956 г. среди абитуриентов этой учебного заведения выявили 23 человека, по тогдашним понятиям, с «серьезными компрометирующими материалами» – они оказались родственниками членов ОУН, «активными бандпособниками» (т.е. членами широкой социальной базы поддержки антикоммунистического повстанчества Западной Украины), некоторые досрочно вернулись в период «оттепели» из исправительно-трудовых учреждений ГУЛАГа[16].

Через оперативные позиции среди администрации семинарии они не были допущены к экзаменам «под благовидными предлогами», а среди первокурсников приобрели трех агентов[17]. Отметим, что давление спецслужбы на администрацию и преподавателей ВДС, тем не менее, не помешало квалифицированным священникам[18] наладить учебный процесс, к 1957 г. число воспитанников возросло до 148. Инспектировавший тогда же ВДС  профессор МДА и секретарь Учебного Комитета Священного Синода  М.Доктусов назвал ее лучшей в СССР после Московской и Ленинградской[19].

Отметим, что по официальным данным только добровольно из подполья ОУН вышло до 77 тыс. его участников, воспользовавшихся рядом амнистий. К тому же слушатели богословско-пастырских курсов и студенты (с 1946 г.) духовной семинарии в Луцке  практически все представляли области Западной Украины, причем до 60% являлись бывшими адептами униатской церкви[20]. Ситуация усугублялась добытой контрразведкой информацией о том, что в 1951 г. Провод ОУН (Б) на Западной Украине приказал формировать «запасные сетки» из нестарых мужчин с большим жизненным опытом, авторитетом, ничем себя не скомпрометировавших перед властью, и внедрять их на перспективу в официальные и учебные учреждения, снабжая паролями[21].

Босоногие антисоветчики

Приводились показательные примеры недопущения к учебе. Петр С. (Измаильская область) оказался фигурантом разработки УМГБ как «член подпольной террористической группировки» (!). Полтавчанин Феодосий М. проходил по материалам МГБ как подозреваемый в вербовке немецкими спецслужбами периода оккупации, выезжавший в Германию, автор «антисоветских высказываний»[22].

Вместе с тем, целенаправленный отбор поступающих был необходим в силу специфического мировоззрение ряда воспитанников, несовместимого не только с жизненно важной для СССР государственной идеологией межнационального согласия («дружбы народов»), но и евангельскими настановлениями. Даже в 1957 г. 26-летний выпускник КДС, диакон Исаак М. (уроженец Ровенщины) шокировал жителей села Носовка Черниговской области (куда он прибыл на служение) «злобными антисоветскими националистическими высказываниями». Помимо критики Богдана Хмельницкого за «продажу родины», отец диакон заявлял: «Жиды должны жить у себя на родине, кацапы у себя, а украинцы – у себя. Жиды заняли все лучшие места, их нужно выгнать всех с Украины, а также и кацапов, пусть живут у себя»[23].

О механизме «решения вопроса»  органами КГБ о целесообразности обучения в духовной школе того или иного «неблагонадежного» лица дает представление эпизод со студентами ІІІ класса КДС, братьями Петром и Михаилом Гончаренко.   Поводом для оперативного контроля над студентами послужила информация (март 1953 г.) агента «Лотосова», заподозрившего их в принадлежности к секте «хлыстов», по заданию которой они,  якобы, решили приобрести духовное образование (каких-либо веских подтверждений этому не приводилось – информатор застал их босыми на хорах академического храма и т.п.).

К разработке подключили источника «Коркина» (сотрудник КДС) и агента «Омегу» (канцелярия Экзархата РПЦ в Украине). Последний сообщил, что духовник братьев в Ворошиловградской области снят с прихода за связь с нелегальной «Истинно-Православной церковью» (ИПЦ), а сами студенты находятся под «особым наблюдением» ректора, прот. Николая Концевича и инспектора К. Карчевского. Усилиями упомянутого «Коркина» был обеспечен предлог для исключения, и братья Гончаренко вернулись на малую родину, Луганщину.  

В феврале 1954 г. начальник 6-го отдела 4 (секретно-политического) Управления МВД УССР полковник  В.Сухонин сообщил начальнику 4-го отдела УМВД по Одесской области полковнику Юферову: по оперативным данным, в Одесскую ДС намечается прием исключенного из 2-го класса (так в документе) КДС Михаила Гончаренко, «подозреваемого в принадлежности к церковно-монархическому формированию «ИПЦ». Ставилась задача «через агентурные возможности» не допустить приема упомянутого молодого человека. Вскоре последовал и ответ Юферова о том, что  М.Гончаренко «принятыми мерами на учебу не допущен»[24].

