Как узнать волю Божию? Двадцать шестая ступень «Лествицы»

«Как узнать волю Божию?» Это вопрос, который волнует многих христиан.

Преподобный Иоанн отвечает, что воля Божия открывается тем, кто благодаря очищению души и тела от страстей стяжал добродетель рассуждения: «Рассуждение в общем смысле в том состоит и познается, чтобы точно и верно постигать божественную волю во всякое время, во всяком месте и во всякой вещи». И «оно находится в одних только чистых сердцем, телом и устами», то есть является результатом неоскверненной совести и чистых чувств. Рассуждение помогает настроить совесть по Богу и определить, «откуда веет ветер, чтобы не распустить нам парусов в противную сторону».

Кто приобретает рассуждение, тот может способствовать спасению многих других людей, врачевать их от страстей и даровать здоровье: «Рассуждение есть светильник во тьме, возвращение заблудших на правый путь, просвещение слепотствующих. Рассудительный муж есть истребитель болезни и восстановитель здравия». Не случайно в Церкви всегда высоко ценятся духовничество и старчество.

Есть разные степени рассудительности: «Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего устроения душевного; в средних оно есть умное чувство, которое непогрешительно различает истинно доброе от естественного и от того, что противно доброму; в совершенных же рассуждение есть находящийся в них духовный разум, дарованный Божественным просвещением, который светильником своим может просвещать и то, что есть темного в душах других». «Совершенно очистившийся от страстей видит даже душу ближнего, хотя не самое существо ее, но в каком она находится устроении и каковы ее расположения и чувствования; а преуспевающий еще судит о душе по телесным действиям».

Для понимания того, как действует рассудительный человек, преподобный Иоанн приводит такую аналогию: «Как имеющие здравое чувство обоняния могут ощущать ароматы, хотя кто и тайно их при себе имеет, так и душа чистая познает в других и благоухание, которое сама приняла от Бога, и злосмрадие, от которого совершенно избавлена, хотя другие сего и не ощущают». «Как носящего ароматы обнаруживает благовонный запах и против воли его, так и имеющий в себе Духа Господня познается по словам своим и по смирению».

Чтобы приобрести рассуждение, вначале необходимо научиться покорять свою волю воле других людей, даже не имеющим особой духовной опытности, потому что и через них может действовать Сам Господь: «Все хотящие познать волю Господню должны прежде умертвить в себе волю собственную и, помолившись Богу, с верою и нелукавою простотою вопрошать отцов и братий в смирении сердца и без всякого сомнения в помысле, и принимать советы их, как из уст Божиих, хотя бы оные и противны были собственному их разуму и хотя бы вопрошаемые были не весьма духовны. Ибо не неправеден Бог и не попустит, чтобы прельстить те души, которые с верою и незлобием смиренно покорили себя совету и суду ближнего; потому, хотя бы вопрошаемые и не имели духовного разума, но есть глаголющий через них Невещественный и Невидимый. Многого смиренномудрия исполнены те, которые руководствуются сим правилом несомненно, ибо если некто ‟во псалтири отверзал гадание свое” (см. Пс. 48:5) (т. е. таинственный смысл притчей), то сколько, думаете, провещание словесного ума и разумной души превосходнее провещания бездушных звуков».

Однако есть и другие способы приобретения добродетели рассуждения, которые намного труднее того, когда своя воля умерщвляется и вверяется чужой воле. Первый способ – при помощи горячей продолжительной молитвы. Она помогает определить, что человеку полезно, а что пагубно: «Некоторые из испытующих волю Божию отрешали помысл свой от всякого пристрастия к тому или другому совету души своей, то есть и к побуждающему на дело, и ко внушающему противное; и ум свой, обнаженный от собственной воли, с горячею молитвою в продолжение предназначенных дней представляли Господу – и достигали познания воли Его или тем, что бестелесный Ум таинственно провещевал нечто их уму, или тем, что одно из оных помышлений совершенно исчезало в душе».

