Мне бесконечно страшно слышать на улицах матерящихся детей

ФОМА

Да, утром всегда хочется что-то жизнеутверждающее написать, вдохновляющее, но жизнь – она же ставит нас перед…

 

Мне бесконечно страшно слышать на улицах матерящихся детей – подчас десяти-одиннадцати лет. Это жуткое зрелище оскверненного детства, поруганной чистоты. Это не просто озорство или даже хулиганство, нет. Хулиганство – это то, что ребенок сам не воспринимает как норму: озоруя, хулиганя, он понимает, что переступает черту, получает удовольствие от запретного. Дети, которые общаются с помощью срамословия (именно так на Руси называли то, что мы сегодня называем ненормативной или обсценной лексикой) воспринимают его как норму общения.

А что ж им не воспринимать мат как норму, этим детям, если их родители матерятся – даже не просто при них, а именно в общении с ними?..

Вчера на Проспекте: молодая, лет тридцати, вполне приличного вида женщина и девочка лет восьми на самокате – все время выезжает из маминого поля зрения, что маму, естественно, нервирует:
– Я так и буду тебя ловить, ****?!

Не выдерживаю:
– Да что ж вы так сквернословите-то, да еще и на ребенка?

Женщина не реагирует никак. Она меня просто не воспринимает – я для нее не в кадре.

Скажите, какой педагог или какой священник объяснит этой девочке, что произносить подобные слова нехорошо, некрасиво и т.д.? Вряд ли кто-либо сумеет ей это внушить – после такого маминого воспитания.

Этому ребенку нанесена уже страшная черная рана, и если я не называю здесь эту рану безнадежной, неисцелимой, то лишь потому, что невозможное человекам возможно Богу, и значит, в Нем человеку тоже возможно всё: из каких только бездн люди к Нему не выбираются, историй много…

Что касается “мастеров культуры”, борющихся за “свободу русского языка” и “естественность русской речи на сцене и в литературе…”

Понимаете, тут такая вещь: если человек сам, сразу, сходу не понимает, не чувствует, что мат есть смрадное дыхание адской бездны, что к русской культуре мат имеет такое же отношение, как рак к человеческому организму – то объяснять и доказывать это человеку бесполезно.

Что же произошло с этими писателями, режиссерами и прочими творческими личностями, что они перестали это чувствовать?

У апостола Павла в первой главе его Послания к Римлянам трижды повторяется выражение “предал их Бог”: чему же? – “в похотях сердец их нечистоте” (24); “постыдным страстям” (26); “превратному уму”(28). Людей, которые не помнят о Нем, Бог предает тому внутреннему аду, который на самом деле существует в каждом из нас. А вера или – подчас при ее отсутствии – воспитанная нравственная норма, культура есть мостик над этой бездной.

В самонадеянности и гордости своей человек произвольно сходит с этого мостика и летит вниз. И этот полет он принимает за свободный!

И в этом “свободном” полете у человека совершенно изменяется сознание, восприятие действительности, ум его становится превратным, и ничто уже не спасет его от него же самого – от действия его превратного ума.

Ведь, если Бога нет, то все позволено. Скажем иначе – если нет Нормы, то всё нормально.

Моя знакомая, интеллигентная женщина, преподаватель гуманитарной дисциплины, пользуясь материнским правом, заглянула в переписку свое дочери с неким мальчиком. “Настя, почему ты позволяешь ему разговаривать с тобой на таком языке?..” “Мама, ты отстала от жизни – сейчас иначе уже никто не общается”. Самое страшное – уверенность девочки, что иначе сейчас уже нельзя, и тот, для кого это ненормально – отстал от жизни. Даже хорошей, крепкой семье очень трудно противопоставить что-то давлению среды. Девочка боится прослыть несовременной, наивной, невзрослой, неполноценной… она боится оказаться непринятой, если откажется общаться на скверном языке, если покажет, что ей это неприятно. И это судьба миллионов девочек сегодня, и миллионов мальчиков.

И кто-то за них ответит, конечно, на Страшном суде…

Марина Бирюкова

Социальные комментарии Cackle