Признаем, что современникам сложно даже представить то тяжкое духовное и психологическое состояние, в которое власти и спецслужбы вводили руководящий и преподавательский состав духовных школ. Однако, вынуждено идя на уступки власть предержащим, они оставались добрыми пастырями и заботливыми наставниками, учителями будущих священнослужителей.   Как вспоминал (2008 г.) о периоде учебы в Киевской духовной семинарии клирик Псковской епархии, о.Павел Адельгейм (чей отец был расстрелян, мать репрессирована, а сам он проживал на спецпоселении в Караганде, став затем послушником Киево-Печерской Лавры), «семинарская жизнь была … светлым и радостным периодом моей жизни. У нас были замечательные педагоги. Ректор протоиерей Николай Концевич и инспектор протоиерей Константин Карчевский. Незабываемые люди…».  Показательно, что будущему священнику пришлось уйти из КДС «по собственному желанию» уже в разгар «хрущевской оттепели», под давлением нового ректора, игумена Филарета (Михаила Денисенко).

Об идеологическом рвении последнего, вспоминал о.Павел (в 1964 г. закончивший Московскую духовную семинарию), свидетельствует такой эпизод, связанный с празднованием Первого мая, которое в «1959 году пришлось на Великую Пятницу, день сугубого поста. Филарет назначил торжественное собрание, во втором отделении хор с патриотическими песнями. Леня Свистун предложил мне пойти к ректору с протестом. Мы пошли, и Филарет произнёс воспитательную речь о любви к советской власти: "я сын шахтера, стал архимандритом и ректором. При какой другой власти это могло бы случиться? Под чьим небом вы живёте? Чей хлеб едите? По чьей земле ходите? Вы неблагодарные, вас советская власть учит..." и т.д. Это была последняя капля»[25]. Ради справедливости необходимо отметить, что  о.Филарет (Денисенко) тогдашний как ректор прилагал немало усилий перед властями для сохранения Киевской духовной школы, однако административно-атеистическое давление оказалось куда сильнее, и в1960 г. КДС закрыли.

Наряду с подобного рода административными преследованиями ряд студентов духовных школ стали объектами жестоких незаконных репрессий. В этом отношении показателен пример видного участника духовной жизни Украины, заслуженного регента Украины Михаила Семеновича Литвиненко[26]. 28 мая 1952 г. сдавший выпускные экзамены студент КДС Михаил Литвиненко был арестован и  13 августа 1952 г. осужден к 25 годам лагерей. Отбыл в тяжелейших условиях лесозаготовок 3,5 года («как удалось выжить – этого рассказать просто невозможно» вспоминал он), досрочно освобожден по амнистии в 1955 г.[27].
Ценный «Карат»

Одновременно органы госбезопасности стремились получить упреждающую информацию о новых преподавателях. Так, 11 сентября 1954 г. 6-й отдел направил запрос в КГБ СССР с просьбой сообщить о возможных «компрометирующих материалах» на назначенного Патриархом в преподаватели КДС кандидата богословия, выпускника МДА Валентина Радугина[28].

Основной формой оперативной разработки сотрудников и учащихся духовных школ служили т.н. «дела-формуляры» (ДФ) на конкретного гражданина, в которых аккумулировались агентурных и другие «компрометирующие» материалы, нередко приводившие к аресту и возбуждению уголовного дела. При этом большое значение уделялось созданию агентурно-осведомительных позиций как среди преподавательской корпорации, так и среди студентов (слушателей). В Управлении КГБ по Одесской области (1956 г.) из 19 агентов по линии РПЦ 5 работало в семинарии (еще трое – в епархиальном управлении, имея доступ к информации по ОдДС)[29].

Как правило, основой для привлечения  к негласному сотрудничеству служил компрометирующие материалы – как морально порочащие человека, так и позволяющие (исходя из тогдашней официальной идеологии и законодательства) привлечь гражданина к уголовной ответственности (вплоть до 10-25 лет лагерей).  

Так, преподаватель ОдДС, агент УМГБ с 1946 г. «Карат» был связан с известным деятелем Украинской Народной Республики, «первоиерархом Украинской Греко-Православной Церкви» в США (1951–1972 гг.) митрополитом Илларионом (Огиенко, проходившем в документах контрразведки как агент немецких и американских спецслужб). Утверждалось, что «Карат» по заданию Иллариона в период оккупации вел «антисоветскую пропаганду», т.к., по словам И.Огиенко, «каждый православный украинец должен быть националистом, ведь Христос, будучи евреем,  помогал только евреям».

Согласие на вербовку, отмечал начальник  5-го отдела Одесского УМГБ подполковник Лавринов ( август 1952 г.),  помогло «Карату» остаться на свободе («просил дать возможность искупить вину»), стать настоятелем храма, и проявлять в сотрудничестве «развитость, конспиративность, аккуратность, умение быстро заводить связи». Из недостатков отмечалось злоупотребление спиртным[30]. По информации агента было «реализовано» два дела, их фигуранты лишились свободы. Источник в Измаильской епархии «Филимонов» (женатый священник) вообще был привлечен к сотрудничеству из боязни разглашения  связей с женщинами и пьянства[31].      