Второй способ определения, согласно ли наше желание с волей Божией, – по возникающим препятствиям: «Другие по скорби и затруднениям, которые следовали за их начинанием, заключали, что дело их согласно с Божественной волей, по слову апостола: ‟восхотихом приити к вам... и единою, и дважды, но возбрани нам сатана” (1 Фес. 2:18)».

Третий способ – это, наоборот, легкость в исполнении задуманного: «Иные, напротив, по неожиданному благопоспешению, которое они получали в своем деле, познавали, что оно благоприятно Богу, поминая слово оное, что всякому произволяющему делать благое споспешествует Бог» (см. 2 Пар. 26:5).

Воля Божия может открываться и непосредственно просвещением от Бога, но лишь тем людям, которые благодаря многим трудам стали близкими к Нему. И обычно на пути реализации такого откровения возникают сложные короткие или долгие препятствия: «Кто просвещением свыше стяжал в себе Бога, тот уверяется в воле Божией как в делах, скорости требующих, так и в делах неспешных, вторым образом, только без определенного срока времени». По-видимому, речь идет о тех людях, которых Господь, как золото, испытывает в горниле искушений, чтобы потом возвести на высокое служение в Церкви. Например, как свидетельствует жизнеописатель святителя Киевского Филарета (Амфитеатрова), до того, как он был возведен на митрополичью кафедру, ему пришлось в других местах перенести много искушений, напрасных гонений и поношений. И сам преподобный Иоанн Лествичник не сразу стал тем, к чьему мнению безоговорочно прислушивались. Игуменом Синайского монастыря он был избран лишь в возрасте 75 лет.

Те люди, которые долго сомневаются в выборе, тем самым могут свидетельствовать о себе, что они удалены от Бога и страдают тщеславием: «Сомневаться в суждениях и долго не решаться на избрание чего-либо из двух есть признак не просвещенной свыше и тщеславной души».

Между тем рассудительность могут иметь не только особые избранники Божии, а и люди страстные, но смирившиеся благодаря полученному негативному опыту от греха: «Да благодушествуют страстные смирившиеся, ибо если они и во все ямы впадали, и во всех сетях увязали, и всяким недугом вознедуговали, но по выздоровлении бывают для всех светилами и врачами, путеводителями и наставниками, объявляя свойства и виды каждого недуга и своею опытностию спасая близких к падению». Еще дара рассудительности могут сподобляться хотя и страстные, но искренно любящие люди: «Душевное око проницательно и прекрасно, так что после бесплотных существ оно (проницательностью) превосходит всякий вид тварей. Посему часто и те, которые побеждаются страстьми, могут познавать мысли в душах других от великой любви к ним, особенно же когда они не погрязают в плотских сквернах».

Такие люди могут с большим успехом поучать других и, стыдясь своих слов, удерживать себя от впадения в новые грехи. Но преподобный не рекомендует возводить их на начальственные должности: «Если некоторые, мучимые прежде приобретенными привычками, могут хотя простым словом учить других, да научат, только да не начальствуют; может быть, они когда-нибудь, хотя собственных слов устыдившись, начнут деятельную добродетель. Таким образом, и на них сбудется то, что, как я видел, случалось с некоторыми погрязшими в тине: испытавши нечистоту ее, они рассказывали мимоходяшим, каким образом попали в тину, и делали сие в предохранение их, чтобы и они не погрязли, идя тем же путем; и за спасение иных Всесильный избавил и их от тины греха. Если же страждущие от страстей произвольно предаются сластям, то молчанием да показывают свое учение. Ибо Писание говорит: ‟Иисус начат творити же и учити” (Деян. 1:1)».

Вместе с тем «мы не должны удивляться как чему-либо чрезвычайному, когда видим, что некоторые творят дела злые, а слова вещают добрые; ибо и змия оного, витийствовавшего в раю, гордость, вознесши, погубила».

