Как мы живем, так и молимся. Как молимся, так и живем

Как научиться обращаться к Богу? Читать молитвы по молитвослову, хотя бы даже и внимательно, — это ведь еще не значит обращаться к Нему. Очень часто ловишь себя на том, что просто их читаешь или, запомнив уже наизусть, произносишь, как некие монологи, но внутренне не адресуешь к Создателю. Потому и рассеян, и сердце холодно, и заставляешь себя подняться на молитву с трудом… Что надо сделать, чтоб молитва стала живой и горячей? Об этом мы беседуем с игуменом Нектарием (Морозовым).

 

— Отец Нектарий, обратиться к Богу — это ведь совсем не то, что к человеку? Когда мы обращаемся к человеку, у нас этой проблемы нет — мы видим перед собой человека, знаем цель своего обращения и обращаемся, и это представляется совершенно естественным. А вот к Богу — это всегда проблема, всегда та или иная трудность.

— Я не согласен с таким сравнением: к человеку обратиться — без проблем, а к Богу — проблема. Огромное количество людей, обращаясь к другим людям, делают это так, как на самом деле делать не стоит. И результаты такого обращения бывают достаточно плачевными. Иной человек, читая молитвы, полагает, что он молится, а на самом деле, как вы говорите, к Богу не обращается. Но бывает ведь и так, что человек обращается к человеку и говорит ему: мне от тебя нужно то-то и то-то. Но сердечного контакта между обратившимся и тем, к кому он обратился, не возникает. Человек, которого таким образом о чем-то просят, может это сделать только в силу своего христианского милосердия, добросердечия. А если он нашей просьбы не выполнил, то это в силу нашего жестокосердия. Нам нужно в равной мере учиться — и тому, как обращаться к Богу, и тому, как обращаться к человеку.

Прежде чем ответить на вопрос, как научиться обращаться к Богу и к людям, нужно сказать: человек может научиться только тому, чему он хочет научиться. Если желание есть, то особых сложностей не возникнет. Почему? Потому что если человек ощущает потребность в Боге, потребность в Его помощи, он будет искать способ эту помощь получить, милости Божией сподобиться. Каждый человек, который верит в Бога, знает, что у Бога можно просить помощи в молитве и что просить нужно так, чтобы собственное сердце откликалось. Так и происходит научение — человек сам, сердцем откликается на слова молитв. Вся суть в желании.

— В желании обратиться к Богу и обрести Его помощь?

— Конечно. Иногда происходит странная вещь: человек вроде бы верующий, православный, но, когда в его жизни что-то случается, не молится Богу, помощи Его не просит. Почему? Не по скромности, не по смирению. А потому, что ему как-то страшно вмешивать Бога в свои дела. Он хочет сам со своими делами разобраться. Худо-бедно, плохо, но — сам. Потому что вдруг Господь вмешается в его дела и сделает все совсем не так, как он сам хочет. Вот такой человек никогда не научится обращаться к Богу. Потому что для того, чтобы по-настоящему к Нему обратиться, нужно быть готовым принять Его волю о себе, какой бы она ни была. Любая молитва должна заканчиваться словами: впрочем не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42). Но вот это-то и не хочется говорить человеку, и он предпочитает подчас ничего не говорить.

Если же у человека есть желание исполнять волю Божию, если он нуждается в исполнении этой воли — что можно ему подсказать, как ему учиться обращаться к Богу, чтоб это было не формально, а от сердца? Наша жизнь состоит из ситуаций, в которых мы чувствуем свою человеческую недостаточность, неразумие, немощность, греховность. И каждая такая ситуация должна становиться поводом для обращения к Богу. Как говорил преподобный Никодим Святогорец: ты встал вечером молиться Богу, и ты должен вытеснить из своего сердца все, что тебя занимало в течение дня. Но если ты не смог все это вытеснить, не в силах оказался забыть все это ради молитвы, то преврати это все в повод для молитвы. Потому что если для тебя это важно, то это нельзя мимо Него пронести.

