Продолжая повествование о безпрецедентних гонениях на Православную Церковь в ХХ столетии, стоит отдельно остановиться на масштабной войне, развернутой атеистической властью против «культовых сооружений», то есть храмов Божих.

Продолжение, начало здесь.

В период гитлеровской оккупации Украины немцы (державшие курс, как известно, на полное уничтожение христианства в обозримой перспективе, и «борьба с безбожным большевизмом» служила лишь технологией информационно-психологического противоборства) и их союзники конъюнктурно поддерживали «возрождение» религиозной жизни и восстановление православных храмов, не брали налогов с приходов. Тогда возобновило существование приблизительно 80 монастырей и скитов, тысячи храмов и молитвенных домов. Правда, 40-60% из них находилось в неприспособленных помещениях. К октябрю 1943 г. из 9829 действующих православных храмов в СССР 6500 были открыты на оккупированной территории

«Санкция» на храм

Одновременно оккупанты практиковали вандализм по отнощению к религиозным сооружениям и разграбление богослужебных ценностей. По неполным данным Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений оккупантов (куда входил и Патриарший Экзарх Украины довоенных лет, митрополит Николай (Ярушевич), в СССР захватчики уничтожили или осквернили 1670 православных храмов, 237 костелов, 59 синагог и 258 других религиозных сооружений[1].        

После того, как освобождение Украины стало необратимым процессом, органы госбезопасности (ведущая на то время структура политики и информационного мониторинга советского государства в религиозной сфере) столкнулись с необходимостью учитывать возрождение духовной жизни на потерянных в 1941–1942 гг. землях. В свою очередь, упомянутое обстоятельство стало одной из ведущих причин значительного смягчения отношения властей к Православию и восстановления Патриаршества в сентябре 1943 года.          

Уже 10 января 1943 г. контрразведка НКГБ УССР составила для областных УНКГБ «Инструкцию по работе в области религиозных группировок на освобождённой территории Украины», где ставилась, в частности, задача учета все действующие храмов, молитвенных домов и монастырей, служащих клириков и монашества.    Директива НКГБ УССР от 21 декабря 1943 г. № 852 предписывала УНКГБ давать сведения о монастырях, их насельниках и «притоке» послушников[2].           

Хотя качественный перелом в церковно-государственных отношениях приближался, спецслужба по-прежнему оставляла за собой право на жесткое регулирование религиозной жизни. На это, в частности, указывало письмо НКГБ УССР своим региональным органам от 18 июня 1943 г. Областные УНКГБ, говорилось в документе, не контролируют процесс открытия церквей, богослужение возобновляется «без учета оперативной необходимости». Нарком госбезопасности предписывал подчиненным «открывать церкви только после получения моей санкции», докладывая все материалы по религиозной линии во контрразведывательное Управление НКГБ [3].

По данным из «Ориентировки о деятельности церковников на Украине в период оккупации и о положении их на освобожденной территории  в настоящее время» (11 марта 1944 г.)[4] 2-го Управления Наркомата госбезопасности УССР (контрразведка, куда входила и оперативная работа в религиозной сфере), к марту 1944 года в освобожденных областях УССР действовало 2113 приходов РПЦ (более всего – в Полтавской – 326, в Киеве и области – 213), 7 мужских (до 100 насельников) и 12 женских (1020) монастырей.  К середине же этого года в 14 областях республики (по неполным данным) органы власти взяли на учет 2533 церкви «патриаршей» ориентации (каноническая РПЦ), 98 – обновленческой, 97 – украинской автокефальной, всего – 2597 действующих и 131 недействующих храмов, 2484 священников, 298 диаконов, 771 псаломщиков, а также   десятки общин старообрядцев различных течений, «катакомбные» общины ИПЦ, подгорновцев, иоаннитов, различные мистические секты[5].    