Одновременно преподобный предостерегает, чтобы мы не были слишком строгими к людям, которые добродетельны лишь на словах: «Не будь строгим судиею тех, которые словами учат о великих добродетелях, когда видишь, что сами они к благому деланию ленивы; ибо недостаток дела часто восполняется пользою оного учения. Мы не все стяжали все в равной мере: некоторые имеют превосходство более в слове, чем в деле; а в других, напротив, дело сильнее слова».

Тот, кто пытается кого-то исправить, должен понимать, что в этом деле не может быть шаблонного подхода, ибо «что иногда бывает врачевством для одного, то для другого бывает отравою; и иногда одно и то же одному и тому же бывает врачевством, когда преподается в приличное время, не вовремя же – бывает отравою».

Преподобный приводит конкретные примеры неудачного и удачного врачевания: «Видел я неискусного врача, который больного скорбного обесчестил и тем ничего более для него не сделал, как только ввергнул его в отчаяние. Видел и искусного врача, который надменное сердце резал уничижением и извлек из него весь смрадный гной. Видел я, что один и тот же недужный иногда для очищения своей нечистоты пил лекарство послушания и потом был в движении, ходил и не спал; а в другое время, заболев душевным оком, пребывал без движения, в безмолвии и молчании. ‟Имеяй уши слышати, да слышит” (Мф. 25: 30)».

Таким образом, «с многим рассуждением должны мы рассматривать, когда, в каких случаях и доколе должно нам стоять против предметов страстей и бороться с ними и когда отступать. Ибо иногда можно по немощи предпочесть и бегство, чтобы не умереть душевно».

На предыдущих ступенях «Лествицы» уже шла речь о способах борьбы со страстями, а на этой ступени преподобный основное внимание обращает на искушение от бесов, которые обычно нападают на подвижников, достигших определенных высот в духовной жизни. По мысли автора, «все бесовские брани против нас происходят от сих трех причин: от сластолюбия, от гордости или от зависти бесов. Блаженны последние, всеокаянны средние, а первые до конца непотребны».

В богоугодных делах нужно понимать, что бесы «выкапывают нам три ямы. Во-первых, борются, чтобы воспрепятствовать нашему доброму делу. Во-вторых, когда они в сем первом покушении бывают побеждены, то стараются, чтобы сделанное не было по воле Божией. А если тати оные и в сем умышлении не получают успеха, тогда уже, тихим образом приступивши к душе нашей, ублажают нас как живущих во всем богоугодно. Первому искушению сопротивляются тщание и попечение о смерти; второму – повиновение и уничижение; а третьему – всегдашнее укорение самого себя».

Если все-таки бесам удается, несмотря на принятые меры, одолеть душу и помрачить свет ума, «тогда не будет более в нас, окаянных, ни трезвенного внимания, ни рассуждения, ни сознания, ни стыда, но место их заступят беспечность, бесчувствие, нерассуждение и слепота ума».

Есть разные степени одержимости бесовскими силами: окрадывание души, убиение и погибель. Преподобный пишет, что «окрадывание души есть, когда мы почитаем за добро, в чем нет добра; окрадывание есть неприметное лишение духовного богатства; окрадывание есть неведомое пленение души. Убиение души есть умерщвление словесного ума впадением в дела непристойные; а погибель души есть впадение в отчаяние после совершения беззакония».

Особенно коварными могут быть бесы сребролюбия, тщеславия и сластолюбия. Бес сребролюбия «часто принимает лицемерный образ смирения, бес тщеславия побуждает к раздаянию милостыни, то же делает и бес сластолюбия. Если мы будем чисты от последних двух страстей, то не престанем творить дела милосердия на всяком месте».

В секулярном мире среди маловерующих людей бытует мнение, что есть так называемая черная магия и ей как будто противостоит белая магия, но, по мысли преподобного Иоанна, это одного поля ягоды: «Некоторые сказали, что одни бесы другим сопротивляются; а я удостоверился, что все они ищут нашей погибели».

Тактика нападения бесов на подвизающихся может быть многоразличной: «Есть бес, который, как только мы возлегли на одр, приходит к нам и стреляет в нас лукавыми и нечистыми помыслами, чтобы мы, поленившись вооружиться против них молитвою и уснувши со скверными помыслами, объяты были потом и скверными сновидениями».