Сколько у нас случается всякого, в том числе и того, что нас ранит! Непредвиденные обстоятельства ломают наши планы, разрушают то дело, которым мы занимаемся, дело вроде бы хорошее и богоугодное; от этого страдают люди. Как с этим быть? Нужно сказать: Господи, то, что от меня зависит, я постараюсь сделать, а остальное в Твоих руках, как Тебе угодно, так и будет. И примириться с этим. Как говорил старец Паисий: прежде чем что-то сделать, я зажигаю лампадку и воздеваю руки к Богу, а потом делаю то, что в моих человеческих силах. Это очень хороший урок нам. Нужно делать все, от нас зависящее, но прежде, чем делать, обращаться к Богу. И предавать все Его воле и о прочем не беспокоиться. Когда у нас преобладает такое отношение ко всему происходящему с нами и к Богу — это означает, что ниточка (тоже выражение Паисия Святогорца) доверия связала нас с Ним. Но доверие приходит именно через молитву.

— Но чтобы в час скорби сказать «…не моя воля, но Твоя» — нужно подумать, что эта скорбь, эта боль на самом деле нам зачем-то нужна. Так я Вас понимаю?

— Как говорил преподобный Исаак Сирин, нет другого способа приблизиться к Богу, кроме как через скорби. В ровной, беспечальной, бесскорбной жизни не было бы тех моментов, которые заставят нас к Богу воззвать. Когда с нами что-то случается, это мобилизует нас, это все наши силы собирает. Святитель Феофан Затворник говорил: если ты молишься Богу, ты должен чувствовать в сердце своем некую «болячку», которая заставляет тебя свое сердце чувствовать, из его глубины взывать. А когда с нами что-то случается, эта болячка образуется сама собой. Боль наше внимание в сердце собирает, и мы молимся уже из сердца, а не откуда-то — невесть откуда.

Скорбь может приблизить нас к Богу, а может и оттолкнуть. Чтобы приблизиться, нужно сказать: Господи, мне плохо, мне больно, но если Ты мне это попустил, значит, мне это нужно, я благодарю Тебя. Если человек нашел в себе силы на это, он сделал огромный шаг вперед. Если же человек скажет иначе: «Да что же это такое, Господи, почему Ты так ко мне несправедлив!» — он сделает огромный шаг назад. По большому счету, нужно радоваться тем ранящим нас ситуациям, которые Господь нам Сам посылает и в которых мы можем Ему довериться. Нужно радоваться, что разыгралась буря и мы можем ступить за борт лодки и пойти по бурной воде — к Нему. Не было бы этой бури, мы не узнали бы, что это возможно. Хотя, конечно, любому из нас свойственно желать, чтоб погода на нашем море была хорошая.

— Значит, Гефсиманская молитва — это для нас для всех вечный образец?

— Да, и, следуя этому как образцу, нужно принять во внимание вот что: если Спаситель в Гефсиманском саду взывал к Богу трижды, борясь и орошая землю кровавым потом, то нам нужно взывать — не трижды, а триста, может быть, раз. Потому что наша борьба — это борьба с собственным нашим грехом, малодушием, леностью. Из этой борьбы нам нелегко выходить победителями. Но, выйдя, мы всегда становимся сильнее, потому что возрастаем в доверии к Богу. Один из древних святых говорил: если и небо приклонится к земле, мой ум не поколеблется. Таково было его доверие к Богу. Нам до такой меры далеко, но, шаг за шагом к этой мере приближаясь, можно стать очень сильным и счастливым человеком.

— Говорят, однако, что путь духовного возрастания — это бег вверх по эскалатору, идущему вниз. Стоит остановиться…

— Стоит человеку, навыкшему уже в покаянии и доверии к Богу, расслабиться, позволить себе жалобы и ропот — и вот, он стал слабее и неразумнее, чем был. Расслабился раз, другой, третий — и стал уже совершенно неразумным человеком, не понимающим путей Божиих и неспособным с ними примириться.