Новая политическая линия по отношению к Церкви (чему способствовали и геополитические планы И.Сталина на укрепление послевоенных позиций в православных старнах Восточной Европы и Балкан, на Ближнем Востоке) привела к появлению 22 июля 1944 г. директивы № 1341/с народного комиссара государственной безопасности Украинской ССР Сергея Савченко. Она стала своеобразным «апофеозом храмовой политики» чекистов – увы, недолговечной.   

В НКГБ УССР, писал генерал-лейтенант Савченко, поступают сведения о том, что в Сумской, Киевской, Ворошиловградской и других областях местные органы власти и даже сельсоветы закрывают православные церкви, отдают их под склады, клубы и колхозные конторы, что оскорбляет религиозные чувства граждан и создает почву для провокационных измышлений и слухов. Подчеркивалось, что органы госбезопасности обязаны выявлять и расследовать подобные факты, информировать о них Киев. Предписывалось в дальнейшем не допускать закрытия церквей  «без соответствующего разрешения вышестоящих директивных органов», а аресты православного духовенства проводить только с санкции НКГБ УССР, аресту же должна была обязательно предшествовать «компрометация того или иного лица перед массой верующих»[6].

Удар по катакомбникам

Восстановив, во многом, контроль над канонической церковью, спецслужба принялась за общины и храмы различных нелегальных (катакомбных, подподьных) течений, бравших свое начало в оппозиционном движении «непоминающих» («иосифлян») конца 1920-х – 1930-х годов. «Диким» (незарегистрированным) приходами молтивенным домам, С.Савченко посвятил отдельную директиву № 1328/с –1944 года. «По имеющимся в НКГБ УССР, сведениям, – отмечалсь в документе, – на территории областей Украины существуют «дикие» приходы, нелегальные монастыри и скиты православной церкви, не подчиненные Московской патриархии и считающие себя «истинно-православной церковью» на том основании, что руководители патриархии «продались» советской власти. Указывалось, что в Харьковской области и в Донбассе распространение получили «подгорновцы», в Херсонской – «прокопиевцы», отказывающиеся от подчинения епископату РПЦ.

Ставилась задача органам НКГБ «через проверенную агентуру» выявлять и брать на учет подобные общины, активно вести их оперативную разработку. «Не затягивая» с агентурным изучением, «катакомбные» организации ликвидировать путем ареста их руководителей (с санкции НКГБ УССР)  и актива из мирян, выявлять среди них агентуру немецких спецслужб, дезертиров, активных пособников оккупантов (что действительно имело место). При этом указывалось, что церкви и молитвенные дома  закрывать не следует, «принимая меры к назначению в них наших агентов-священников», а «дикие» приходы – компрометировать перед верующими[7].        

Как пример можно привести чувствительный удар по стефановцам – по материалам агентурного дела «Святоши» в Сталинской (Донецкой) области ликвидировали т.н. нелегальный Зайцевский монастырь подгорновского течения (с.Зайцево Горловского района.). Его участников осудили по обвинению в причастности к  «подпольной антисоветской церковно-монархической организации».  Как говорилось в материалах следствия по делу насельников монастыря, обитель основала в первые же годы советской власти «дочь крупного шахтовладельца – Пыжова Ефросинья Антоновна», создавшая затем «подпольную антисоветскую церковно-монархическую организацию». Она и бывший иеромонах Киево-Печерской Лавры Вениамин (В.Ф.Филиппов) «под видом отправления религиозных обрядов и богослужений» вели работу по «восстановлению монархии»[8]. Всего же в 1945–1946 гг. госбезопасность разгромила 7 групп подгорновцев (до 100 участников), арестовав 38 из них, включая 11 «священников» этого течения[9].

В показаниях арестованных насельников Зайцевского  монастыря довольно подробно описана его внутренняя организация. Как показала монахиня Ольга (Александра Чуйко), монастырь занимала площадь в один гектар, обнесенный забором, с постами охраны, цепными собаками. Насчитывалось до 30 постоянных обитателей. Имелось три жилых дома (в одном из них находилась церковь, при ней жили отцы Серафим и Вениамин), кухня, прачечная, сараи для инвентаря, загоны для скота. Запрещалось посещение кино, театров, «бесовских» учреждений, чтение газет. Монах Вениамин категорически запрещал посещения храмов РПЦ как «еретических».

