С допроса – на Лукьяновское кладбище: судьба Экзарха Украины, митрополита Константина (Дьякова)

Представительная Международная научная конференция «Киевский митрополит сщмч. Владимир (Богоявленский) и начало гонений на Православную Церковь в ХХ веке», состоявшаяся 7–8 февраля 2018 г. в Свято-Успенской Киево-Печерской Лавре, дала новый импульс научным и публикаторским мероприятиям по углубленому исследованию и увековечиванию блаженной памяти мучеников и исповедников Православной Церкви. Жертвами преследований и целенаправленного террора, сопоставимого только с гонениями на первых христиан времен языческого Рима, стали десятки тысяч священослужителей и сотни архиереев. В частности, с 1918 по 1940 г. погибло семь митрополитов Киевских. Тюремная камера стала и последним земным пристанищем Патриаршего Экзарха Украины (1929–1937 гг.), митрополита Киевского и Галицкого (1934–1937 гг.) Константина (Дьякова). О трагическом исходе его архипастырского служения пойдет речь в статье.
Поражу пастыря…

Развертывание в СССР с конца 1934 г. массовых политических репрессий, одним из основных объектов которых стало православное духовенство, породило ряд директивных документов, ужесточавших преследование пастырей и архипастырей, поразив которых власть могла рассчитывать на рассеивание пасомого «малого стада» и гибель Церкви. В частности, 10 января 1936 г. начальник Секретно-политического отдела (в функции которого  входила и борьба с «церковниками и сектантами») Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, комиссар госбезопасности 2-го ранга Георгий Молчанов подписал циркуляр «Об агентурно-оперативной работе по церковно-сектантской контрреволюции»[1].

Документ особый акцент делал на «разработке» православной среды. Со ссылкой на агентурные и выбитые следственные материалы утверждалось о «значительно возросшей контрреволюционной активности церковников и сектантов, росте подполья, восстановлении организационных связей и безусловном наличии руководящих центров». Сугубую «обеспокоенность» вызывали возвращавшиеся к служению епископы и священники («нелегалы-профессионалы», как их именовали чекисты). Их априори обвиняли в политических преступлениях, создании «церковно-монархического подполья».  Предписывалось активизировать агентурно-оперативную работу по «церковно-сектантской контрреволюции». Ставилась задача «не оставлять не репрессированными ни одного участника контрреволюционного подполья»[2].

«Заключенный № 114»

Особо цинично власти и органы госбезопасности повели себя по отношению к местоблюстителю Патриаршего престола в 1925 - 1936 гг., митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому, прославленному в лике новомучеников  и исповедников Российских Архиерейским Собором 1997 г.). Печально известный начальник антирелигиозного подразделения Секретно-политического отдела  (СПО) ОГПУ СССР (с 1930 г. – помощник начальника СПО и куратор этой «линии») Евгений Тучков неоднократно и безуспешно пытался установить с владыкой Петром агентурные отношения, требовал сложить с себя сан местоблюстителя – преемника Патриарха Московского и всея Руси Тихона. Месть чекистов не заставила себя ждать. После прессинга на Лубянке и ряда ссылок в августе 1930 г. последовал арест. На свободу митрополит Петр уже не вышел и даже в заключении пребывал под шифром «заключенный №114» Верхнеуральской тюрьмы.

Его продолжали содержать во внутренних тюрьмах (несмотря на приговор к заключению в лагере с более щадящими условиями), паства была уверена, что владыка находится где-то в заполярном ИТЛ. Больного астмой и цингой, частично парализованного первоиерарха держали, по сути, в каменном  мешке, по его словам, годами он не видел солнца и не мог рассчитывать «на последнее напуствие» в случае кончины. Затем запретили прогулки в общем дворе, выводя лишь в какой-то сырой внутренний уголок. Время от времени продлевали срок за «контрреволюционные преступления».

Моральные страдания приносила и невозможность выполнять обязанности местоблистителя, тем более что митрополит Петр не одобрял определенные шаги церковной политики своего заместителя, митрополита (Патриарха в 1943–1944 гг.) Сергия (Страгородского), стремившегося в условиях тотальных гонений не допустить полного уничтожения церковной организации. «Очень скорблю, – писал владыка Петр, – что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью…» Чекисты делали все, чтобы углубить разлад между иерерархами, а затем дезинформировали Синод о «кончине» владыки Петра (якобы наступившей 29 сентября 1936 г.). Была отслужена панихида, 27 декабря 1936 г. митрополит Сергий принял на себя обязанности местоблюстителя[3].

30 июня 1937 г. вышел недоброй памяти оперативный приказ № 00447 НКВД СССР  «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»  (по которому в СССР только расстреляли  до 400 тыс. из почти 700 тыс. жертв Большого террора 1937–1938 гг.). Репрессированию, в частности, подлежали ранее осужденые лица, якобы ведшие «антисоветскую деятельность» в местах заключения. Началась «чистка» в лагерях и тюрьмах по доносам агентуры и новым сфабрикованным делам. «Тройкой» УНКВД по Челябинской области митрополит Петр был приговорен к расстрелу, 10 октября «заключенного № 114» казнили[4].
В целом же, докладывал НКВД СССР И. Сталину, на пике незаконных репрессий в августе–ноябре 1937 г. арестовали 166 архиереев, из них репрессировали 81, а к 1939 г. на кафедрах РПЦ в СССР оставалось лишь четверо епископов[5].

