Пасха военного лихолетья

В первый же день войны Местоблюститель Патриаршего престола, митрополит Сергий (Страгородский) собственноручно написал на машинке свое знаменитое обращение к пастырям и пасомым Русской православной церкви.

В первый же день войны Местоблюститель Патриаршего престола, митрополит Сергий (Страгородский) собственноручно написал на машинке свое знаменитое обращение к пастырям и пасомым Русской православной церкви: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг… Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией… Положим же души своя вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу»[1].

Признание патриотического служения

26 июня 1941 г. с  ярким посланием «Церковь зовет к защите Родины» выступил митрополит Ленинградский Алексий (Симанский)[2]. По свидетельству видного советского «религиоведа» и сотрудника ЦК КПСС Э.Лисавцева[3], уже в июле 1941 г. глава советского правительства и Верховный главнокомандующий провел в позитивном духе встречу с Местоблюстителем Патриаршего престола, митрополитом и будущим Патриархом Сергием (Страгородским). Епископату не препятствовали распространять патриотические воззвания. Агрессия гитлеровского рейха (страшной античеловеческой силы и принципиального  противника христианства[4]) внесла в повестку дня союз государства, армии и Церкви в борьбе с общим смертельным врагом.

Несмотря на государственный атеизм и предвоенные массовые репрессии (о них мы продолжаем рассказ на сайте «Правлайф») сохранялся высокий уровень религиозности населения. Катастрофические поражения начального этапа войны (только в 1941 г. в окружение попало 16 армий, в плен  – до 3,8 млн. человек) пробуждение пробуждение духовной жизни, реабилитацию исторической ратоборческой героики и «мужественных образов наших великих предков». Православие было прадедовской верой славянских народов, а к началу войны Красная Армия состояла на 61% из русских, почти на 20 % из украинцев и на 4,1% – белорусов.

Буксовавшая еще с осени 1939 года деятельность официозного «Союза воинствующих безбожников» практически свернулась с началом войны, закрывались атеистические издания. Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) через заведующего Особым сектором ЦК и собственной Канцелярией Александра Поскребышева передал главе «безбожников» Емельяну (Минею) Ярославскому (Губельману) указание отметить особую патриотическую роль Церкви. Что тот дисциплинированно и сделал 2 сентября 1941 г. в статье «Почему религиозные люди против Гитлера» в газете «Правда», центральном партийном органе[5].

Отметим, что еще до исторической встречи главы правительства СССР с тремя митрополитами РПЦ в сентябре 1943 года, через возможности органов госбезопасности стимулировалось (пусть и в силу критического положения на фронтах и оккупации огромных пространств) введение куда более благоприятного отношения к верующим.

Соответствующие указания получили и органы госбезопасности. Заместители наркома внутренних дел Всеволод Меркулов (с 1943 г. – нарком госбезопасности СССР) и  Богдан Кобулов в переписке запрашивали и получали санкции секретаря ЦК ВКП (б), «куратора» религиозной сферы Александра Щербакова[6] на издание типографским способом и распространение на оккупированной территории и среди населения патриотических посланий архипастырей и трансляцию соответствующих радиопередач. Потепление отношения к Православию отразилось и на позиции государства по отношению к праздованию Светлого Христова Воскресения – Пасхи.

Государство дает «добро»

На Пасху 1942 года, несмотря на осадное положение, комендант Москвы разрешил беспрепятственное движение по городу всю ночь с 4 на 5 мая.  В столице и крупных городах разрешили крестные ходы вокруг храмов  с зажженными свечами. По данным столичного УНКВД, в действующих православных храмах собралось  свыше 160 тыс. верующих. «Верующее население, – докладывала контрразведка, и духовенство в связи с религиозным праздником Пасхи и полученными послаблениями «реагировало положительно»[7].

Сохранилась записка от  главы НКВД СССР (1938–1945 гг.) Лаврентия Берия по ВЧ-связи в Оперативную группу НКВД УССР (сам наркомат эвакуировали в Поволжье и Казахстан) в г.Купянск на Харьковщине от 4 апреля 1942 г. (канун Светлого Христова Воскресения): разрешить Пасхальные богослужения, обеспечить беспрепятственный доступ верующих в храмы и общественный порядок, однако – при усилении агентурной разработки клира и верующих[8].