Богослужение начиналось в 4 ч. утра и длилось до 10 ч., затем – в 17-20 часов. За проступки накладывалась епитимия в 100-500 поклонов. В город выходили только с разрешения священника, по одному, для легализации работали в государственных структурах, заключая между собой фиктивные браки для отвода подозрений в совместном проживании мужчин и женщин (Е.Пыжова состояла в таком союзе с А.Качановым, реально общаясь с ним «как с братом»).

Жили обработкой земли, совместным ведением хозяйства, имели общий стол и имущество, получали пожертвования (в месяц монастырь посещало до 100 человек). Поддерживали общение с нелегальным монастырем старца Якова Широкого в с.Кобыляки. Не приходиться сомневаться, что столь длительное существование в сталинскую эпоху, в густонаселенном Донбассе подобной закрытой религиозной организации оказалось возможным только в силу неразглашения и поддержки со стороны местного населения.

«Колебались вместе с генеральной линией…»

Исходя из либерализации политики в вероисповедальной сфере, ЦК КП(б)У на заседанни своего Политбюро в феврале 1945 г. отметило, что «отдельные руководители» местных органов власти (в частности – в Житомирской и Каменец-Подольской областях) «самочинно проводят закрытие церквей и костелов, а также грубо вмешиваются в разпорядок церковных служений». Эти действия получили оценку «неправильных и провокационных»[10].

Одновременно сформировалось определенное нормативное поле, что имело действительно важное значение для почти уничтоженной до 1941 года храмово-молитвенной инфраструктуры Православия в Украинской ССР. Однако при этом не получила поддержки инициатива председателя Совета по делам Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР, генерал-майора Г.Карпова об урегулировании отношений с Церковью на уровне законов СССР.

7 октября 1943 г. Совет Народных Комиссаров (СНК, правительство) СССР принял постановление «О правах и задачах Совета по делам Русской Православной Церкви и ее уполномоченных на местах».  Постановление СНК СССР от 28 ноября 1943 г. регламентировало порядок открытия церквей. 1 декабря 1944 г. появилось правительственное постановление «О православных церквях и молитвенных домах».  22 августа 1945 г. вышли постановления СНК СССР «О вопросах, касающихся православной церкви и монастырей» и «О некоторых изменениях в правовом положении церковных органов». Положения этих актов нашли толкование в многочисленных письмах и инструкция. Наконец, деятельность органов Русской православной церкви и ее служителей определялась целями, указанными в принятом на Поместном соборе 31 января 1945 года «Положении об управлении Русской православной церкви» (за «обеспечение» проведения Собора Г.Карпова удостоили высшей награды СССР – ордена Ленина).

К 1 июля 1945 г. в УССР официально насчитывалось 6133 православных храмов (около 40 % их дореволюционной чисельности), 15 мужских и 27 женских монастырей. Таким образом, в Украине сосредоточилось 60% всех действующих в СССР церкей и молитвенных домов.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Одинцов М.И. Патриарх Сергий. М.: Молодая гвардия. 2013. – С. 368-369.
2. Отраслевой государственный архив (ОГА) МВД Украины. Ф.1 Оп.8, д.1. Л.1.
3. ОГА МВД Украины. Ф.1.Оп.5.Д.12. Л.21.
4. Отраслевой государственный архив (ОГА) СБУ. Ф.9. Д. 74. Л. 87–106.
5. Центральный государственный архив высших органов власти (ЦГАВОВ) Украины. Ф. 4648. Оп. 3. Д. 3. Л. 12.
6. ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 75. Л. 25–26.
7. ОГА СБУ. Ф.9. Д. 75. Л. 11.
8. ОГА СБУ. Ф.65. Д.10822. Л.129.
9. ОГА СБУ. Ф.3. Оп. 261. Д.2. Л.116.
10. ЦГАООУ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 790.