Красные жернова. Гонения на Церковь в УССР в годы «Большого террора». Ч. 2

Механизм репрессий против Церкви в Украине в 1937-1938 гг. Продолжение. Начало здесь.

Нынешний год – юбилейный в процессе восстановления памяти и прославления православных священнослужителей и верующих, ставших жертвами или подвергшихся преследованиям в период государственного террора и незаконных репрессий, пиком которых стали 1937–1938 годы.  20 августа 2000 года Архиерейский собор Русской Православной Церкви прославил как известных, так и неизвестных нам мучеников и исповедников веры – «доныне миру не явленных, но ведомых Богу».

Тогда были прославлены 813 новомучеников и исповедников Российских, свидетельства о подвигах которых были получены из 35 епархий. Кроме того, в Собор новомучеников и исповедников Российских внесли для общецерковного почитания 112 лиц – ранее прославленных местночтимых мучеников и исповедников. Ныне Собор Новомучеников и Исповедников насчитывает сввше 1500 (с учетом Русской Зарубежной Православной Церковью – около 2000) за веру пострадавших – около 80% имен всех святых отечественного Православия...

Мы продолжаем рассказ о бесчеловечном  механизме массового беззакония, в жерновах которого оказались православное священством и миряне в годы Большого террора. Разумеется, гонения и целенаправленные преследования православных начались с 1921–1922 годов (без учета террора времен лихолетья 1917–1920 гг., на которые пришлись основные события Гражданской войны, многочисленных войн между национально-государственными образованиями, «красными» и «белыми», новыми государствами и повстанческими движениями не желавшими терпеть над собою никакой власти крестьян). Но с начала 1920-х преследования приобретают «концептуальный» характер и осуществляются на системно-государственной основе.

Занести в картотеку

«Контингент» для будущего репрессирования и контроля (наблюдения) со стороны органов ОГПУ-НКВД формировался через систему оперативного учета органов госбезопасности[1]. Целенаправленный «учет» священослужителей как отдельной категории потенциальных «политически преступников» начался с июля 1920 года, когда председатель Всероссийской ЧК Феликс Дзержинский (планировавший в юности стать ксендзом, сын верующего иудея и ревностной католички, по его словам, с детства имевший две мечты: найти волшебную палочку, и «чтобы сгинули все москали»).

В январе 1925 г., на II Всесоюзном съезде особых отделов (т.е. органов военной контрразведки) осуществили первый шаг к централизации  учета «классово чуждого элемента»  и участников «контрреволюционной деятельности», в состав которых (кроме бывшего офицерства, дворянства, белогвардейцев, членов антисоветских партий, «купцов и лиц вольных профессий» и  так далее) включили и «служителей культа».

Следует признать, что в тот период против Советского Союза действительно использовались (в том числе – забрасывались из-за для осуществления разведывательно-диверсионной и террористической деятельности) участники объединений политической эмиграции. Ведущими западными державами действительно разрабатывались планы вооруженной интервенции против СССР, где роль пушечного мяса должны были играть (наряду с «Малой Антантой» – Польшей, Румынией, Прибалтикой – на то время серьезными противниками для разоренного постреволюционного СССР, потерявшего в Гражданскую до 10-15 млн. населения) и десятки тысяч политэмигрантов народов бывшей Российской империи, имевших боевой опыт Первой мировой и Гражданской войн офицеров Белой армии и вооруженных сил постимперских национальных государств, в т.ч. армий УНР, Украинской Державы П.Скоропадского.

Наивно было бы полагать, что «коллективный Запад» (лишь колониальные империи Британии и Франции контролировали до 35% сухопутной площади планеты, а колонии Бельгии превышали ее в 22 раза) стремились вступиться за «поруганную веру Православную» – современники «Томоса» и Сандея Аделаджи это прекрасно уяснили. Главным «мотиватором» была потеря контроля над колоссальными природными ресурсами (для понимания – только нынешняя РФ сосредоточила до 30% мировых полезных ископаемых, что и говорить об СССР), ведь до 1917 г. в той же Украине зарубежные корпорации контролировали 50-75% промышленности.

В наши дни научно-историческая литература достаточно полно показала роль союзников по Антанте в ненужной ей Первой мировой и опутанной внешними долгами империи Романовых. Именно на западных союзников (как доказано в книге Энтони Саттона «Уолл-Стрит и большевистская революция») пришлось до 80% финансирования революционного и других оппозиционных царизму движений в воюющей России (остальное «добавили» немцы и мастера создания новых этноконфессиональных общностей «австрияки»).