На Пасху 1943 года послание митрополита Сергия издали в типографии тиражем в 6000 для распространения (через возможности спецслужбы и партизанского движения). «Да удостоит Господь и нас хоть отчасти пережить эту радость Воскресения Христова. Обильно «наслаждаясь светлого и спасительного пасхального торжества», пусть и наше сердце в своих тайникам скажет нам: «воистину восстал Господь»… Бог даст, над освобожденной Европойснова воссияет  вместо языческой свастики животворящий Крест Христов»[9].

Председатель Совета по делам РПЦ при Совнаркоме (СНК) СССР, полковник Георгий Карпов, докладывая в ЦК партии о праздновании Пасхи в ночь с 15 на 16 апреля 1944 г. отмечал: «Почти во всех церквях города… были военные офицерского и рядового состава общим числом более 500 человек», немало военнослужащих (группы в 50, 100, 275 человек) присутствовали на Пасхальном богослужении в подмосковных храмах и в столичной области[10]. Всего в Москве в ту ночь пасхальная служба велась в 32 храмах, докладывал И.Сталину заместитель председателя СНК СССР Л.Берия, присутствовало до 250 тыс. человек (против 83 тыс. в 1943 г.), в столичной области в 126 храмов пришло до 200 тыс. людей. Порядок обеспечивало около 2400 милиционеров. Среди моляшихся до 80-85% составляли женщины, 15–20% мужчины[11].

В скудное военное время Г.Карпов ходатайствовал (27 января 1944 г.) перед заместителем главы правительства СССР Вячеславом Молотовым (с предварительного одобрения последнего) о вручении к Пасхе подарков митрополиту Алексию, митрополиту Николаю (Ярушевичу, бывшему Экзарху Украины) подарков на 10 тыс. рублей каждому (обычно в него включали и дефицитные тогда ткани на облачение и одежду, продукты), и подарков на 5 тыс. рублей восьми епископам, «показавших себя наиболее активными в патриотической деятельности». Слово «Пасхе» Молотов подчеркнул[12]. 

«На места» шли благоприятные для Церкви указания. Так, в сообщении уполномоченного по делам РПЦ по Сумской области Т.Носуленко епископу Сумскому и Ахтырскому Корнилию (Попову)[13] говорилось о «разрешении проведения в ночь с 15 на 16 апреля ночной пасхальной службы в церквях», принятия мер по «усилению патриотической деятельности в церквях (чтении патриотического обращения патриарха Сергия, сбор средств в фонд обороны)»[14].

Пасха 1944 года примечательна и тем, что стала крайним, отведенным Патриархом Сергием, сроком покаянного приема (воссоединения) с канонической Церковью обновленческих «архиереев».

На Пасху 6 мая 1945 года партийный аппарат подробно сообщал о восторженной реакции людей на продажу «куличей государственных булочных с обозначением «Христос воскрес» и сырковой массы. «Народу в церкви был уйма. Молодежи пришло много. Видно, скоро все партийные будут молиться» – пересказывали партаппаратчики разговоры людей. «Правильно сделали, что разрешили свободно верить в бога. Священники агитируют за Советскую власть лучше, чем наши некоторые агитаторы… Я видела много военных и молодежи… Я убеждаюсь, что много людей верит в Христа-Спасителя»[15].