Также между бесами преподобный Иоанн различает некоторую иерархию: «Есть между злыми духами бес, называемый предваритель, который тотчас по пробуждении является искушать нас и оскверняет первые наши мысли. Посвящай начатки дня твоего Господу, ибо кому прежде отдашь их, того они и будут. Один искуснейший делатель сказал мне сие достойное внимания слово: ‟По началу утра, – говорит он, – предузнаю́ я все течение дня моего”». «Между нечистыми духами есть такие, которые лукавее других: они не довольствуются тем, чтобы одних нас ввести в грех, но советуют нам и других иметь сообщниками зла, чтобы навлечь на нас лютейшие муки. Видел я одного человека, который передал другому свою греховную привычку, а потом, пришедши в чувство, начал каяться и отстал от греха; но так как наученный им не переставал грешить, то покаяние его действительно не было».

Кого бесы не могут подтолкнуть на грех, того они начинают искушать более тонко: «В случающихся с нами искушениях бесы борют нас, чтобы мы сказали или сделали что-нибудь безрассудное; если же не могут одолеть нас, то, тихо приступивши, влагают нам тайно гордое благодарение Богу».

Но не только бесы искушают нас. Часто их союзником становится плоть: «Многообразно, поистине многообразно и неудобопостижимо лукавство нечистых духов, и немногими видимо; думаю же, что и сии немногие не вполне его видят. Например, отчего бывает, что мы иногда и наслаждаясь, и насыщаясь, бдим трезвенно, а находясь в посте и злострадании, сильно отягощаемся сном? Отчего в безмолвии мы чувствуем сердечную сухость, а пребывая с другими, исполняемся умиления? Отчего, будучи голодны, претерпеваем искушения во сне, а насыщаясь, бываем свободны от сих искушений? Отчего в скудости и воздержании бываем мрачны и без умиления; когда же, напротив, пьем вино, тогда бываем радостны и легко приходим в умиление? Могущий о Господе да научит этому непросвещенных, ибо мы сего не знаем. Однако можем сказать, что сии перемены не всегда происходят от бесов, но иногда и от сей, данной мне и не знаю как сопряженной со мною, сластолюбивой, скверной и дебелой плоти».

Бесы могут маневрировать, то нападая на подвизающегося, то оставляя его на некоторое время в покое, или по неизвестным причинам могут совсем отойти: «В том, я думаю, никто не сомневается, что бесы и страсти отходят от души, иногда на некоторое время, а иногда и навсегда; но не многие знают, по каким причинам они нас оставляют». «Иногда бесы отступают и сами собою, чтобы ввести нас в беспечность, и потом внезапно нападают на бедную душу, расхищают ее и до такой степени приучают к порокам, что она после того уже сама себе наветует и противоборствует. Известно мне и другое отступление оных зверей: оно бывает тогда, когда душа совершенно утвердится в греховных навыках. Пример этого мы видим на младенцах, которые, когда не дают им сосцов матерних, по долговременной привычке своей сосут пальцы».

Преподобный предполагает, что бесы могут отступать, чтобы лишить подвизающихся победных венцов: «Между лукавыми и завистливыми духами некоторые такого рода, что отступают от святых умышленно, с тем, чтобы не доставить боримым венцов за победы в бранях». Но «неленостная душа воздвигает бесов на брань против себя, с умножением же браней умножаются и венцы. Не уязвляемый супостатами не получит никакого венца, а кто от случающихся падений не упадает духом, того восхвалят Ангелы, как храброго воина».
Правда, есть люди от природы бесстрастные: «Знаю еще и пятое бесстрастие, которое бывает в душе от многой простоты и похвального незлобия. По справедливости посылается таковым помощь от Бога, ‟спасающаго правыя сердцем” (Пс. 7:11) и неприметно для них самих избавляющего от страстей; как и младенцы, когда с них снимут одежду, почти не примечают наготы своей».