В целом сбылся прогноз по поводу губительных последствий войны из записки (зима 1914 г.) царю от Петра Дурново (1842–1915, министра внутренних дел в 1905–1906 гг.): «Начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Подрывная деятельность особенно усилилась с целью недопущения выполнения перед Россией, после очевидной к 1917 году победы над Четверным союзом, обязательств в ближневосточном вопросе, на Кавказе и вокруг «Константинополя» и черноморских проливов (в район которых готовилась масштабная десантная операция). Австрийский историк Элизабет Хереш, тщательно изучавшая документы дипломатии того времени, писала: «5 сентября 1916 г. Британия должна была дать согласие на российский  контроль  над Босфором. Как раз тут и вызревают соображения помешать этой мечте путем подрыва изнутри и создания внутреннего хаоса. С этого момента смертельные враги Англия Германия тянут за один рычаг тягнуть за один рычаг, работая на революцию в России»[2]. Участие послов Франции и Англии (поставивших России лишь от 2 до 25% оплаченных золотом объемов различных видов вооружения) Палеолога и Бьюкеннена в подготовке антицаристского заговора известна. Двоюродный брат Николая Второго, британский монарх Георг V, мягко говоря, не проявил настойчивости для эвакуации в Лондон семьи будущих венценосных стратотерпцев и новомучеников Романовых…

Представители «Белого дела» за рубежом (столько воспеваемые сейчас в романтическом духе) за рубежом – от террористического РОВС до «Торгово-промышленного союза» ведущих воротил металлургической и нефтяной отраслей бывшей империи) активно налаживали связи с единомышленниками в СССР. Разрабатывались далеко идущие подрывные операции. Среди них – инспирирование будущей жестокой коллективизации и Голода 1932–1933 годов. Еще в 1923 г. бывший посол Временного правительства в США Борис Бахметьев с коллегами проработали (в связи с введением «новой экономической политики») вопрос об неизбежном столкновении «собственнических инстинктов» крестьян-единоличников (96% численности аграриев к 1928 году) и городом в процессе индустриализации.

Когда после 1927 г. в СССР развернулась индустриализация (неизбежная даже с точки зрения обороны и выживания в условиях фашизации Европы) и начались закупки оборудования и технологий, «православные патриоты» из верхушки эмиграции разработали принятую Западом «золотую блокаду» Советского Союза. Теперь зарубежные партнеры отказывались принимать к оплате золото (в будущем ведущую роль в его добыче в отдаленных регионах страны будет играть созданное в 1931 г. Главное управление лагерей НКВД СССР), а «демократии» требовали только товарное зерно, ожидая известных последстствий!

Поскольку (вопреки, вновь таки, панегерикам по адресу «крепкого хозяина») до революции лишь 11% крестьянских хозяйств были товарными (остальные, по сути, вели натуральное хозяйство, а 40% призывников-крестьян мясо попробовали только в армии), для обеспечения закупок потребовалось форсированное создание цетрализованной системы коллективного (реально – государственного) управления сельских хозяйством, сопровождавшееся насилием над традиционным укладом и «раскулачивание», резким сломом аграрной и социально-психологической модели жизни на селе.

Отметим, что «Белое дело» (которое нередко ошибочно ассоциируется в общественном сознании с монархическим идеалом и «истовой православностью») к самодержавию относилось негативно, ряд его первых лидеров-генералов сами участвовали в заговоре с целью отречения «Последнего самодержца»[3]. Политическим идеалом вождей «белых» было копирование либерально-буржуазного устройства ведущих западных стран и внешняя ориентация на их помощь, что неизбежно вело к полуколониальному статусу «небольшевицкой России». Соответственно, и западные демократии не были заинтересованы в возрождении империи и единой страны как таковой.

Интересно, что когда в 1919 г. в Ростов-на-Дону с огромным трудом и риском пробралась сестра Николая ІІ, Великая княгиня Ольга Александровна с мужем, полковником Николаем Куликовским, командующий Добровольческой армией, генерал-лейтенант Антон Деникин отказался принять особу императорской крови. Ранее в поступлении в ряды «добровольцев» отказали аристократу, князю Феликсу Юсупову (женатому на племяннице императора-мученника Ирине), а также трем сыновьям кузена императора, Великого князя Александра Михайловича. Деникин  заявил что «по соображениям политического характера, присутствие членов и родных семьи Романовых в рядах Белой армии нежелательно»[4].  Сам Александр Михайлович (шурин императора и адмирал, один из создателей отечественной военной авиации – около 20 его родственников были убиты большевиками) умирая в Париже в 1933-м писал: «На страже русских национальных интересов стоял никто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не жалел сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи»[5].