«Стать выше лишений…»

Проникновенными были Пасхальные обращения митрополита и будущего Патриарха (1945–1970) Алексия (Симанского). Все дни страшной блокады Ленинграда (не менее 700 тыс. умерших и погибших из почти 3 млн. населения города и пригородов[16]) владыка Алексий, сын камергера двора Его Императорского величества, провел в героическом городе с своей паствой. После повреждения огнем немецкой артиллерии Князь-Владимирского собора (где он жил в комнатушке в мансарде над входом), владыка перебрался в помещение под куполом кафедрального Никольского собора (только за 1942 год этот храм потерял 8 членов клира и церковнослужителей). Митрополит Алексий[17] постоянно служил (зачастую сам), проводил общие поминовения, отпевал усопших, выступал с проповедями, читал акафисты и огромные помянники. Случалось, что на богослужение приходило командование Ленинградского фронта во главе с генерал-полковником (с 1944 г. – Маршалом) Леонидом Говоровым[18]. Даже в самую голодную зиму 1941/1942 гг. храмы Ленинграда снабжались минимально необходимым для совершения Евхаристии объемом муки и вина.

Особенно ожесточенный огонь тяжелых дальнобойных орудий и бомбардировки обрушились на несломленный город на Пасху, 5 (18) апреля 1942 года. Блокадники шли освящать кусочки хлеба из голодного пайка. Две авибомбы упали неподалеку от собора, снижаясь, самолеты люфтваффе обстреливали собор из пулеметов. Больших жертв удалось избежать, перенеся богослужение на 6 часов утра. Митрополит Ленинградский (минимум два раза осколки снарядов падали прямо рядом с ним, не считая разрушений храма) призывал в Пасхальном послании «стать выше тех сравнительно малых лишений и личных бедствий, которые приходится переживать в это бурное время..., и больше, чем когда-либо хранить бодрость и твердость духа, помня слова апостола Павла: «Бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь, укрепляйтесь» (1 Кор.16,13)».

По воспоминания лениградского благочинного, протоиерея Николая Ломакина, владыка имел твердую веру в победе над врагом, «не любил он паники и уныния…, всюду внося бодрость, веру в победу, христианскую радость и молитвенное утешение в скорбях»[19]. Всю блокаду не закрывались все 8 дейсвующих храмов, штатное духовенство не эвакуировалось. Верующие питерцы только за 1943 год внесли в фонд обороны свыше 5 млн. рублей.

Первая Пасха владыки Алексия уже в священном сане Патриарха Московского и Всея Руси (6 мая 1945 г.) пришлась на дни Победы над нацизмом. Он с собором архиереев и духовенства отслужил торжественную службу в Богоявленском соборе Москвы и выступил с «Посланием по случаю победоносного окончания Великой Отечественной войны». В 1946 г., в ночь с Великой Пятницы на Великую Субботу состоялась передача братии Троице-Сергиевой Лавры мощей «игумена всея Руси», преподобного Сергия, Радонежского чудотворца (о чем ходатайствовал перед правительственными структурами Патриарх), 19 апреля прошло первое богослужение после возвращения обители  Церкви. В ночь пасхальной заутрени после перерыва в четверть века вновь зазвонил лаврский колокол, и Патриарх в телеграмме наместнику обители архимандриту Гурию (Егорову, будущему епископу Ташкентскому) назвал это событие «Пасхой избавление от скорби».

«Антисоветских проявлений в пасхальные дни не отмечено…»

…докладывал 9 мая 1943 г. секретарю ЦК КП(б) Украины Никите Хрущеву нарком внутренних дел УССР генерал-майор Василий Сергиенко. Сообщалось, что разрешение праздновать Пасху 22-24 апреля встретило «положительное реагирование со стороны духовенства и верующих» не занятых агрессорами Харьковской, Ворошиловградской и Сталинской (Донецкой) областей. В многих храмах был организован сбор подарков фронтовикам и пожертвований в фонд обороны. Лишь в двух храмах Ворошиловграда собрали 1500 посылок воинам. «В своих проповедях духовенство призывало верующих оказывать всемерную помощь Красной Армии, чем способствовать скорейшему разгрому гитлеровцев», выступало с патриотическими словами[20].