Чтобы запутать человека и заставить им поверить, бесы могут влагать в душу и добрые мысли или понуждают взять непосильный крест: «Не удивляйся тому, что бесы тайным образом влагают нам часто и добрые помышления, а потом противоречат им другими помыслами. Сии враги наши намерены только убедить нас этой хитростью, что они знают и сердечные наши помышления». «Бесы часто возбраняют нам делать легчайшее и полезное, а между тем побуждают предпринять труднейшее». «Есть мужественные души, которые от сильной любви к Богу и смирения сердца покушаются на делания, превосходящие силу их; но есть и гордые сердца, которые отваживаются на такие же предприятия. А враги наши часто нарочно для того подущают нас на такие дела, которые выше нашей силы, чтобы мы, не получивши успеха в них, впали бы в уныние и оставили даже те дела, которые соразмерны нашим силам, и таким образом сделались бы посмешищем наших врагов. Видел я немощных душою и телом, которые ради множества согрешений своих покусились на подвиги, превосходившие их силу, но не могли их вынести. Я сказал им, что Бог судит о покаянии не по мере трудов, а по мере смирения».

Преподобный различает между бесами таких, которые могут смирять человека и доводить до отчаяния, и таких, которые, наоборот, способны надмевать разум человека: «Некто из рассудительных мужей, как бы желая научиться от меня, спросил меня однажды, говоря: ‟Скажи мне, какие из духов через грехи смиряют ум наш и какие надмевают его?” Но как я не знал, что отвечать на сей вопрос, и клятвою уверил его в своем неведении, то хотевший научиться сам научил меня и сказал: ‟В немногих словах я дам тебе закваску рассуждения и предоставлю тебе самому потрудиться испытать прочее. Бес блуда и бес гнева, бес чревонеистовства, бес уныния и бес сонливости не имеют свойства возносить рог нашего ума; бесы же сребролюбия, любоначалия, многословия и многие другие к злу греха присовокупляют обыкновенно и зло возношения, и бес осуждения подобен им в этом”».

Способных к внешним наукам, но склонных к тщеславию бесы понуждают толковать Священное Писание или заниматься исследованием тонких богословских вопросов ради того, чтобы затем ввергнуть в ереси и расколы: «Между нечистыми духами есть и такие, которые в начале нашей духовной жизни толкуют нам Божественные Писания. Они обыкновенно делают это в сердцах тщеславных и еще более в обученных внешним наукам, чтобы, обольщая их мало-помалу, ввергнуть наконец в ереси и хулы. Мы можем узнавать сие бесовское богословие, или, лучше сказать, богоборство, по смущению, по нестройной и нечистой радости, которая бывает в душе во время сих толкований».

Однако самой опасной страстью, которая подпитывается бесами, преподобный считает гордость, ибо она может заменить собой все другие: «От некоторых, не только верных, но и неверных, отошли все страсти, кроме одной. Сию одну они оставляют как зло первенствующее, которое наполняет место всех прочих страстей; ибо она столь вредоносна, что может свергнуть с самого неба». Одержимость этой страстью особенно заметна в людях, которые отпали от Церкви или находятся в сектах. Они любят хвастаться своей чистотой, целомудрием, воздержанием в пище и питии, но самой большой страсти – гордыни за собой не замечают.

Тем, кто болен физически, тоже не нужно расслабляться духовно, потому что в такой момент бесы особенно начинают нападать: «Немалое внимание нужно нам в то время, когда тело немоществует. Ибо бесы, увидевши нас, лежащих на земле и не могущих уже от изнеможения вооружиться на них телесным подвигом, покушаются нападать на нас с особенной жестокостью». Иногда тяжелобольного человека из-за невыносимых болей они могут доводить до отчаяния и страшного греха самоубийства.

Во время болезни особенно коварным может быть блудный бес: «Приметил я, что иногда блудодейственный волк усиливает болезни недугующих и в самых болезнях производит движения и истечения. Ужасно было видеть, что плоть среди лютых страданий буйствует и неистовствует».

