Империя и Церковь в глазах императора Константина Великого

3 июня Православная Церковь празднует память святых равноапостольных императора Константина и его матери Елены.

Личность императора Константина для большинства православных людей ассоциируется с «Миланским эдиктом» – соглашением между самим Константином и имп. Ликинием, провозглашавшим веротерпимость на территории Римской империи и предоставившим возможность гонимому христианству вздохнуть с облегчением. Помимо этого действительно эпохального документа благодаря императору Константину произошла качественная перемена в понимании взаимоотношений Церкви и государства, о чем хотелось бы рассказать отдельно.

Большинство современных светских историков взаимоотношения Византийской империи и Церкви рассматривают как циничную узурпацию власти со стороны самодержавия императоров, тем самым низводя сложную реальность того времени к простым и удобным секулярным понятиям. Такая «близорукость» обусловлена скорее мировоззренческими установками, чем искренним поиском правды, мы же попробуем отметить основные стороны качественно иного взгляда на эту проблему.

Ни для кого не секрет, что в Римской империи личность императора обожествлялась и ко времени жизни императора Константина, т. е. к IV веку, эта традиция почитания верховного правителя государства была достаточно древней, так как восходила к периоду правления Юлия Цезаря и Октавиана Августа. Этот факт, в общем-то, и послужил основной причиной гонения на христиан, отказывавшихся от служения культу императора и тем самым воспринимавшихся в качестве государственных изменников, не лояльных к собственной стране. Такое религиозное восприятие роли императора не могло исчезнуть в результате издания каких-либо законодательных инициатив, а потому требовало переработки и переосмысления с позиции христианского мировоззрения.

Важно отметить, что тексты Священного Писания, в особенности Нового Завета, не содержат в себе систематического изложения учения о политической власти, однако, по мнению протопресвитера Иоанна Мейендорфа, существует как минимум три различных взгляда на власть римскую:
    1. Позиция эсхатологического отчуждения, выразившаяся в словах Христа на суде у Пилата: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36).
    2. Признание апостола Павла, что государственная власть происходит от Бога, поскольку она служит добру (Рим. 13:1–7).
    3. Проклятия автора Апокалипсиса Риму как «новому Вавилону» (Откр. 18).

Таким образом, мы видим, что христианское отношение к государству, да и вообще к сотворенному миру и падшему, может меняться в зависимости от обстоятельств.

Когда в IV веке римский император превратился из гонителя в защитника христиан, то это, скорее всего, было воспринято как акт Божественного провидения, открывающего возможность вселенской евангельской проповеди. Более того, в данном направлении Промысл начал действовать еще со времени правления Октавиана Августа (правившего с 16 января 27 года до н. э. по 19 августа 14 года) – основателя Римской империи и первого ее императора, при котором и родился на свет Спаситель, о чем с воодушевлением писал еще Ориген: «Иисус родился в царствование Августа – того, кто, так сказать, сравнял многих на земле чрез единое царство. Если бы было много царств, это бы помешало распространению учения Иисусова во всем мире... Каждому бы пришлось бороться, защищая свою страну». Этот взгляд Оригена поддержали и многие святые отцы в лице святителей Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Амвросия Медиоланского, Иеронима Стридонского, а также Пруденция и Орозия.

Если смотреть на Римскую империю с указанной позиции, то становится ясно, что св. Константин Великий не был революционером, но первым правителем, понявшим провиденциальное значение империи. Таким образом, Римский мир (Pax romana) создал не Октавиан Август, а Иисус Христос. Еще в III веке некоторые апологеты в гонении на христиан усматривали глубокое недоразумение, при котором империя боролась со своими собственными Божественными законами: «Под этим углом зрения, – пишет отец Иоанн, – разделяемым большинством христиан, от Империи и не ожидали никакой коренной трансформации с обращением Константина; как мы уже видели, она в действительности этого и не сделала, за исключением того, что даровала Церкви сначала свободу, а затем исключительные привилегии. И до, и после Константина римский император рассматривался как провиденциальный устроитель земных дел соответственно методами ‟мира сего”, то есть мира падшего, в котором, однако, действует божественное провидение».

Со времени св. Константина Великого обожествление личности императора ушло, однако сохранило священный характер. Теперь император стал исполнять свою миссию на земле с пониманием высшей цели творения, предвосхищенной в Церковных Таинствах. Такое понимание роли государственной власти отразилось в знаменитом слове Евсевия Кесарийского, сказанного по случаю тридцатилетия правления имп. Константина: «Единородное Слово Божие царствует в веках, не имеющих начала, Он (наш император) же, Его друг, получивший свыше власть и укрепляемый именованием, одноименным Богу, много лет правит всемирной империей. Спаситель всяческих снова делает все небо, и космос, и вышнее Царство достойными Своего Отца; друг Его приводит тех, кем он управляет на земле, к Единородному Слову и Спасителю и делает из них достойных подданных Его Царства».

Благодаря описанным сотериологическим установкам единство и порядок империи входят в сферу ответственности Церкви, а римский император не мог заботиться о единстве государства, не заботясь о единстве христиан. Именно это нам и демонстрирует дальнейший исторический опыт, когда разделение в Церкви приводило к разделению империи.

Укажем также на несостоятельность обвинений в бесцеремонном вмешательстве имп. Константина и его преемников в богословские споры. Так, к примеру, после долгих, упорных и бесплодных попыток соборного урегулирования донатистских споров в Африке вмешательство в виде личного решения в пользу кафолической Церкви св. Константина Великого принесло долгожданный мир. Из этого исторического события видно, что и сам Константин, и его преемники неохотно брали на себя функции истолкователей христианских доктрин и прибегали к подобного рода мерам лишь после многократного обращения самих христиан.

Равноапостольный император Константин, как и всякий человек, не был лишен недостатков и грехов, но заложенные им постулаты в понимании роли государства и Церкви в деле спасения человека действительно заслуживают достойной оценки и поставляют его в лики святых.

Протоиерей Владимир Долгих

Опубликовано: пн, 03/06/2019 - 15:58

Статистика

Всего просмотров 1,217

Автор(ы) материала

Социальные комментарии Cackle