Позиция Патриарха

Разумется, и в 1920-е годы, и в дальнейшем тем более, Православная Церковь не представляла угрозы безопасности для коммунистической власти, не создавала подполья, не вела открытой борьбы. Достаточно проанализировать хотя бы деятельность священноисповедника Патриарха Тихона. Сам Предстоятель РПЦ подвергался аресту и допросам во внутренней тюрьме ОГПУ. Под угрозой применения санкций, вплоть до высшей меры наказания, первосвященник РПЦ 16 июня 1923 г. выступил с ходатайством в Верховный Суд РСФСР об изменении принятой в отношении него меры пресечения и выражал раскаяние в «поступках против государственного строя»: «Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи… При этом заявляю Верховному Суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

Но это не спасло Патриарха от дальнейшей «разработки». По указанию Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б) с начала 1925 г. под руководством начальника 6-го отделения (оперативная работа против религиозных объединений) Секретного отдела (СО) ГПУ Евгения Тучкова началась разработка «Дела шпионской организации церковников», которую, по замыслу чекистов, возглавлял патриарх Тихон. Ему планировали вменить в вину «сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооружённому вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции», что влекло высшую меру наказания с конфискацией имущества[6].

Так что борьба с религией не могла объясняться задачами противостояния угрозам из-за рубежа (реальным угрозам, основным орудием которых с 1933 года станет нацисткая Германия, благодаря помощи Запада потратившая на вооружения в 1933–1939 гг. в три раза больше, чем США, Англия и Франция вместе взятые). Речь шла о глубинных идеологических, метафизических задач уничтожения веры и христианства как антагониста официального марксизма, замена христианства квази-религией. Впрочем, с философской стороны вопрос это сложный. Один из столпов западной экономической науки, Джон Кейнс (1883–1946), неоднократно работавший в СССР в 1920-х годах говаривал: «Ленинизм – это удивительная комбинация двух вещей, которые европейцы в течение нескольких столетий вмещают в разных уголках своей души – религии и бизнеса»[7]. Сам Джон Мейнардович был женат на русской балерине Лидии Лопуховой.

«Великий перелом» наступает…

Коллективизация закономерно совпала с новым наступлением на Церковь и выработкой драконовских нормативных документов 1929 года, определивших и дальнейшие основы государственно-церковных отношений. 8 апреля этого года Всесоюзный Центральный исполнительный комитет (ВЦИК, законодательный орган) и Совет Народных Комиссаров (СНК, правительство) СССР приняли закон «О религиозных объединениях», на несколько десятилетий ставший основой советского «законодательства о культах», а вся жизнь религиозных организаций ставилась под контроль государственного аппарата.

В мае 1929 г. ХIV Всероссийский съезд Советов изменил 4-ю статью Конституции РСФСР, и теперь вместо «свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» вводилась «свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды», т.е. исповедание веры объявлялось исключительно личным делом гражданина.

В этом году в СССР закрыли свыше 1000 храмов (в два раза больше, чем в предыдущем), из них в Украине – 281. В столице разрушили или закрыли известные святыни – Чудов и Вонесенский, Сретенский и Никитский монастыри (вскоре закрыли последний московский монастырь – Даниловский). Ликвидировали некрополи ряда монастырей. Закрылась окончательно Киево-Печерская Лавра, старые монастыри Чернигова, Подолья, Холодного Яра. Гонениям подвергли и другие конфессии – в частности, закрыли 79 синагог (в Днепропетровске, например, хоральную синагогу передали под клуб швейной фабрики).

Развернули массированную антикостельну кампанию. В 1930 г. разгрому органами ГПУ подверглась «польская организация ксендзов» на Правобережной Украине, арестовали свыше 40 католических пастырей и свыше 250 их «связей» среди мирян, ликвидировали подпольную духовную семинарию и нелегальные монастыри в Киеве и Житомире[8]. В 1930-е гг. уже широко практиковались расстрелы, и к осени 1937 г. в Украинской ССР не осталось ни одного служащего священника-католика, все костелы и монастыри закрыли, а 20 июня 1937 г. расстреляли последнего римско-католического иерарха в УССР – епископа Александра Фризона[9].

Еще одним «рычагом» давления стало создание невыносимых жизненых условий для «попов» – юридическое объявление духовенства «нетрудовым элементом» и лишение его избирательных прав  по Конституции УССР 1919 года Административному кодексу УССР 1927 г. По данным НКВД Украины, в 1926 г. в республике отрекся от сана 81 священник, 1927 г. – 179, 1928 г. – 439[10]. Устравиваются различные «молодежные» антирелигиозне массовые мероприятия – шабаши с факелами, плясками, кощунственными песнями и частушками, чучелами… На Кубани на Рождество 1930-го закрыли храмы, велев устраивать молодежные вечеринки. Закрывали протестантские общины, мечети и медрессе, буддисткие дацаны, расстреливали лам. К этому примерно времени (июль 1933 г.) относитися рассказл геолога, ставшего случайным свидетелем расстрела на берегу сибирской Лены 60 священников. Их ставили на краю ямы, и задавали вопрос, есть ли Бог. Все давали утвердительный ответ и падали с простреленной головой[11].

