Заметки о священстве в Церкви

Самое важное, что принёс Христос на землю, не слово, не проповедь, но Самого Себя как дар новой жизни.

Поскольку новая жизнь в христианстве – понятие не философское, но онтологическое, то приобщение к ней не может произойти просто на уровне мысленного, умственного принятия нового учения. Человеку должна быть непосредственно сообщена эта новая жизнь как дар. Христос говорит о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь». Но, чтобы Его принять, человек это должен сделать через тот особый, мистический путь, который Бог принёс и которым Он Сам и является. Приобщение к жизни Троицы может произойти только через Таинства, только через пришествие Бога в душу и тело человека. Поэтому апостолы всюду несли именно Церковь как проповедь и рукополагали священников, которые могли нести людям этот дар новой жизни, в то время как апостолы шли дальше, чтобы и в других городах приобщить людей Церкви.

Христиане не одиночки перед Богом. Человечество задумано как соборное единство, как Церковь, и только грех разрушил этот замысел. Но Христос снова восстанавливает для людей возможность быть едиными. Вне Бога и без Бога это единство будет просто высокими словами, ведь Творец не просто говорит о единстве, но и даёт людям силу его совершить и им жить.

Игумен Петр Мещеринов пишет: «Власть священства не есть некое мирское управление, как некое внешнее насильственное воздействие на подчиненных; эта власть, в точном соответствии с Евангелием (кто хочет из вас быть большим, будет всем слуга, а кто хочет быть старшим, будь всем раб)».

Власть в Церкви – власть духовная, и потому она не власть вовсе. Единственное, чем Церковь и люди Церкви могут увлечь, – это не принуждение, но Святой Дух, действующий в человеке и направляющий других к добру. Ни Церковь, ни люди Церкви не должны иметь никакого внешнего авторитета. Алексей Хомяков говорил, что и Бог не авторитет, Церковь не авторитет. Потому что авторитет – это нечто внешнее по отношению к нам. А Бог нам не начальник, не внешний карающий судия, но родной и близкий, внутренне присущий. Начальника можно бояться, можно слушаться или бунтовать, но нельзя относиться к нему как к родному, так как само его положение не предполагает сроднения с подчинёнными. А Бог желает именно сроднения с нами. Он приходит в нашу жизнь как близкий и ждёт нашего ответного чувства.

В дни земной жизни Христос служил всем людям и заповедал каждому, кто хочет быть Его учеником, поступать так же.

Эта его заповедь была усвоена лучшими людьми земли, верными людьми Церкви. Так, все старцы, которых я встречал, относились к людям как к более высшим и лучшим, чем они сами. Когда я просил старца и подвижника Гавриила Стародуба молиться обо мне, он отвечал: «И вы обо мне молитесь – и будет: битый битого везёт». Эти слова он говорил совершенно искренне. Их ему диктовало смирение, которое помогает увидеть других людей лучшими, чем ты сам, и желать послужить этим людям.

Но до такого отношения к людям нужно возвыситься и дорасти. Мало кто, придя в церковь, имеет его изначально. И это происходит вот по какой причине. Не секрет, что священники поставляются только из мужчин. А самый большой грех мужчин (по Александру Шмеману) в том, что они создали цивилизацию статуса, цивилизацию внешнего человека. В этой цивилизации имеют значение твой статус, положение в обществе, ранг, звание, диплом, награды и т. д.

Помните, как Антуан Экзюпери пишет о мужчинах в «Маленьком принце»? Мужчинам не интересно, какой виноград растёт возле дома, какие птицы поют и какой тут закат. Они спросят только: «Сколько стоит дом?», и, если ответить им «сто тысяч», они тогда воскликнут: «Какая красота».

То есть мужчина не умеет увидеть духовный смысл, стоящий за внешними событиями. Он, конечно, может этому научиться, но прикладывая труд. Женщина же изначально настроена на внутреннее, на постижение духовного. Именно по этой причине говорят о мужской и женской логике. Мужчина видит факты, а женщина – смысл.

Священник не должен осознавать себя как вознесённого над народом Божиим, но как часть этого народа, который добровольно избрал Христов путь служения всем. Помню, как епископ Митрофан говорил прихожанам: «Это – ваш храм, а я здесь – только ваш слуга». Один современный старец советовал обращаться к нему и днём и ночью, если только возникнет нужда. «Я всегда в вашем кармане», – говорил он.

Не случайно истинного пастыря, по Иоанну Лествичнику, укажет любовь или хоть попытка полюбить. Когда же священник этого не делает, когда он ощущает себя не служителем, но начальником, то и его отношение к людям искажается, и все это замечают. О таком отношении хорошо сказал русский поэт Княжнин: «Вас любит, помня то, что он и генерал». Не может быть правильного отношения там, где представление о жизни и своём месте в жизни – ложно. Священник? Первый в смирении. Святой Филарет Московский говорил о себе: «Если люди, смиряясь, называют епископов владыками, то мы не должны забывать, что мы – только служители».

