Второй шаг к вершине моления – умная деятельная Иисусова молитва.

В отличие от словесной молитвы, здесь к труду подключается орган мышления человека – его ум. Так как любая работа требует напряжения ума, этот вид молитвы назван умо-деятельным. Как работа мотора заставляет машину двигаться, так и умная молитва сподвигает душу к движению навстречу Богу.

Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский) описывает эту молитву так: «…Умная молитва духом питается и духом творится, такова же пища и постоянное делание Ангелов святых». Если молитва словами – продукт человеческого творчества, то умная молитва – это творение Ангелов. Соответственно, навык умной молитвы получит лишь тот, кто стремится очистить душу от страстей и уподобиться бесплотным силам. Но даже этот вид молитвы ещё доступен каждому из нас, не требуя безоговорочного отречения от мирской жизни. О том, как упражняться в умной молитве, читаем далее в труде владыки Антония.

Прежде всего, архипастырь напоминает, что умная молитва – дар милости Божией. Она даётся не по нашим духовным заслугам, а лишь тогда, когда Бог признает нас достойными этого дара. Умная молитва превращает душу в радар, способный улавливать тончайшие греховные помыслы и вовремя отсекать их. Так молитва становится неотделимой от человека, беседующего умом с Богом ежедневно, от пробуждения до самого сна.

Как любая тонкая техника быстро приходит в негодность при неправильном использовании, так и радар умной молитвы может сломаться, если человек испортит его собственной гордыней. По мнению владыки Антония, единственно правильный результат умной молитвы – осознание своей греховности, воплощённое в покаянном плаче. Делателю умной молитвы архипастырь даёт и ряд практических советов: пребывать в большем уединении и молчании, предпочитать Иисусову молитву иным молитвословиям, быть воздержанным в пище и не привязываться умом к материальным вещам.

Творение умной молитвы требует больших усилий внимания и воли, чем при молитве словесной. Соответственно, и искушений от врага спасения делателю такой молитвы будет посылаться гораздо больше. Но даже при самых тяжёлых атаках дьявола оставлять молитву никогда нельзя. «Человек, видя нападения душегубов бесов, понимает со скорбью, что если молитва оставит его, то душа будет живой взята в преисподнюю, а потому он еще усерднее держится за молитву, укрывается в ней умом от супостатов и помощью Божьей избегает восстаний страстей, возводимых дьяволом», – напоминает владыка Антоний.

Любая молитва, а тем более та, которая совершается в уме, помогает душе ожить и заискриться переливами добродетелей. Часто мы умаляем роль молитвы в деле спасения, больше полагаясь на телесный пост, усилия воли и систему запретов. Но если молитва займёт главенствующее место в духовной жизни, тогда, в совокупности со всем остальным, она приведёт душу к мирному состоянию, сделав её неуязвимой всем козням лукавого.

Рассматривая степени личной молитвы, мы говорим, прежде всего, о молитве Иисусовой. Именно её святые отцы считают «эталоном» моления, не отрицая возможности молиться другими молитвословиями. Но, восходя в творении Иисусовой молитвы на более высокие уровни, христианин опытно познаёт, что совершеннее её нет ничего из созданного человеческим разумом.

Следующий этап духовного делания – умно-сердечная молитва. Для нас, обычных людей из мира, это наивысший предел моления. Подняться ещё выше может только святой отшельник или безмолвник, проходящий этот подвиг в уединении. Здесь, опять же, можно провести параллель с вождением автомобиля. Чем больше мы разгоняемся, тем дискомфортнее нам становится. Превышая скорость, мы теряем контроль над управлением и можем попасть в аварию. Также, превысив меру молитвы, можем впасть в тщеславие и прелесть.

Умно-сердечная деятельная молитва ещё требует от человека внутренних усилий, в то время как последующие степени молитвы уже не зависят от его воли, а только поддерживаются благодатью Святого Духа. К средоточию рассудка – уму в такой молитве подключается и орган чувств – сердце, делая её целостной. Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский) пишет: «Здесь, в самом основании самомнительного сердца, дьявол воздвигает себе великую храмину из страстей. Но это, несокрушимое до сей поры укрепление, держащее в плену всех людей во все времена, начинает теперь рассыпаться под действием умной молитвы». Умно-сердечная молитва – это уже не подготовка оружия, а прицельный огонь в сторону дьявола. Такой молитвы он боится больше всего и больше всего ей противодействует. Но «рецепт» духовной борьбы остаётся неизменным: сохранять внимание и постоянство в молитве.

При переходе на этот этап молитвы начинается брань с самой тяжёлой и господствующей страстью – гордостью. «Как только выявлен, с помощью Божьей, корень зла, вся брань обращается против гордости, которая благодатью исторгается наконец из сердца, усеченная смертельно в главу», – утверждает владыка Антоний. «Сердце вместе с этой последней страстью избавляется от всех страстей. В великой битве уничтожено место жительства сатаны, и сам он изгоняется вон из сердца», – подытоживает архиепископ. Вот он – венец наших аскетических трудов.

Только когда из сердца изжита гордыня, в нём обретается смирение и поселяется Бог, претворяя молитву из деятельной в самодвижную, то есть уже не требующую усилий со стороны человека. При этом святые отцы советуют не «сводить» ум в сердце искусственно, а положиться на Бога, Который Сам знает, в какое время сделать нашу молитву сердечной. Человек сможет ощутить момент обретения сердечной молитвы, когда обострятся различные искушения, которых он доселе не испытывал.

Всё изложенное – лишь подсказка, общая схема молитвенного восхождения, созданная на основе святоотеческих творений. Пользоваться ею самочинно, без духовного руководства крайне нежелательно, а подчас и душевредно. Как и неосмотрительно будет ставить перед собой высокие молитвенные рубежи, находясь в семейном положении и работая в условиях постоянной суеты и многозадачности. Поэтому, изучая все степени молитвы, мы как бы смотрим на заснеженную вершину духовного Эвереста, понимая, что покорить её смогут лишь единицы, кому на то будет дано дарование свыше.

Николай Волошин