Петр и Павел — две прямые, пересекающиеся во Христе

Говорить о Петре и Павле — значит говорить о христианстве во всей его глубине и полноте – уверен Сергей Комаров.

Фрагмент византийской фрески XII века. Афон. Ватопед

Оба апостола — первоверховные, но их первоверховность разная. Своей разностью они являют два полюса одной и той же веры. Петр и Павел — две прямые, исходящие из разных точек, но пересекающиеся во Христе.

Большинство статей и проповедей о Петре и Павле строятся на противопоставлении тех или иных их отличий. Женатый — девственник. Ходил со Христом — не ходил со Христом. Простой рыбак — известный фарисей-законник, которому доверялись рекомендательные письма от первосвященника. Лидер апостольской общины — проповедник-одиночка.

Петр и Павел как писатели: некнижность vs книжности

Лично меня интересует следующая разность. Петр — человек простой, некнижный, умеющий, но не любящий писать. Всего нам известны два послания Петра. Первое написано отличным греческим языком, что говорит о литературном таланте апостола. Второе в литературном отношении гораздо слабее, из-за чего некоторые богословы имели сомнения в его подлинности. Но все-таки наличие этих двух документов свидетельствует, что Петр писать мог, и при желании писал хорошо. Петр попадает по вторую категорию писателей, согласно известной классификации. Первая категория — это когда человек хочет писать, но не может. Мараются тысячи чистых листов, усложняется жизнь издателей и редакторов... А вторая наоборот: может, но не хочет. Напишет иногда что-то, и это гениально. Но больше — не хочет, по разным причинам. Очевидно, Петр принадлежал ко второму виду писателей. Как говорил М. Жванецкий: “Можешь не писать — не пиши”. Петр, как видим, мог не писать, хотя талант был. Написал, но очень мало.
Совсем другой в этом отношении Павел. Он — автор большей части книг Нового Завета. Павел любит писать, и в своих посланиях разливается рекой. В Павле вмещалась прямо-таки славянская широта души. В своих текстах он постоянно отклоняется от заданной темы то в одну, то в другую сторону, совершает трудные смысловые пассажи, обставляет читателя противоречиями (например, его рассуждения о вкушении идоложертвенного). Где-то он витиеват и темен, что послужило основанием Петру написать про послания Павла как о неудобовразумительных, а где-то прост и открыт. Иногда колюч и язвителен, а иногда любвеобилен и нежен. Павел — писатель огромного масштаба и удивительной гибкости. Как он сам говорил про себя: для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1Кор.9,22). Этот принцип выражался и в его посланиях.
Если в Петре мы видим простоту и некнижность, то у Павла находим огромный груз разнообразной учености. Это и назубок выученное Писание, и подробное знание закона, и знакомство с эллинской культурой. Павел — ученый муж, книжник и фарисей. В сравнении с непосредственностью и простотой Петра, Павел являет случай воцерковления великого, фундаментального знания.

Итак, перед нами два типа веры — ученая и неученая. Какая из них более угодна Господу?

И та, и другая, лишь бы они были настоящие. Но вот что важно. И то, и другое нуждается друг в друге. И об этом говорит самое начало Евангелия, когда к новорожденному Христу приходят поклониться ученые — это волхвы; и простецы из простецов — пастухи. Бог любит открывать Себя великой простоте, и великому знанию — так комментирует этот эпизод один из церковных проповедников.
Интересно опробовать эту идею в исторических событиях, связанных с христианством.

Где мы можем видеть воцерковление великой учености в широком историческом масштабе?