Отношения власти и авторитета в Церкви снимаются и вводится отношение семьи, отношения рая, где каждый «по смиренномудрию считает другого высшим себя». Мы знаем, что даже святые считали других высшими и лучшими, чем они сами. Быть не первым, но настоящим – таков девиз священника.

Некоторым молодым священникам кажется, что если они будут богаты, красивы и успешны, то современные люди к ним потянутся. Но на практике это вызывает только обвинения в адрес этих священников. Блаженный Иероним, обращаясь по этому поводу к священникам, говорил, что им никто не поставит в вину, если они будут бедными и святыми. Ведь богатств у людей мира хватает. У них нет того, что дарит Церковь – нет благодати и ощущения, что ты любим по-настоящему.  Именно это и может подарить человеку священник. Именно за любовью Христа люди идут в Церковь.

Обратим внимание, что Христос и апостолы не имели никакого внешнего авторитета. Они не были ни знатными, ни богатыми, ни знаменитыми, ни успешными. Большинство из них не имело даже особых талантов, до сошествия на них Святого Духа. Но при этом апостолы обратили в христианство все народы там, куда только смогли дойти.
Чем обратили? Даром новой жизни, которую несли, потому что имели её внутри.

Единственная возможная миссия мирянина и священника – это подвижническая жизнь, это благодать. Без неё христианин перестаёт быть солью земли и светом мира. А миру очень необходим именно свет, денег и власти у него и так много. Лучшие люди мира ищут у Церкви подлинности, вечности и инстинктивно чувствуют, что истина не может быть там, где внешний блеск.

У японского поэта Кёрику есть такие строки:
Провёл я как-то ночь
В опочивальне князя
И всё равно продрог.

Подлинности искали не только православные, многие люди земли, искавшие света, искали и того, что можно назвать настоящестью в жизни и отношениях. Настоящесть воспринималась как причастие к некому высшему бытию, которое, несомненно, должно быть. Однако говорилось и о том, что высшее бытие проявляет себя в жизни совсем не так, как думает об этом человек, живущий исключительно земными интересами и не желающий ничего небесного.

Христиане знают, что в этом мудрецы человечества были правы: Сам Христос приходит как бедняк, не имеющий никакого звания, никакого положения в обществе, никакого ранга и отличия. Он даже не учился премудрости, которой так гордятся фарисеи Его времени.

И тут Христос воплощает некое древнее чаяние человечества – когда истина приходит не как внешний авторитет, а как то, что внутренне присуще душе. Но поскольку истина, приходящая без внешней славы и великолепия, не поражает мирских людей внешним блеском, её сложно бывает распознать.

Приведу древнюю китайскую легенду:
«Князь Му, повелитель Цзинь, сказал Бо Лэ: ‟Ты обременен годами. Может ли кто-нибудь из твоей семьи служить мне и выбирать лошадей вместо тебя”. Бо Лэ отвечал: ‟Хорошую лошадь можно узнать по ее виду и движениям. Но несравненный скакун – тот, что не касается праха и не оставляет следа, – это нечто таинственное и неуловимое неосязаемое, как утренний туман. Таланты моих сыновей не достигают высшей ступени: они могут отличить хорошую лошадь, посмотрев на нее, но узнать несравненного скакуна они не могут. Однако есть у меня друг, по имени Цзю Фангао, торговец хворостом и овощами, – он не хуже меня знает толк в лошадях. Призови его к себе”.
Князь так и сделал. Вскоре он послал Цзю Фангао на поиски коня. Спустя три месяца тот вернулся и доложил, что лошадь найдена. ‟Она теперь в Шаю”, - добавил он. ‟А какая это лошадь?” – спросил князь. ‟Гнедая кобыла”, – был ответ. Но когда послали за лошадью, оказалось, что черный, как ворон, жеребец.
Князь в неудовольствии вызвал к себе Бо Лэ.
– Друг твой, которому я поручил найти коня, совсем осрамился. Он не в силах отличить жеребца от кобылы! Что он понимает в лошадях, если даже масть назвать не сумел?
Бо Лэ вздохнул с глубоким облегчением:
– Неужели он и вправду достиг этого? – воскликнул он. – Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, Ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, что смотреть не стоит. Мудрость Гао столь велика, что он мог бы судить и о более важных вещах, чем достоинства лошадей.
И когда привели коня, оказалось, что он поистине не имеет себе равных».
Чтобы человек сумел прикоснуться к подлинному бытию и причаститься к нему, он должен быть в чём-то сроден этому бытию. Дело Церкви, дело священника в ней – вести людей к этому сроднению. А для этого человек должен быть сам ему причастен, ведь дать мы можем лишь то, что уже имеем в себе.

Артем Перлик

Теги

Социальные комментарии Cackle