Тем не менее есть среди больных и такие, которые благодаря своей немощи врачуются утешением благодати от страстей: «И обратился я, и увидел лежащих на одре, которые в самом страдании утешаемы были действием божественной благодати или чувством умиления, и сим утешением отражали болезненные ощущения, и в таком были расположении духа, что никогда не хотели избавиться от недуга. И еще обратился и увидел тяжко страждущих, которые телесным недугом, как бы некоторою епитимиею, избавились от страсти душевной; и я прославил Бога, брение брением исцелившего». Очевидно, преподобный Иоанн Лествичник имеет в виду тех больных, которые, несмотря на страдания, не теряют связи с Богом, ибо они понимают, что «болезнь посылается иногда для очищения согрешений, а иногда для того, чтобы смирить возношение». Также хворь может быть средством, избавляющим от лени и лукавых страстей: «Благий наш и всеблагий Владыка и Господь, видя, что кто-нибудь весьма ленив к подвигам, смиряет плоть его недугом как отраднейшим подвижничеством, а иногда очищает и душу от лукавых страстей и помыслов». «Немощные душой должны познавать посещение Господне и Его милость к ним из телесных болезней, бед и искушений внешних. Совершенные же познают посещение Божие от пришествия Духа и по умножению дарований».

Впрочем, преподобный призывает ни в коем случае не осуждать подвизающихся, которые впали в тяжелые болезни, а, наоборот, всячески их поддерживать: «Когда кого-нибудь из наших воинов о Христе увидим в телесном страдании и недуге, то не будем лукаво объяснять себе причину его болезни, но лучше примем его с простою и не мыслящею зла любовью и постараемся уврачевать, как собственный член и как воина, уязвленного на брани».

По-разному бесы нападают на мирских и на монахов: «На живущих в миру во время недуга нападает бес гнева, а иногда и дух хулы. Живущие вне мира бывают мучимы бесами объедения и блуда, если они изобилуют всем потребным; если же они пребывают в местах, удаленных от всякого утешения и подвижнических, то бывают искушаемы бесами уныния и неблагодарности».

Преподобный советует больше использовать наступательную тактику в борьбе с бесами, ибо она приносит больше успеха: «Будем стараться не только отражать бесов, но и нападать на них. Ибо кто только отражает их, тот иногда разбивает неприятеля, а иногда и сам бывает разбит; но воюющие наступательным образом всегда гонят врага своего».

Бесы очень тесно сплетены со страстями, а потому «победивший страсти уязвляет бесов: притворяясь, будто все еще подвержен прежним страстям, он обманывает врагов своих и не терпит от них нападений. Некоторый брат, будучи однажды обесчещен, нисколько не подвигшись сердцем, помолился в уме своем, а после начал плакать о том, что его обесчестили, и притворной страстью утаил свое бесстрастие. Другой брат, который совсем не хотел председательствовать, притворился, будто сильно этого желает. Как же изображу тебе чистоту того мужа, который взошел в блудилище, как бы для греха, и находившуюся там блудницу привел к чистому и подвижническому житию? Также одному из безмолвствующих весьма рано поутру принесли кисть винограда; он же, по отшествии принесшего, тотчас устремился на виноград и съел его, но без всякого услаждения, с тем только, чтобы показать себя перед бесами чревоугодником. Другой, потеряв немногие ветви, весь день притворялся скорбящим. Но таким делателям нужна большая осторожность, чтобы, покусившись посмеяться над бесами, сами они не были от них осмеяны. Сии люди поистине суть те, о которых апостол сказал: ‟яко лестцы, и истинни” (2 Кор. 6:8)».

