Сложности подростковой исповеди. Стоит ли говорить о плотских грехах?

Пастырь

Применимы ли к данной ситуации слова молитвы: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши…»?

Анонимный вопрос священника: При совершении Таинства Исповеди сталкиваюсь со следующей проблемой — подростки, начиная с 12−14 лет, исповедуя грехи, зачастую избегают говорить о грехах против седьмой заповеди. На вопрос, не беспокоит ли их плотской грех, отвечают «нет» и замыкаются. При этом у многих начинают трястись руки, ребята даже боятся поднять глаза. Понимаю, что чувство стыда мешает им озвучить проблему.

Как помочь им? И нужно ли добиваться признания или ждать? Применимы ли к данной ситуации слова молитвы: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши…»?

Митрополит Тихон (Шевкунов): Подростки опасаются не только священника. Они иногда и своим родным родителям, которые их родили и выкормили, выпестовали, не доверяют. У них психология такая. Вот как раз здесь психологи и могут нам помочь — исходя из знаний о возрастной психологии они могут подсказать, как подойти к такому подростку, как с ним поговорить, как расположить его и завоевать его доверие. Доверие — это необычайно важное сокровенное чувство, которое нам вручает подросток. Понимаете, как это важно? Ни в коем случае нельзя посрамить этого доверия.

Что касается седьмой заповеди и вообще исповеди подростков, надо понимать, что это сложный возраст: и в отношениях с родителями, и в отношениях друг с другом, в дружбе и недоверии к этому миру, в комплексах и массе всего. Здесь было бы действительно очень важно получить советы от психолога. Вот почему мы значительную часть в пастырской подготовке и в курсе «Психология» уделяем именно теме исповеди.

В любом случае, мы не должны вторгаться в личную жизнь, нравится нам это или нет. Это личная жизнь маленького человека. Иногда это трагедия, мучения, но мы можем лишь аккуратно приступить, встать рядом, постучать и тихо сказать: «Ты же осознаёшь, что это грех». Конечно, надо говорить по-доброму, понимая, что творится в душе этого ребёнка, который, например, согрешил, и боится в этом признаться даже себе, не то что священнику.

По своей практике я, например, просто перечисляю какие-то грехи: «Слушай, вот всякое бывает. Может быть, вот это было и вот это?» — и когда я произнесу ему это, он так вяло крякнет: «Ну-у-у, да». Тогда ни в коем случае нельзя стыдить, ругать, а надо максимально облегчить ребёнку это признание.

А дальше уже, вне исповеди, можно поговорить с ним о мужестве. Безотносительно его грехов — о них мы уже забыли. Можно говорить о мучениках, о христианском мужестве; о враге, который нападает на человека; о тех обстоятельствах, которые мы должны преодолеть, без конкретики. Это постепенно вызывает доверие, и тогда священник становится со-таинником человека. Это очень важно.

Надо всегда помнить слова Спасителя, сказанные женщине, которую привели, взятую в прелюбодеянии: «И Я тебя не осуждаю. Иди», — и всё. Никакого осуждения и близко быть не должно! Так нас научил Христос! Не должно быть даже намёка на негодование, или на недовольство! Отчасти, максимум, что может быть, — сердечная, заботливая скорбь.

Простите, пожалуйста, я никого не учу, а только высказываю свой опыт.

С ребятишками надо очень аккуратно: храм и священник должны стать совершенно особым местом в их жизни, где полное доверие, Бог, Который стоит над священником. Где священник — не судья, и Бог — не Судья, а Отец. Отец, к Которому прибегаешь, и Он позаботится. Да, есть суд, но он — в том, что нас обличают наши дела. Мы говорим о суде, а не о Судье. Судья присутствует при обличении, но Господь — Адвокат в великом смысле слова, Спаситель, тогда как прокуроры — это наши грехи.

Так надо подходить к подросткам.

Протоиерей Лев Махно: Я не стал бы акцентировать внимание на седьмой заповеди. Надо суметь исповедовать ребёнка так, чтобы он раскрылся сам. Ведь если священник с опытом, то он уже видит, какой грех у человека, пришедшего к нему на исповедь. Можно задать простой вопрос, но для этого нужно иметь опыт, и конечно, быть на высоте положения в Церкви.