Например, это христианизация Римской империи. Перед приходом христианства греко-римский мир уже имел мощную философскую школу, до мельчайших деталей разработанное право, литературу, исторические труды, великое искусство. Все эти открытия потом послужили Христу. Именно в терминах греческой философии были выражены основные христианские догматы. В эллинском эпистолярном жанре, или в жанре эссе написаны послания Павла, а «Деяния» апостола Луки разрабатываются как классический исторический труд.
Из искусства фаюмского портрета берет свое начало, в техническом плане, христианская иконопись. Первая и самая распространенная форма христианского храма базилика заимствуется из римской архитектуры. Купола христианских соборов — также архитектурная преемственность от римских терм. Мозаика и фрески, украшавшие ранее стены античных храмов и домов, переходят в христианские храмы, только уже с обновленными сюжетами. Античное пение постепенно переформатируется в церковную систему гласов. Связь христианского искусства и эллинского самая прямая — форма была заимствована почти полностью, только с новым содержанием. Церковная одухотворенность со временем продиктовала изменения и в форме (например, «обратная перспектива»в иконописи), но все же корни этой формы произросли еще задолго до Рождества Того, Кому она впоследствии должна была послужить.
Таков исторический пример воцерковления великих знаний.

Современная икона работы арх. Зинона

А где же пример действия великой простоты?

Здесь не нужно далеко ходить. Посмотрим сами на себя. Что было у Руси до принятия христианства? Не было сформированной государственности, разработанного права, единого религиозного сознания. Не было и систематизированного знания по ключевым вопросам бытия. Словом, не было великой культуры, влияющей на современников. Однако, была открытость сердца ко Христу, а это немало, ибо не у каждого народа имеется. 
Можно видеть, как откликнулась неграмотная Русь на явление христианства. Даже не за сто (!) — за шестьдесят-семьдесят лет Русь становится совсем другой страной. В короткое время приходит все: и культура, и государственность. Возникают письменность, библиотеки, школьное образование, храмоздательство, иконопись. Появляется множество монастырей и сонмы святых — мученики, преподобные, святители, благоверные князья... Через несколько десятилетий после Крещения Руси уже стоит каменная Святая София, в которой постепенно собирается крупнейшая библиотека. Еще через несколько — появляется Киево-Печерская Лавра, колыбель русского монашества и центр древнерусской культуры. В самые сжатые сроки ученость догоняет простоту. Греко-римская христианизированная культура в русском, переводном варианте достигает берегов Днепра. Знание соединяется с вдохновенным порывом верующей простоты. В киевских пещерах ложатся мощами святой Нестор Летописец, являющий образ ученой веры Павла, и святой Нестор Некнижный, воплощение простой горячей веры апостола Петра.
Потом монгольская оккупация уничтожает многие ростки христианского знания. Но не это предмет разговора.

От веры «петровской» — к вере «петропавловской»

Важно для нас то, что изначально вера Руси, подходящая под определение «петровская», впоследствии сделалась верою «петропавловской». К интуиции прибавилось осмысление. И красива Русь именно этой стороной — переосмысленной по-своему великой православной культурой, пришедшей издалека, но пустившей новые корни в благодатном русском сердце.
И нам ни в коем случае нельзя терять ни одну из этих сторон, помня слова Христа: будьте мудры, как змии, и просты, как голуби (Мф.10,16). Книжность Павла и простота Петра составляют некую полноту восприятия христианства, которой нам нельзя лишаться. Ослабление того или иного полюса сразу являет себя как болезнь верующего сознания. Простота без знания всегда рискует перейти в невежество, а ученость без простоты и смирения надмевает. Православие высшей пробы — это всегда некоторая детскость религиозного чувства, соединяемая с крепкими знаниями.
Любить бы Христа — как Петр, но научиться писать о Нем — как Павел. Шагнуть, не сомневаясь, вслед за Господом, когда Он скажет: «Иди за мной!», — но принести Ему не только горячность сердца, а и кропотливо собранное знание. Без Него оно — сор. А с Ним — грозное оружие, годное и в защиту, и в нападение. 
Вот об этом заставляет размышлять петропавловский пост и приближающийся праздник Святых Первоверховных Апостолов. Вера и книга, дух и буква, простота и многообразие, голубь и змий, Русь и Византия. Петр и Павел — две прямые, пересекающиеся во Христе...

Социальные комментарии Cackle