Чтобы по обольщению от бесов христианин, после долгого времени подвигов достигнув высот духовной жизни, много не возмечтал о себе и не впал в опасное состояние прелести, преподобный на этой ступени призывает: «Будем непрестанно исследовать самих себя в отношении ко всем страстям и добродетелям, чтобы узнать, где мы находимся: в начале ли, в средине или в конце». Ибо ‟время всякой вещи под небом”, – говорит Екклезиаст (Еккл. 3:1). …Для подвизающихся есть время бесстрастия и есть время побеждения страстьми, по причине младенчества подвизающихся. Есть время слез и время окаменелости сердца; есть время повиновения и время повеления; есть время поста и время принятия пищи. Есть время брани от врага – тела, и время погашения разжжения; время бури душевной и время тишины ума; время сердечной печали и время духовной радости; время учить и время учиться; время осквернений, может быть, за возношение и время очищений за смирение; время борьбы и время твердого мира; время безмолвия и время деятельности безмолвной; время непрестанной молитвы и время нелицемерного служения. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время; не будем искать в зиме того, что свойственно лету, ни во время сеяния – того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды, и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно».

Хотя случается так, что под воздействием бесов христианин может забыть даже начальную азбуку доброделания, а ведь «все считают за стыд видеть старика, ходящего в детское училище».

К азбуке доброделания преподобный относит «послушание, пост, вретище, пепел, слезы, исповедание, молчание, смирение, бдение, мужество, стужу, труд, злострадание, уничижение, сокрушение, непамятозлобие, братолюбие, кротость, простую и нелюбопытную веру, беспопечение о мире, непорочную ненависть к родителям, беспристрастие, простоту с незлобием, произвольную худость».

Признаками преуспевающих называет «отсутствие тщеславия, безгневие, благонадежие, безмолвие, рассуждение, твердую память суда, милосердие, страннолюбие, приличное вразумление, бесстрастную молитву, несребролюбие».

А вершина совершенства – это «непленяемое сердце, совершенная любовь, источник смиренномудрия, восхищение ума, Христово вселение, неокрадывание света и молитвы, изобилие осияния Божия, желание смерти, ненависть (к бренной) жизни, отчуждение от тела, молитвенник о мире, как бы насильно преклоняющий Бога на милость, сослужебник Ангелам, бездна разума, дом таинств, хранилище неизреченных откровений, спаситель человеков, бог бесов, господин страстей, владыка тела, повелитель естества, чуждый греха, дом бесстрастия, подражатель Владыки помощью Владыки».

Как видим, преподобный Иоанн Лествичник, как и другие древние подвижники, различает трехчастную систему духовного преуспеяния: делание, созерцание (бесстрастие) и боговидение, – которую в IV веке описал диакон Евагрий Понтийский.

Однако выявить какую-то систему или порядок в действии на человека бесов и страстей, по мысли преподобного Иоанна, невозможно, хотя он и предпринимал такую попытку: «…в безумных страстях нет порядка или разума, но всякое бесчиние и неустройство. Блаженные отцы подтверждали сие весьма убедительными доказательствами, представляя многие достовернейшие примеры, из коих некоторые помещаем в настоящем слове, чтобы от них получить вразумление для правильного суждения и о прочем. Безвременный смех, например, иногда рождается от беса блуда, а иногда от тщеславия, когда человек сам себя внутренне бесстыдно хвалит; иногда же смех рождается и от наслаждения (пищею). Многий сон происходит иногда от насыщения; иногда же от поста, когда постящиеся возносятся; иногда от уныния, а иногда и просто от естества. Многословие происходит иногда от объедения, а иногда от тщеславия. Уныние происходит иногда от наслаждения, а иногда от того, что страха Божия нет в человеке. Хула есть, собственно, дщерь гордости; а часто рождается и от того, что мы ближнего в том же осуждали; или от безвременной зависти бесов. Жестокосердие рождается иногда от насыщения, иногда от бесчувствия, а иногда от пристрастия. Пристрастие же, опять, иногда от блуда, иногда от сребролюбия, иногда от объедения, иногда от тщеславия и от многих других причин. Лукавство происходит от возношения и от гнева. Лицемерие – от самоугодия и самочиния».