Не думаю, что есть какая-то проблема в том, что ребёнок краснеет. Ребёнок может сказать: «Ничего не согрешил». Это ребёнок. Поэтому Исповедь — это серьёзное искусство, и ответственность лежит, конечно, на том, кто принимает эту Исповедь: каков он сам, насколько опытен, чтобы задать вопрос и сразу получить ответ.

Нужно устраивать беседу так, чтобы этот вопрос вытекал из твоей беседы случайно. А если ты задаёшь вопрос в лоб, это непедагогично и опасно — ребёнок сразу замкнётся и в следующий раз к тебе вообще не пойдёт. Нужно опустить себя до ребёнка и начать с ним беседу по-детски, вывести эту беседу спокойно, весело. Так начать, чтобы ребёнок почувствовал, что он почти на уровне со мной, одного возраста. Тогда он говорит-говорит, и вопрос этот уже по пути раскрывается: «Да, это было. И это было». Но у детей будут не только эти грехи. Бывает, ребёнку шесть лет, а у него такие грехи, что у взрослого нет.

Я не говорю, что я опытен, но в этом году отмечаю 58 лет в сане. И каждый раз у меня есть такие моменты, которые я открываю впервые. Вся жизнь — это школа священника. И исповедь — это такая педагогика, такая школа. С детьми особенно. Беседа с детьми начинается в коридоре, на улице — все это исповедь. Когда же ты стоишь в храме и ребёнка атакуешь в первый раз — ничего не получится. Душу ребенка нужно раскрыть и потом уже приглашать его на исповедь. Это огромная работа. Если ты работаешь в школе, то не надо вести всё к исповеди: многое можно проработать до исповеди в школе: после уроков, во время урока, если состоялась какая-то беседа. Всё это — работа для созидания этой личности, которая растёт около тебя. Это искусство.

Протоиерей Валериан Кречетов: Один монах был искушаем плотской страстью и поделился этим с одним подвижником, и тот ответил: «Что-ж ты так распустился? Какой же ты монах тогда?» Бедный монах решил: «Всё! Нет мне, грешнику, жизни в монастыре! Пойду в мир». И когда он направился из монастыря, другой великий старец, духом почувствовав это, остановил его. «Ты куда?» — «А что делать? Мне стыдно оставаться в монастыре». Но старец по любви своей и по снисхождению сказал: «Знаешь, я уже старик, но и меня ещё искушает враг. А в молодости… Это пройдёт! Потерпи. Ну, прости, Господи. Не осуждай никого. За осуждение гордым попускается падение. А тот сказал тебе, что ты не можешь быть монахом, может, и не подумав. Иди, трудись, а это всё пройдёт». А потом старец попросил: «Господи, покажи этому убелённому сединой, но не мудростью, что такое плотская страсть». И как на того, укорившего монаха, напал бес, что тот тоже решил из монастыря бежать. Старец и его тоже у ворот схватил и говорит: «Знаешь, что? Сиди и никого не учи, смиряйся. Ты ведь не знаешь, что это такое: Господь тебя хранит, и каждому посылается искушение в меру».

Об этих грехах не принято говорить вслух. Даже на общей исповеди не озвучивают этот вопрос. Есть такие советы духовникам. Мне приходилось слышать, будучи ещё молодым, как священники уже в возрасте наставляли, говоря так смиренно о себе: «Вроде уж ничего нет во мне, всё уже угасло, а в голове что-то крутится ещё».

И вообще об этих вещах нужно меньше говорить. Нужно еще понимать, что это враг молодости. У молодых часто бывает несчастная семейная жизнь из-за извращённого восприятия этого чувства. Когда же это от нормальной жизни и от полноты чувств — это совсем другое. Говорить об этом нужно с терпением, направлять мысли в другую сторону.

Протоиерей Александр Белый-Кругляков: В одну из первых исповедей такого подростка можно осторожно подсказать ему, что грехи бывают не только действием, но и совершаемые в мыслях. Господь в первую очередь смотрит на наше внутреннее состояние, которое во многом формируется мыслями.

Исповедоваться можно и так: «Имею нечистые помыслы, иногда приводящие к греховным действиям, о которых мне стыдно сказать». Для начала подростку, о котором идет речь, этого достаточно.