— Когда мы во власти какого-то острого переживания, когда мы в слезах, в состоянии крайнего эмоционального стресса, мы именно расслабляемся и зачастую совершенно не помним о Боге. Если мы способны-таки оглянуться на себя — хотя бы в силу того, что к вечерней молитве себя приучили и даже в этом состоянии не можем ее опустить, — мы осознаем, что все это время Бога для нас словно и не было. И очень трудно вновь собраться и к Нему вернуться.

— А на самом деле эта мучительная для нас ситуация имеет своей целью о Боге нам напомнить. В подобных случаях действительно бывает трудно справиться с возбужденными нервами. Но как оно возникает, нервное возбуждение? Оно имеет причину во множестве помыслов, которые у нас в голове толкаются и нас дергают туда-сюда. О том, какова бывает брань с помыслами даже у святых, говорит нам эпизод из жизни Макария Александрийского: его так измучил помысл куда-то непременно пойти, что он лег на пороге своей кельи и сказал: кто хочет, может понести меня, а сам я никуда не пойду. И лежал так до тех пор, пока не ушел помысл. Помыслы расшатывают нервную систему, а борьба с ними — это, во-первых, вопрос веры, а во-вторых, дисциплины. Дисциплина ведь во всем нужна. Если человек привык вставать вовремя, он будет вставать вовремя. Привык позволять себе полежать «пять минут», будет лежать час. Привык при любой приключившейся скорби говорить: Господи, да будет воля Твоя, благая прияхом, злых ли не стерпим (ср.: Иов 2, 10)[1], значит, так и будет говорить. А если человек сначала позволяет себе помалодушествовать, предается жалости к себе и лишь потом пытается взяться за себя, то, конечно, ему трудно будет справиться с собой.

— Стащило вниз, попробуй выберись теперь наверх…

— Да, я знаю это по собственному опыту, потому что меня тоже постоянно туда стаскивает. Эскалатор не просто вниз идет, он еще и очень быстро движется. Но бывают случаи, когда все же не даешь себя стащить.

— В течение всей нашей жизни, изо дня в день нашим вниманием владеет наша же собственная ситуация со всеми ее проблемами, радостями, надеждами, страхами… Мы обращены к себе, внутрь себя, может быть, а к Богу — лишь постольку, поскольку это имеет отношение к той же нашей ситуации. Когда нам плохо и страшно, мы готовы вскричать «Господи, помилуй!», когда нам что-то до зарезу надо, мы готовы это у Него просить, вымаливать, но постоянной обращенности ко Творцу у нас нет. Потому и не можем толком молиться… Как развернуть себя на некое количество градусов?

— Это верная мысль, к Богу нужно не просто обращаться время от времени, к Нему нужно постоянно самого себя разворачивать. Почему это так трудно? Трудно оставить все то, к чему обращен человек, за что он держится, что владеет его душой и вниманием. С чего начать? У Антония Великого есть хороший совет: прежде чем отходить ко сну, обязательно поблагодари Бога за все, что было в этот день. Даже если в этот день, по рассуждению человеческому, не было хорошего вообще ничего, а было только плохое. Все равно нужно поблагодарить Бога — сначала лишь устами, а следом за этой устной благодарностью — может быть, даже через силу произнесенной — появится осознание того, за что мы Бога благодарим. За то, что Он дал нам прожить еще этот день. За то, что, хотя мы и впадали в грехи, от многих иных грехов нас Господь сохранил. За то, что Он как-то меняет, образовывает, учит нашу душу. Только начни благодарить — и сердце подскажет за что. И с такой же благодарности Богу важно свой день начинать. Тогда не будет этого мгновенного погружения в собственные обстоятельства, проблемы, скорби — сразу после пробуждения. Тогда — открыл глаза, и первая твоя мысль не о будильнике, не о работе, не о деньгах, не о службе даже — потому что ведь мы умудряемся и в храм бежать, совершенно о Боге не думая, — а именно о Нем. Если человек навыкает, едва открыв глаза, сразу говорить: «Господи, благодарю Тебя за то, что Ты даешь мне еще один день», тогда со временем эти слова очень глубоко в сердце проникнут.