Даже когда христианин совершает добродетели, он не застрахован от воздействия бесов и страстей: «Как, черпая воду из источников, иногда неприметно зачерпываем и жабу вместе с водою, так часто, совершая дела добродетели, мы тайно выполняем сплетенные с ними страсти. Например, со страннолюбием сплетается объедение, с любовью – блуд, с рассуждением – коварство, с мудростью – хитрость, с кротостью – тонкое лукавство, медлительность и леность, прекословие, самочиние и непослушание; с молчанием сплетается кичливость учительства; с радостью – возношение, с надеждою – ослабление, с любовью – опять осуждение ближнего, с безмолвием – уныние и леность, с чистотою – чувство огорчения, со смиренномудрием – дерзость. Ко всем же сим добродетелям прилипает тщеславие как некий общий коллурий (мазь), или, вернее сказать, отрава».

Если мы просим у Бога освободить нас от страсти, но не получаем сразу просимого, то из-за этого не надо впадать в отчаяние: «Да не скорбим, когда в прошениях наших ко Господу до времени не бываем услышаны, ибо Господь хотел бы, чтобы все человеки в одно мгновение сделались бесстрастными. Все просящие чего-нибудь у Бога и не получающие, без сомнения, не получают по какой-либо из сих причин: или потому, что прежде времени просят, или потому, что просят не по достоинству и по тщеславию, или потому, что, получивши просимое, возгордились бы или впали бы в нерадение».

Преподобный подчеркивает, что на брань с бесами и страстями могут выходить лишь те, кто имеет мужество: «Боязливый на брань да не исходит, повелевает Моисей, паче же Бог, чтобы сие последнее обольщение души не было хуже первого падения телесного, и справедливо».

При этом никто не застрахован от того, что во время брани он не будет падать и не получит ран. Преподобный призывает таких христиан не отчаиваться, а, наоборот, еще более усиливать свой подвиг, дабы удостоиться от Господа великих наград: «Воина, получившего во время сражения жестокие раны на лице, царь не только не повелевает отлучать от войска, но, напротив, наградою возбуждает его еще к большей ревности; так и Царь Небесный венчает инока, терпящего многие беды от бесов».

При этом не до́лжно надеяться на быстрый успех: «Прощение грехов многие скоро получили, но бесстрастия никто скоро не приобрел, ибо для приобретения его нужно долгое время, великое усердие, многий труд любви и помощь Божия». «Как одержимому долговременной болезнью невозможно в одно мгновение получить здравие, так невозможно и в короткое время победить страсти или хотя одну из них».

Чтобы во время брани не допускать много ошибок, преподобный советует иметь доброго духовного наставника: «Как корабль, имеющий хорошего кормчего, при помощи Божией безбедно входит в пристань, так и душа, имея доброго пастыря, удобно восходит на небо, хотя и много грехов некогда сделала. Как не имеющий путеводителя удобно заблуждает на своем пути, хотя бы и весьма был умен, так и идущий самочинно путем иночества легко погибает, хотя бы и всю мудрость мира сего знал». «Как яйца, согреваемые под крыльями, оживотворяются, так и помыслы, не объявляемые духовному отцу, переходят в дела».

Впрочем, может быть и так, что на человека не действует ни воспитание, ни окружение: «Иногда воспитание бывает причиною крайних зол, а иногда худое сообщество, но часто и собственное развращение души достаточно ей к погибели. Избавившийся от двух первых зол избавился, может быть, и от третьего; а в ком господствует третье, тот непотребен на всяком месте. Ибо нет места столь безопасного, как небо; однако диавол и там не устоял».

Самым действенным лекарством от всех искушений и бед преподобный считает смиренномудрие: «…Умерщвление всем вышепоказанным страстям есть смиренномудрие, и кто приобрел сию добродетель, тот все победил».

Итак, не должны самообольщаться те, кто думает, что рассудительность и другие добродетели приходят сами собой, без определенных трудов: «Всякому духовному деланию, видимому или умственному, предшествует намерение и усерднейшее желание при Божием в оных содействии, ибо если не будет первых, то и второе не последует».

Архимандрит Маркелл (Павук), духовник Киевских духовных школ 

Социальные комментарии Cackle