Обширную информацию о Пасхе военных лет в Украине можно почерпнуть из доклада (3 августа 1945 г.) своему шефу Г.Карпову от уполномоченного Совета по делам РПЦ при СНК СССР по Украинской ССР (в 1944–1949 гг.) Павла Ходченко (1880–1967, более известен как писатель)[21]. В рамках официальной идеологии бывший народный учитель Ходченко старается изобразить социально-психологическую атмосферу большого религиозного и патриотического подъема в освобожденной Украине. Отмечает уют в храмах, чистоту, сбор икон, реставрацию росписей, организацию хоров и концертов духовной музыки: «Душеспасительных» таких очагов в Киевской области 600 и они обслуживают и охватывают своим влиянием не менее 400 000 человек, которые работают в колхозах и др. учреждениях».

Павел Семенович, с 7 лет горбатившийся в «панских маетках», почти эпически повествовал бывшему пролетарию, генерал-майору Карпову о разительных изменениях в пасхальном быту украинских селян. На Пасху 1944 года куличи были «в абсолютном большинстве из кукурузной, ячменной муки, сала и яиц почти не было, а если у кого было сало, то очень тоненькое и в малом количестве яйца», церкви в  аварийном состоянии, старенькая одежда у прихожан. То ли дело на Пасху 1945 года – в храмах в 2-3 раза больше людей, здания приведены в порядок и обсажены деревьями, праздничная одежда, и что важно, подчеркивает наблюдательный уполномоченный, в корзинках «всего очень много, и в большинстве пасхи из белой муки, сало толстое и в большом количестве яйца». Люди радовались и поздравляли друг друга «с Пасхой и победами на фронте».

Шел активный сбор пожертвований на армию, детские дома, сиротам войны, госпитали. Среди прихожан выросла часть мужчин, военных, 15-25% составляла молодежь. Немало молодежи исповедовалось, к исповеди подходили военнослужащие до майора включительно, снимая на время личное оружие. Никаких антирелигиозных мероприятий или намеренного срыва властями богослужений в республике не отмечалось.

Приводилась статистика Православия в Украине по состоянию на 1 июля 1945 года: 14 архиереев, 6133 храмов и 4863 священника канонической Церкви, 422 диакона, 1919 псаломщиков, 346 монахов и 1390 монахинь, оценочно до 1,2 млн. православных «верующих активных религиозников».

Стратегическая победа над «моровым поветрием»

Говоря об открытых даже в экстремальных условиях войны храмах, не можем не обратить внимание читателей на такое весьма важно обстоятельство и, увы, историческое различие. Дело в том, что в воюющем Совестком Союзе не было допущено распространения эпидемий – ни в Действующей армии, ни в тылу среди гражданского населения! Медицинская служба, в том числе, не дала распространиться вспышкам тифа среди солдат – настоящего бича времен Первой мировой (умерло 22% зараженных солдат) и Гражданской войны (в 1941–1944 гг. от брюшного тифа вакцинировали до 55 млн. человек).

Сейчас, когда наша Церковь сугубо молится о здравии медицинских работников, нельзя не вспомнить подвиг и искусство советских медиков. Только по проблемам эпидемиологии, инфекционных заболеваний в медицинских институтах страны велось 200 научных разработок, тем более, что бактереологическое оружие разрабатывал противник, а у границ СССР в Маньчжурии работал «отряд 731» Квантунской армии Японии во главе с генерал-лейтенантом и доктором трех наук Исиро Исии – мощнейший центр биологической войны, жертвами «экспериментов» которого стали десятки тысяч пленных и мирных жителей. Японцы постоянно осуществляли вбросы возбудителей эпидемий  на территорю СССР и союзной Монголии. После войны военный преступник Исии наказания не понес и был вывезен в США для дальнейшей работы «по профилю».

Поразительно, но в тяжелейших боевых и экономических условиях в строй вернулось 72-73% раненых (у немцев ­ около 36%) и около 90% заболевших воинов, причем часть заболевших именно инфекционными заболеваниями не превышала 9%.  Как отмечает профессор-биолог Андрей Каменский, «во время войны у немцев эпидемии случались, а у нас нет». 2 февраля 1942 г. вышло постановление Государственного комитета обороны  «О мероприятиях по предупреждению эпидемических заболеваний в стране и Красной Армии».