Считаю, что «добиваться» чего-либо не нужно, лучше набраться терпения и бережно вести к самостоятельному духовному взрослению.

Протоиерей Феодор Бородин: Как помочь человеку в таком случае — это зависит от дара священника. Есть священники, которые могут, не травмируя душу человека и не унижая его, добиться признания, которое будет освобождающим и исцеляющим.

Я, например, так не могу. Я боюсь, что если начну задавать вопросы в этой области, а человек пока не знаком с какими-то грехами, то этим введу его в соблазн. Эта опасность всегда остаётся. Поэтому я могу только какими-то полунамёками сказать: «Мы с тобой понимаем, как это опасно, как это тяжело». Или: «Надо хранить чистоту, нельзя причащаться в нечистоте». В следующий раз (или через раз) есть вероятность, что человек покается в грехе.

Дело в том, что наши дети оказались в такой ситуации, в какой христиане никогда не жили. Никогда! Даже в Римской империи, где был доступен любой вид разврата, и то надо было всё-таки куда-то идти, чтобы этого коснуться, проявить какую-то инициативу. Сейчас же ребёнок может включить интернет, и на него всё это сразу вывалится.

Поэтому на компьютере обязательно должна быть установлена программа родительского контроля. Во-первых, родители должны оградить ребёнка от доступа на некоторые сайты, а во-вторых, им надо очень жёстко контролировать количество времени, которое ребёнок проводит в интернете. Как бы он не ныл, не плакал и не скандалил, время пребывания в сети надо ограничивать: «Всё, Wi-Fi выключен». У нас, например, матушка берёт роутер и убирает его — и всё, никто ей поперёк слова сказать не может. Она строга в этом вопросе, и слава Богу.

И вот сегодняшние дети живут в такой ситуации. Господь, конечно, видит, что им тяжелее, чем предыдущим поколениям. По-моему, у Иоанна Дамаскина есть такие слова: «Сейчас мы с вами благоденствуем, потому что женщины стыдливо прячут себя». Он имел в виду, что по обычаям Востока женщины ходили, закрывшись с головы до ног. Я не помню точно его слов, но смысл их сводился к тому, что придут страшные времена, когда женщины будут почти раздеты и будут сами себя предлагать. Вот оно и пришло, это страшное время, и обрушилось на наших детей.

Поэтому необходимо беречь их от вредной информации, постараться оттянуть как можно дальше всё это. И кроме того, надо разговаривать об этом, призывать к Исповеди. Может быть, на уроке в воскресной школе слегка коснуться этой темы, сказать, что если что-то гнетёт, если ты пропустил удар, и рана нанесена, то надо её исцелять в таинстве Исповеди. Сказать, что грехи против седьмой заповеди будут серьёзным препятствием для того, чтобы Бог подарил счастливую семью. В Священном Писании сказано: «Добрая жена — дар от Господа» (см.: Сир.26:3), и этот дар Божий даётся в чистые руки. Поэтому сказать подростку: чем счастливее ты хочешь быть в семейной жизни, тем должен быть чище.

Конечно, вести подобные разговоры тяжело. Я вообще не сторонник того, чтобы священник на Исповеди лез с такими вопросами к взрослым или детям. Мне стыдно за тех священнослужителей, которые с каким-то интересом и даже наслаждением в этом копаются. Не надо, человек сам скажет — потому что, когда он начинает жить церковной жизнью, то постепенно понимает, что с ней несовместимо. Он понимает, что грех разрушает его душу. Это понимание — одна из характеристик взрослого христианина. Если человек понимает, то начинает бороться с грехом. А лезть самому с этими вопросами — унизительно.

У меня был такой случай. Один иеромонах приехал из другой епархии и попросился служить. Это было время Великого Поста, было много исповедающихся, и я попросил его помочь. Потом после его вопросов одну нашу девушку я буквально откачивал в течение полугода. Подробностей не скажу, но тот урон, который он нанёс этой душе своим желанием помочь, был очень велик. Ни в коем случае нельзя так делать! Может быть, кто-то умеет так задавать вопросы, чтобы не ранить душу, но я таких не встречал, и сам так не умею.

Социальные комментарии Cackle