— И так возможно научиться все время видеть Бога, иначе говоря, реагировать на Него как на постоянно присутствующее в нашей жизни обстоятельство?

— Для того чтобы все время Его видеть, просто не надо от Него отворачиваться. Ведь в этом мире, в нашей жизни нет ничего такого, что не напоминало бы нам о Боге. Им мы живем, дышим и существуем. Если в какой-то момент Его воля, поддерживающая наше бытие, станет иной, мы перестанем существовать. Поэтому нет такого момента, в который у нас не было бы повода о Нем вспомнить.

Но сила памятования человека о Боге может быть различной. Это как отношения с человеком: когда-то они бывают ровными и привычными, а когда-то захватывают нас целиком. Очень важно, чтобы это чувство — что всё вокруг, всё, что с нами происходит, есть дело рук Божиих и Промысла Его о нас — присутствовало в нас постоянно. В нашей жизни нет ничего, что не имело бы отношения к Богу!

Дуччо ди Буонинсенья. Призвание апостолов Петра и Андрея

Дуччо ди Буонинсенья. Призвание апостолов Петра и Андрея

— Вы говорите: «Если есть желание, особых трудностей не будет», но как все же трудно, практически невозможно себя перестроить! У кого это получается? У Вас получается, например?

— Каждого из нас на пути духовном ждут маленькие открытия. И эти открытия свидетельствуют — не о преуспеянии, нет, но о том, что человек каким-то образом все же нащупывает для себя некий путь. Мы очень разные, и Господь, когда хочет чего-то от нас добиться, употребляет разные способы воздействия на наши души. Разные способы призвания. Каков был, например, способ призвания апостола Петра? Неожиданно богатый улов рыбы (см.: Лк. 5, 4–7). А с апостолом Матфеем это произошло иначе (см.: Мф. 9, 9). И с апостолом Павлом (см.: Деян. 9, 3–9). К каждому сердцу Господь подбирает свой ключ. Вот и мы — каждый к своему сердцу — должны какие-то ключи подбирать. Потому что сердце каждого из нас — оно, с одной стороны, человеку принадлежит, а с другой — будто и не его, настолько не управляемо им.

Я, например, нашел для себя такой ключик: когда я оказываюсь в ситуации, которая для меня тяжела, которая может разрушить меня — и не только мою нервную систему, не только мою жизнь, но и — самое страшное — мои отношения с Богом, — я стараюсь представить себе последствия. Каким я стану, если я позволю этой ситуации себя преодолеть, если не найду в себе сил смириться с волей Божией и благодарить Его за все, что Он мне послал? Я останусь ни с чем. С истрепанными нервами, с разрушенной жизнью, с явными признаками моральной и интеллектуальной деградации. А главное — я окажусь в удалении от Бога. И как мне такому жить? Вот эта мысль об ужасе, в который я могу сам себя ввергнуть, — она помогает мне преодолеть мучительную ситуацию и жить, хотя не всегда помогает сразу.

— Скажите, в чем еще должен состоять наш труд? Мне кажется, что перестраивать нужно очень многое, например отношение к людям.