Досталось и экзотическми течениям. В конце 1920-х нанесли удар по мистикам, теософам Харькова, Киева, Одессы. Разгромили орден киевских масонов «Гармахис», посадив его магистра Б.Смирнова и его заместителя М.Волобуева[12].

В июне ІІ  съезд «Союза воинствующих безбожников» отождествил борьбу с религией с борьбой за социализм, призвав к развертыванию «безбожной пятилетки». 11 февраля 1930 г. ВЦИК и СНК СССР приняли постановление  «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах  релииозных объединений» – отныне в них преписывалось не допускать кулаков, «бывших людей» (не имевших избирательных прав представителей дореволюционных привлегированных слоев населения), других «враждебных советской власти лиц», что вычеркнуло Церковь из легитимного участия в общественном управлении. По мнению исследователей, закладывались прямые предпосылки для будущих масштабных репрессий против Православия[13].

Начинается усиленное оперативное обеспечение наступления на Церковь –логическая составляющая форсированных реформ по построению основ социалистического общества и  радикального изменения всего уклада жизни, в котором принципиально не отводилось места Православию. В начале 1930-х Секретно-политический отдел ОГПУ (куда входило и подразделение по работе в религиозной среде во главе с Тучковым и его приемником Иваном Полянским (будущим председателем Совета по делам религиозных организаций при СМ СССР с 1944 года)  разработал инструкцию по учету «антисоветских и контрреволюционных элементов», что формировало «социальную базу» последующих репрессий. Седьмой категорией таких лиц проходили церковные служители всех конфессий, проповедники и руководители всех сектантских организаций, «контрреволюционный элемент»[14].

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. См. исследования ведущих специалистов: Подкур Р.Ю., Ченцов В.В. Документы органов государственной безопасности УССР 1920–1930­-х годов: источниковедческий анализ. Тернополь: Збруч, 2010. 372 с.; Подкур Р.Ю. Формування оперативного обліку «контрреволюційних елементів» у 1920-х – 1939 рр. // Політичні  репресії  в  Українській  РСР  1937–1938 рр.:дослідницькі  рефлексії  та інтерпретації. До  75-річчя «Великого  терору» в  СРСР: Матеріали  Всеукраїнської наукової  конференції,  м. Київ,  15  березня  2012 р.   К., 2013. С. 34–41.
2. Нарочницкая Н. Великие войны ХХ столетия. За что и с кем мы воевали. М.: Айрис-пресс, 2007. С. 44.
3. Книга с таким названием вышла в Берлине в 1912 г., автор – журналист Виктор Обнинский, деятель Конституционно-демократической партии (кадетов). Показательно, что на выборах в Учредительное собрание 1917-1918 гг. (так и не приступившего к работе) весь спектр либерально-демократических объединений совокупно набрал 1,7% голосов (социалисты-революционеры – свыше 40%, большевики 25%, при доминировании среди электората крупных индустриальных городов и серъезных позцииях в армии. 80% Советов индустриального Юго-Востока Украины контролировались большевиками.
4. Калинин Н., Земляниченко М. Романовы и Крым. Симферополь: Бизнес-Информ, 2010. С. 296.
5. Дело патриарха Тихона // Отечественные архивы. 1993. № 6; Сафонов Д. В последние месяцы жизни святителя Тихона против него готовился новый судебный процесс [электронный ресурс].  Режим доступа:  http://www.pravoslavie.ru/archiv/patrtikhon-newprocess.htm; Сафонов Д. К проблеме подлинности «Завещательного послания» патриарха Тихона [электронный ресурс]. Режим доступа:  http://www.pravoslavie.ru/archiv/patrtikhon-zaveschanie1.htm.
7. Кара-Мурза С.Г. Маркс против русской революции. М.: ЯУЗА; ЭКСМО, 2008. С.294.
8. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 197.
9. Ченцов В.В., Архієрейський Д.В. Терор проти «реакційного духовенства» // Політичний терор і тероризм в Україні. ХІХ–ХХ ст. Історичні нариси. К.: Наукова думка, 2002. С. 306; Рубльова Н. Ліквідація в Україні ієрархії Римо-католицької церкви // З архівів ВУЧК–ГПУ–НКВД–КГБ. 2000. № 2–4. С. 327–328.
10. ЦГАООУ Ф. 177. Оп. 2. Д. 3452. Л. 2.
11. Шамбаров В. Антисоветчина. М.: Эксмо, 2011. С. 246.
12. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 370. Л. 66, 182.
13. Шкаровский М.В. Русская православная церковь в ХХ веке. М.: Вече; Лепта, 2010. С. 118–119.
14. Хаустов В.Н. Развитие  советских  органов государственной  безопасности: 1917–1953 // Cahiers du Monde russe. 2001. Vol. 42/2–3–4.  2001. Р. 370.

Социальные комментарии Cackle