«Осенью и зимой 1941–1942 гг. зарегистрировано увеличение числа больных сыпным тифом, а также дизентерией, брюшным и возвратным тифом, – пишет современный исследователь Е.Дашкова. – …Во всех республиках, краях, областях, городах и районах были созданы чрезвычайные противоэпидемические комиссии, наделенные широкими полномочиями, а прокуратуре предписывалось привлекать к строгой ответственности нарушителей санитарного режима. Основная тяжесть борьбы с возникновением эпидемий ложилась на плечи военных врачей, которые должны были организовать санитарно-противоэпидемическую работу не только в действующей армии, но и на освобождаемых территориях. К борьбе с эпидемиями привлекались все санитарные службы: санитарные звенья…, многотысячный актив, общественных санитарных инспекторов. Они проводили подворные и поквартирные обходы. Постоянно осуществлялся текущий санитарный надзор в жилых домах, общежитиях. Особое внимание было направлено на санитарное состояние базаров, рынков, магазинов, столовых. На путях движения к фронту создавалась разветвленная сеть санитарно-заградительных барьеров. Под постоянным контролем медицинских работников находились железные дороги»[22].

Было вымыто 5 398 680 человек гражданского населения, построено 4,5 тыс. бань, 3 тыс. дезинфекционных камер и многое другое. К началу перехода наших войск в стратегическое наступлении на всех фронтах, медицинская служба располагала мощной и стройной организацией, позволявшей обеспечивать противоэпидемическую защиту войск.

Общее и непосредственное руководство борьбой с «моровыми поветриями», созданием уникальной системы санитарно-противоэпидемического обеспечения войск осуществлял начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии, генерал-полковник медицинской службы Ефим Иванович Смирнов (в послевоенный период – один из министров здравоохранения СССР, академик АМН СССР, автор книги «Войны и эпидемии»).

Выдающимся стал вклад довоенного ректора Донецкого медицинского института, главного эпидемиолога и инфекциониста Красной Армии, генерал-майора медслужбы Ивана Ионина (умершего от тяжелой болезни за пару месяцев до Победы). Под его руководством достигнуты значительные успехи в устранении опасности авитаминозов, резком сокращении алиментарных заболеваний в воинских частях, сохранении эпидемического благополучия войск и гражданского населения, в борьбе с заболеваемостью кишечными инфекциями и брюшным тифом. Впервые в истории широкомасштабных войн инфекционных больных не эвакуировали с театров военных действий в тыл страны, а лечили на месте. В результате предупреждалось распространение инфекционных заболеваний из тыла в действующую армию.        

За други своя живот положили почти 85 тыс. военных медиков, 125 тыс. получили ранения. Они умирали даже во время лечения инфекционных пленных агрессоров, взятых в «котлах». 43 (17 из них женщины) стали Героями Советского Союза, трое – Героями Социалистического Труда, 13 организаторов военной медицины отмечены т.н. полководческими орденами – Суворова и Кутузова, 116 тыс. получили государственные награды.

И, конечно же, нельзя не вспомнить донскую казачку, ученого-эпидемиолога Зинаиду Ермольеву, в послевоенные годы – академика АМН СССР. Зинаида Виссарионовна (ее мужа-микробиолога расстреляли в октябре 1938-го) в 1942 г. синтезировала советский пенициллин, ранее закупавшийся за золото у западных союзников. Антибиотик спас огромное количество раненых и больных. За разработку систем диагностики инфекционных заболеваний в 1943 г. ученую отметили Сталинской (Государственной) премией первой степени. На премию лауреат построила боевой самолет с ее именем на борту.