— С внешней стороны, все постигающие нас испытания приходят от людей. Господь устраивает нашу жизнь, но непосредственно создают наши жизненные обстоятельства все же люди. Иногда мы говорим себе так: «Да, конечно, я смиряюсь с тем, что мне Бог посылает, но вот именно с этим человеком я мира найти не могу, потому что он — орудие неправды». Но мы не должны так говорить на самом деле; в этом случае мы, по слову аввы Дорофея, становимся похожими на собаку, в которую бросили палку, а она, вместо того чтобы разобраться, откуда и почему эта палка прилетела, хватает ее и грызет как причину своей беды. А причина нашей беды — не человек и не Бог. Причина — это, с одной стороны, наша испорченность, с другой — испорченность окружающего нас мира. И это надо принимать — не как что-то, имеющее к нам лишь косвенное отношение, а как то, в чем мы непосредственно живем. Когда нас обвиняют, притесняют, как нам кажется, несправедливо, вспоминать заповедь о левой щеке (см.: Мф. 5, 39), вспоминать те наши неправды, за которые нас никто не обличил и не наказал, которых, кроме нас и Бога, никто не знает. Да, можно сказать: это очень трудно, это сложно — жить так, как вы предлагаете сейчас. Но опыт показывает, что жить иначе, не делать всего этого — гораздо труднее.

— Молитвы, оставленные нам святыми отцами Церкви, — они как бы сшиты не по нашей мерке. Мы не испытываем того, что испытывали они, мы до этих переживаний просто не доросли. Знакомство с их наследием нам, безусловно, полезно, более того, необходимо: без этого маяка мы найти верный курс не сможем; но как нам молиться их словами? Как быть, если та или иная молитва не становится своей?

— Ребенок учит стихи Пушкина, или Тютчева, или Блока, не понимая их глубинного смысла; но, если он читает стихи с интересом и вниманием, душа его понемногу преображается, и постепенно он может прийти к пониманию поэзии. И со временем, может быть, поймет больше, чем Пушкин или Тютчев, бывает и такое. Нечто сродное можно сказать и о чтении молитв. Человек, читающий их внимательно, всегда найдет в них что-то, отвечающее его собственным внутренним запросам. Молясь по молитвослову, мы просим у Бога прощения, милости, и это вполне соответствует нашей мере. Но там же, действительно, есть вещи, которые нашу меру превосходят. Например: святые гораздо лучше нас видят собственную греховность, свое недостоинство и облекают это в такую словесную форму, что нам кажется — мы лучше их. Или: мы понимаем, что мы намного хуже, но скорбим оттого, что, в отличие от них, никак по-настоящему почувствовать это не можем. Но если человек молится внимательно и усердно, если он сообразует свою жизнь с молитвой, изменения в нем происходят. Человек вырастает — если не в меру святых, то, во всяком случае, в меру понимания, внутреннего принятия тех слов, с которыми они к Богу обращались. Молитва воспитывает человека.

Мы нередко исходим в своих рассуждениях из того, что святые — совсем не такие люди, как мы, куда нам до них. Это, с одной стороны, так; но душа человека, душа любого из нас изначально создана удивительно хорошей, чистой, светлой. И в ней — поскольку человек создан по образу и подобию Божию — все лучшее уже заключено. Да, она испорчена, искажена грехом. Но лучшее в ней все равно есть, и это лучшее, безусловно, способно откликаться на слова святых, жить этими словами и воспринимать их как свои. Наша душа похожа на измученного, забитого узника, а когда мы молимся, мы выпускаем ее на свободу. У нее есть крылья, и когда мы молимся, мы даем ей их расправить, и она снова получает возможность летать.

— Значит, нужно ждать и надеяться, что слова молитв, сложенных святыми отцами, станут когда-нибудь нашими?

— Ждать не надо. К этому надо идти каждый день. Это ведь как искорки — сегодня одна искорка блеснет и осветит нашу жизнь, завтра другая. Сегодня одно слово молитвы вдруг переживется сердцем как наше собственное, завтра другое. Просто нужно это помнить, не забывать случившихся уже озарений. Складывать этот опыт в своем сердце и дальше им жить. А еще важно — не бояться переживать то, что переживали святые. Человек нередко этого боится, потому что переживать это больно; сердце приходится глубоко раскрывать и обнажаться перед Богом и перед самим собой. Здесь необходим отказ от самозащиты, ощущение собственной беззащитности. Потому что только тогда, когда мы не защищаем себя сами, нас защищает наш Защитник.

