О «захожанах», захватчиках храмов, неверующих крестных и что с этим всем делать.

Я глубоко убеждён, что сейчас самое неподходящее время для того, чтобы рассуждать о существующих в Церкви проблемах. Не потому, конечно, что таковых нет, и тем более не потому, что в наше сложное время какие-то из проблем могли решиться сами собой. Просто сегодня, когда наша Церковь, без преувеличения, поставлена на грань выживания, заострять внимание на проблемах, масштаб которых и близко не сравнится с опасностями и рисками сегодняшнего дня, бессмысленно и даже глупо. Как глупо, например, беспокоиться из-за прыщей в преддверии онкологической операции.

Вместе с тем, в отличие от онкологического больного, Церковь твёрдо знает то, что «врата ада не одолеют её», и, следовательно, независимо от того, что нас ждёт в обозримом будущем, ей предстоит жить. Поэтому нелишним будет извлечь ряд уроков из того, что происходит сейчас, чтобы не наступать в дальнейшем на те же грабли, что и в недавнем прошлом.

Для начала зададимся вопросом: с практикой захвата представителями других конфессий храмов УПЦ мы знакомы уже более трёх десятилетий, однако сейчас мы с уверенностью говорим о том, что подобные случаи не только участились, но и сами захваты стали другими, так что же изменилось? Ответ очевиден: более тридцати лет подряд храмы захватывали люди, чётко ассоциировавшие себя либо с определёнными политическими силами, либо с конкретными конфессиями. Нынче же к ним прибавились, и иногда в немалых количествах, люди, прежде равнодушные как к политике, так и к вере. Те, кто в храме бывал либо два-три раза в год, либо по особому поводу, как то крещение, венчание или отпевание. И когда приключался соответствующий повод, шли они по преимуществу в наши храмы, потому как таковых попросту больше, чем раскольнических. Кроме того, в контексте свойственного обывателю суеверно-товарно-денежного отношения к Богу и Церкви, как это неудивительно, существовали свои понятия «правильной» и «неправильной» Церкви, хорошо знакомые в том числе и нашим нечастым гостям. И вот все эти чрезвычайно разные люди оказались, на удивление, похожими в одном: в слепой вере всему, что вещается с экрана, раздаётся из динамика и кликом находится во всемирной сети. Они оказались не просто внушаемыми, а паталогически внушаемыми. Как итог – стоило только сделать частью информационной политики очернение Церкви, как они мгновенно обнаружили буквально паталогическую склонность к вере во всякую ложь и клевету. И, странное дело, чем более грубой, явной и абсурдной является ложь, тем с большей охотой ей верят. Тем шире разевают рот, внимая ей, тем фанатичнее её доказывают другим.

Вот эти самые люди и составляют сейчас компанию церковным рейдерам, попутно создавая так нужную им массовость и придавая своим участием видимость законности собраниям светских лиц, принимающим решения о будущем храмов, в которые как не ходили, так и не собираются ходить. Кто они для нас? «Захожане», которых до сих пор нужда или большой праздник приводили в храм «свечку поставить»? «Развгодушники», которым бабки-прабабки в раннем детстве привили мысль, что в начале Великого поста или перед Пасхой обязательно надо «запричаститись»? «Верующие», вся вера которых сводится к убеждённости в том, что нельзя отказываться, когда в крёстные зовут, или нелишним будет для отпевания умершего родственника попа пригласить? Да, это всё они и есть. И огромным, с нашей стороны, заблуждением было бы думать, что они такие вопреки нашим пастырским усилиям. Потому как не вопреки, а как раз благодаря. Благодаря нашему самоотверженному труду по совершению треб для верующих и не очень. Благодаря нашему, почти всеобщему, страху кому-либо отказать. Благодаря нашей паталогической озабоченности тем, чтобы все были нами довольны.