Подвиг медиков специалисты сравнивают с победой в нескольких стратегических фронтовых операциях – таков был эффект их самоотверженного служения. Возможны ли тут аналогии с современным состоянием дел – от  внимания к науке и до возможностей мобилизации консолидированных усилий государства и общества – вопрос риторический.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Электронный ресурс. Режим доступа :  http://www.pravmir.ru/obrashhenie-mitropolita-sergiya-stragorodskogo-22-iyunya-1941-goda/
2. К тому времени в СССР на кафедрах реально служило лишь четыре архиерея, еще около 10 уцелевших или находящихся на свободе владык находились на покое или служили настоятелями храмов. К сентябрю 1943 г. освободили 11 иерархов, к Пасхе 1944 года епископат РПЦ насчитывал около 30 архиереев.
3. Автор книг «Критика буржуазной фальсификации положения религии в СССР», «Религия в борьбе идей» и «Атеистическое воспитание трудового коллектива» вряд ли бы стал преувеличивать «расположение» власти к «клерикалам».
4. Гитлеровский план «Ост» по плановому уничтожению и ассимиляции десятков миллионов восточных славян и других народов разрабатывался с февраля 1940 года. По варианту плана от июля 1941 г., в течение 25-30 лет изгнанию и уничтожению подлежало до 85% поляков, 85% литовцев, 75% белорусов, 65% населения Западной Украины, 50% эстонцев и латышей. Речь шла в общей сложности о 45 млн человек. К апрелю 1942 г. «директивная» цифра выросла до 51 млн. На европейской части бывшего СССР по линии Архангельск-Нижний Новгород-Астрахань должно было остаться в качестве рабов 15 миллионов человек, 30 миллионов уничтожалось в лагерях смерти, еще пятьдесят выселялось в Западную Сибирь и Южную Америку. На месте Москвы должно было быть водохранилище, а Ленинград стирался с лица земли, как и ряд других городов СССР. Только в концлагерях нацисты истребили и выморили до 12 млн. человек, а ведь еще свирепствовали и их союзники-оккупанты – румыны, венгры, финны...
5. Никитин В.А. Патриарх Алексий I: Служитель Церкви и Отечества. М.: Эксмо. 2013. С. 201–204.
6. Одновременно возглавлял Главное политическое управление Красной Армии и Флота. Документы, согласованные со Щербаковым, вспоминал начальник Генштаба, Маршал Советского Союза А.Василевский (сын регента церковного хора, выпускник духовного училища и семинарист), Сталин подписывал без промедления.
7. Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953 гг. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С.263.
8. ОГА СБУ. Ф.16. Оп. 35. Д.34. Л.141.
9. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г.: Сборник документов. М.: Изд-во Крутицкого подворья, 2009. С.63–64.
10. Шкаровский М.В. Русская православная церковь в ХХ веке. М.: Вече; Лепта, 2010. С.148.
11. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С. 291–292.
12. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С. 270.
13. В 1943 г. принят через покаяние из обновленческого раскола. В 1935–1940 гг. отбывал срок в лагерях.
14. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С. 288–289.
15. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С.408–409.
16. По планам Гитлера город в любом случае (даже при добровольной сдаче) подлежал уничтожению, жители обрекались на голодную смерть и террор. Ленинград сковывал значительную группировку немецких и финских войск (до 50 дивизий, способных в критический период 1941-1942 гг. изменить ход войны), не позволял отрезать центр страны от северных портов, в которые шли поставки вооружения и продовольствия по ленд-лизу. Город до войны давал свыше 12% (в стоимостном выражении) промышленной продукции и до 40% военного машиностроения СССР, был ведущим производителем тяжелых танков. За время блокады стоимость произведенной военной продукции выросла почти в 3 раза.
17. До революции будущий Патриарх прошел солдатскую службу вольноопределяющимся в Самогитском гренадерском полку, и получил тогдашнее первичное звание офицера запаса – прапорщика.
18. Способный артиллерийский командир, офицер ариллериии еще царской армии, Л.Говоров сумел так поставить контрбатарейную борьбу, что уже в 1943 г. интенсивность вражеских обстрелов упала в 7 раз.
19. Никитин В.А. Патриарх Алексий I… С. 215, 217.
20. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С.183–185.
21. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г… С.435–473.
22. Медицина в годы Великой Отечественной войны: материалы Всероссийской студенческой научно-практической конференции, посвященной 70-летию Победы в Великой Отечественной войне (Волгоград, 28–29 апреля 2015 г.). Волгоград, 2015. С. 23–24.

Социальные комментарии Cackle