— Но в повседневной своей жизни мы так привыкли защищаться, что расстаться с этой привычкой кажется невозможным.

— Да, человек — существо, зависимое от своих привычек, но привычки можно менять. Вредную привычку курить человек может сменить на полезную привычку — бегать по утрам. Привычки должны зависеть от человека, а не человек от привычек. Мы привыкли обижаться и страдать, если нам говорят какую-то неприятную правду о нас; а почему? Почему первично страдание, а не радость от того, что нам указали на что-то дурное в нас и тем самым помогли измениться? Молитва призвана изменить наше сердце, а защищая себя, мы сердце свое защищаем от нее. Здесь нужно выбирать и нужно знать, что зависит это не от возможности или невозможности, а от желания или нежелания. Есть, к примеру, такая вещь, как балет: можем мы с вами сделать то, что делают артисты балета на сцене? Вряд ли. А они ведь такие же люди, как и мы, просто они годами упражняли свое тело — потому, что хотели в балете танцевать. Мы призваны не тело упражнять, а душу, и если у нас это плохо получается, то только потому, что мы плохо хотим.

Преподобный Силуан Афонский

Преподобный Силуан Афонский

И еще один важный момент: не бояться правды окружающей нас жизни. Не прятаться, не бежать от нее, не приукрашивать, а иметь смелость встречать ее лицом к лицу — со всей ее болью, ужасом, тяжестью. И не ужасаться от этого, не изнемогать от этой боли, а принимать жизнь такой, как она есть. Только так относясь к жизни, можно увидеть человеческую боль и попытаться уврачевать ее. Только видя жизнь такой, как она есть, можно кому-то помочь и не пройти в конечном итоге мимо Христа. Нередко человек отказывается видеть жизнь такой, как она есть, и пытается формализовать ее. И тогда все становится формальностью, в том числе и отношение к Богу. В начале нашей беседы вы сравнивали отношение к Богу с отношением к человеку: а всегда ли мы к людям относимся не формально? Всегда ли мы готовы человека принять таким, каков он есть, принять в свое сердце, а не отвернуться от него? Как часто мы отворачиваемся от человека, потому что он боль какую-то нам причиняет — самим фактом своего существования! А закрывшись от человека, мы почти всегда закрываемся от Бога. А если мы однажды свое сердце для Него закрыли, оно не раскроется потом автоматически. Для того чтобы оно раскрылось, нужны будут особые усилия, труд покаяния. Почему преподобный Силуан Афонский говорил, что молиться за мир — это кровь проливать? Потому что для молитвы за мир надо такое сердце иметь — любящее, чувствующее, милующее. Вот почему старец Силуан плакал над змеей разрубленной, над летучей мышью, которую кипятком обварил случайно. Это трудно — так жить. Жить и плакать над чужою болью. С точки зрения современного человека такие слезы — признак расшатанной нервной системы, истеричности и т. п. А с точки зрения христианства это норма — такое отношение ко всему живому. Обнаженное.

Есть еще одно хорошее правило, правда, его не так легко соблюдать. Когда что-то случается такое, ранящее нас, когда мы вдруг о чем-то узнаем, не реагировать на это сразу, а сделать как бы шаг назад и дождаться, дать произошедшему отозваться в сердце, откликнуться — и реагировать уже после этого сердечного отклика. Ведь мы очень часто лишь по поверхности событий, явлений скользим, и это тоже мешает нам подлинной сердечной жизнью жить. А если человек не живет подлинной жизнью, то и молитва его не может быть подлинной.

Журнал «Православие и современность», № 29 (45)

 Марина Бирюкова

Православие.ru

Опубликовано: чт, 04/02/2016 - 13:34

Статистика

Всего просмотров 117

Автор(ы) материала

Социальные комментарии Cackle