Повторю ещё раз: сегодня наши храмы захватывают те, кто вчера приходил в них ставить свечки, заказывать требы, крестить детей и отпевать покойников. Те, кто в этих же храмах, нередко нами же самими, был крещён и венчан, кто вечно путал, какую руку класть сверху, когда берёшь благословение, и недоумевал, почему же ему нельзя причащаться, если на исповеди он был в прошлом году и геройски выдавил из себя малопонятное «деломсловомпомышлением». И возможным это стало во многом потому, что мы, пастыри стада Христова, многим из тех, кто был и остаётся для Церкви посторонним, дали повод думать, что им в Церкви можно чуть ли не всё. Своим попустительством, боязнью сказать «нет», страхом отказать. Ведь что знает обыватель о православном храме? Максимум – только то, что женщинам туда нельзя в штанах, мужчинам надо при входе снимать шапку, а причащаться нужно натощак. И всё. На этом ограничения заканчиваются. Собрался причащаться, но опоздал на Литургию? Ничего, расскажи священнику, что ты из села в соседнем районе приехал специально к нему на службу – и всё будет нормально. Не вовремя пришла с ребёнком на причастие? Затяни жалобное «ну, пожа-а-алуйста» – и дело сделано. Решили взять в крёстные неверующего? Пусть женская часть участников крестин включит слёзы – и батюшка не устоит. Не допускает священник к причастию сожительствующего «гражданским браком»? Достаточно пообещать сходить в ЗАГС прямо завтра – и никаких проблем… В общем, как в старые времена: «всё для людей»: крестим всех подряд, кто бы ни пришёл. Катехизация? Ну да, слышали такое слово, когда в семинарии учились. А на практике: пришли люди – надо крестить, а то вдруг не понравится что, пойдут в другой храм. А то, что никого из них потом в храме не увидишь, так это ничего, вдруг Господь сам коснётся сердца человека и приведёт его к Себе. К причастию тоже можно любому, кто пришёл натощак и побывал на исповеди. Говорит, что был последний раз в храме год назад, на исповеди рассказывает, про «не убил, не украл» и при этом кается, хотя не знает за что? А вдруг он сейчас выйдет из храма и его машина собьёт! В общем, можно почти всем и почти всё. Только бы приходили. Ну так они и приходят. Толпами приходят, иногда в изрядном подпитии, иногда с забористой матерщиной, а иногда с ломами и болгарками. А что? Им ведь причащаться, вымучив три дня поста за весь год, и крестить детей с первыми встречными в качестве крёстных можно? Тогда почему нельзя выдворить из храма священника, спилить замок, взломать двери? Что им правила, когда они, пусь нечасто, но регулярно, наблюдают, как ради того, чтобы они лишний раз пришли и чего-нибудь заказали, наш брат-священник без зазрения совести поступается и правилами, и традициями, и нормами. Мы вон даже выражение придумали: «потенциальная паства». Вот и собирается эта, с позволения сказать, потенциальная паства на собрания сельских общин и дружно голосует за перевод прихода в ПЦУ. Им же, по сути, без разницы, куда приходить два раза в год за водой или с корзинкой…

А ведь можно было совсем по-другому. Бывал я как-то в коптском храме в Каире. Подчёркиваю, не в монастыре на окраине пустыни, а в столичном храме. У коптов есть традиция: в храм заходить без обуви. Неудобная традиция. Я лично терпеть не могу разуваться. Даже на требы специально езжу в сменной обуви, только бы не разуваться при входе. А тут пришлось. И правильно. Если уж правило, то правило для всех. И ничуть никого не заботит, что это неудобно, что кто-то потом не придёт. Есть правило, хочешь зайти в храм – выполняй. Или вот у тех же коптов в монастыри берут только того, кто старше тридцати лет, отслужил в армии и получил высшее образование. И будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть при жизни святостью сияй, хоть существуй в монастыре дефицит рабочих рук и недостаток братии, никакой архиерей не благословит тебя в монастырь и никакой старец за тебя не поручится. Казалось бы, в наше мятежное время останутся копты при своих строгостях с пустыми храмами. Ан нет. И храмы у них полны, и прихожане по преимуществу на каждой Литургии причащаются, и жизнь монашеская налажена получше, чем в иных патриархатах.

Вот и нам бы сделать выводы и провести своеобразную работу над ошибками. Не сейчас, конечно. Во время войны не до того. Но любые войны рано или поздно заканчиваются миром. И любые гонения тоже заканчиваются. И очень важно, чтобы во времена мирные мы не принялись за старое и не поступались правилами налево и направо в тщетной (как теперь оказалось) надежде сделать из «потенциальной» паствы реальную. Вот хотя бы на катехизацию внимание обратить. В конце концов, ничуть не страшно, если некоторые люди уйдут от нас с разочарованием по той причине, что они у нас крестить ребёнка собрались, а мы к ним с правилами, кому быть крёстным можно, кому нельзя, сколько времени родителям и крёстным нужно посещать огласительные беседы и на какой срок, соответственно, нужно отложить крещение. И, да, на предостережение «нам что, в другой храм идти» очень правильным будет отвечать «идите». Или вот что мешает нам раз и навсегда растолковать «развгодушникам», что причащаются те, кто живёт церковной жизнью, а не раз в год насилу выбираются в храм в твёрдом убеждении, что тем самым делают нам одолжение, вместо того чтобы придумывать им для облегчения и без того несложной задачи всякие там «общие исповеди»?

Не спорю, на какой-то момент это в некоторой мере сократит поток «захожан», приходящих исключительно ради свечек, святой воды или строго по поводу. Зато по прошествии определённого времени ни у кого из них не останется иллюзий на предмет собственной принадлежности к Церкви, которую, наконец, начнут ассоциировать не с эпизодическим посещением храма, а с сознательной и искренней церковной жизнью. 

Протоиерей Владимир Пучков