Показательно ДФ «Западник» на слушателя ОдДС О., 30-летнего уроженца Тернопольщины. Бывший послушник Кременецкого монастыря, в годы оккупации служил настоятелем сельских приходов Ровенской области, в «проповедях призывал к поддержке фашистских властей». Поступив в 1950 г. в семинарию, завязал связи со земляками (включая конфидента УМГБ «Карата», в 1954 г. исключенного из агентурной сети «как расшифровавшегося»), на него стала поступать «сигнальная информация». О. признавался «Карату» в своих националистических убеждениях, подозрениях и преследованиях супруги по месту жительства, что и заставило его поступить в семинарию[32].

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Русская Православная Церковьв годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг. Сборник документов. М.: Издательство Крутицкого подворья, 2009. С.198.
2. Одинцов М.И. Патриарх Сергий. М.: Молодая гвардия, 2013. С.349–351.
3. Дроботушенко Е.В. Формирование системы духовных учебных заведений русской православной церкви в 1944 – 1947 гг. // Государство, общество, церковь в истории России XX века. Материалы XIIМеждународной научной конференции. Иваново, 20-21 февраля 2013 года. Иваново: ИГУ, 2013. С. 131–137; / URL:http: //www.bogoslov.ru/text/1418608.html#_ftn20
4. Никитин В.А. Патриарх Алексий I: Служитель Церкви и Отечества. М.: Эксмо, 2013.  С. 293, 312.
5. Отраслевой государственный архив (ОГА) СБУ. Ф.1. Оп.12.Д.1.Л. 264.
6. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.12.Д.1.Л. 47, 264, 291.
7. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.12.Д.1.Л. 20–21, 26–27.
8. Кроме КДС, оперативник «вел» украинский Экзархат РПЦ, Владимирский собор, храмы г. Киева, «теософов и мистиков», иностранные религиозные делегации, помогал 4-у отделу УКГБ по Киевской области, ведшему, в частности, оперативную работу по Киево-Печерской Лавре, лично имел на связи 6 агентов.
9. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.12.Д.1.Л.240–241.
10. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7.
11. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7. Л.4.
12. К 1952 г. В ОдДС (и.о. ректора протоиерей Василий Кремлев) обучалось 76 студентов (к 1954 г. – 108), работало 14 преподавателей. На них приходилось 4 агента из числа преподавателей и 4 осведомителя-студента (ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7. Л.3). В Одесской области тогда же действовало 258 храмов (19 в Одессе) с 207 священниками и 21 диаконами, два мужских и женский монастыри.
13. К 22 июня 1941 года в советских до 1939 г. регионах УССР действовало не более 10 православных храмов. О противоборстве спецслужб в религиозной сфере Украины см. подробнее: Вєдєнєєв Д.В., Лисенко О.Є. Релігійні конфесії України як об’єкт оперативної розробки німецьких і радянських спецслужб (1943–1945 рр.) // Український історичний журнал. 2012. № 4. С.104–126.
14. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20. Д. 7. Л. 10.
15. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.12.Д.1.Л.298.
16. Послевоенная история ВДС обстоятельно раскрыта на основе архивных источников в диссертации кандидата исторических наук (2018 г.) проректора этого учебного заведения о.Александра Федчука: https://ra.eenu.edu.ua/wp-content/uploads/2018/10/Avtoreferat-Fedchuk.pdf
17. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.27.Д.5.Т.1. Л.14.
18. Конфидент «Викентий», например, имел опыт организации духовного образования с 1925 года.
19. [Электрон. ресурс]. – Режим доступа: http://www.pravmir.ru/za-veru-i-chest-narodnuyu/ vds.church.ua/history/
20. Там же
21. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.21.Д.4.Л.260.
22. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.20. Д. 7. Л. 3об.
23. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.27. Д. 7. Л. 584.
24. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.20.Д.11 Т.1 .Л. 177.
25. Щипков А. «Из семинарии меня выгонял лично Филарет Денисенко» [Электрон. ресурс]. – Режим доступа //www.religare.ru/2_52391.html
26. Регент хора Владимирского собора (постоянного объекта разработки органов госбезопасности) с 1975 по 1992 год,  с 1992 по февраль 2009 года – регент Митрополичьего хора в Киево-Печерской Лавре.
27. Об этой  истории сайт писалв  свое время: https://pravlife.org/ru/content/seminarist-i-oper-epizod-iz-zhizni-regenta-mitropolichego-hora
28. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.20. Д.11. Т.1. Л.342.
29. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.27.Д.6.Л.53.
30. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7. Л.134–141.
31. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7. Л.155.
32. ОГА СБУ. Ф.2.Оп.20.Д.7. Л.6.