Слобожанский архиерей

В ходе ужесточения гонений на Церковь готовилась и расправа над митрополитом Константином. После смерти 30 марта 1929 г. первого Патриаршего Экзарха Украины (1921–1929 гг.), митрополита Михаила (Ермакова)[6] архиепископ Харьковский и Ахтырский Константин стал его преемником с оставлением в Харькове (после переноса в 1934 г. столицы Советской Украины в Киев туда же переместился и Экзархат). Не приходится сомневаться, что назначение на новый пост в церковой иерархии лишь усилил старания чекистов по агентурно-оперативному «освещению» (как было принято писать) Экзарха.

Будущий архипастырь, Константин Григорьевич Дьяков, родился в селе Старая Водолага Валковского уезда Харьковской губернии 19 мая 1864 г. в семье священника. Окончил Харьковскую духовную семинарию, служил в храмах Чугуева и Харькова, был возведен в сан протоиерея. Видимо, первый арест в 1923 г. подтолкнул отца Константина к судьбоносному шагу – в 1924 г. он постригается в монашество, и 8 сентября того же года Патриарх Московский и всея России проводит его хиротонию во епископа Сумского, викария Харьковской епархии. Исполняет обязанности временно управляющего Харьковской епархией, в 1926 г. вновь подвергается аресту.

Твердое служение владыки Константина в условиях гонений и насаждаемых властью церковных  расколов было отмечено в ноябре1927 г. возведением в сан архиепископа Харьковского и Ахтырского, еще ранее он стал членом Временного Патриаршего Синода РПЦ. В 1932 г. как один старейших членов временного Синода был возведен в сан митрополита. Выступал верным соратником митрополита Сергия (Страгородского) и сторонником восстановления Патриаршества, что само по себе в глазах богоборческой власти относило архиерея в разряд политически неблагонадежных.

Как «шили дела»

Между тем в недрах спецслужбы (по различным разработкам) накапливались «компрометирующие материалы» на Экхарха Украины, призванные стать «основанием» для последущего репрессирования. В частности, промежуточные итоги агентурно-оперативной разработки владыки Константина подводились в меморандуме Транспортного отдела Управления госбезопасности (УГБ) НКВД УССР (январь 1934 г.) главе НКВД республики Всеволоду Балицкому[7]. Как отмечалось в документе, подразделением велась агентурная разработка «Подъем» по группе участников «Истинно-православной церкви» (ИПЦ), в  руководство которой якобы входили епископ Белогродский Антоний  (Панкеев), недавно вернувшийся из сибирской ссылки, архиепископ Курский и Обоянский Онуфрий (Гагалюк)[8].

Чекисты утверждали, что в «организацию» входил и митрополит Константин, хотя  труднять понять, зачем каноническим служащим епископам (тем более – Экзарху Украины) было примыкать к «катакомбной» общине (притом что религиозно-протестное движение ИПЦ, оппозиционное Синоду РПЦ, действительно широко распространилось в СССР). Арестованный в феврале 1935 г. епископ Белгородский Антоний твердо заявлял на следствии, что к ИПЦ ни он, ни один из священников Белгородской епархии не примыкали. Виновным себя не признавал, не согласился дать «обличительных» показаний ни на кого. Однако даже упомянутые им как участники круга сослужения и общения архиереи (включая митрополита Константина) сразу же трактовались чекистами как члены «антисоветских организаций». Трагичная участь постигла и других фигурантов дела «Подъем» – епископов Макария (Кармазина, расстрелянного в декабре 1937 г.), Стефана (Андриашенко, по официальным данным, умершего в лагере в 1941 г.) и других священослужителей.

Владыка Константин предчувствовал приближающуюся расправу. Уже в мае 1934 г. в беседе с информатором НКВД он высказывал опасение, что будет расстрелян, как епископ Прилукский Василий (Зеленцов) – непримиримый противник «сергианского» компромисса с «краснодраконовской» властью[9].

К моменту ареста Патриаршего Экзарха православию в Украине был нанесен страшный удар. Из 30 служащих в 1927 г. в республике епископов, отмечалось в справке НКВД УССР «О церковно-сектантской контрреволюции на Украине», к 1937 г. службу правило шесть. Были ликвидированы к 1935 г. все органы коллегиального управления Церковью, запрещены церковные съезды, с 1930 г. не созывались соборы епископов. Из 10 тыс. работавших в 1929 г. храмов к 1937 г. осталось около 850, столько же было формально открытыми, однако пастырей «удалили по паспортному режиму»[10].

Внедрялись многочисленные агентурно-оперативные разработки (фактически – механизмы инсприрования «дел» для расправы с духовенством и «церковниками» – активными верующими, участниками органов церковного самоуправления). О сакраментальной направленности подобных разработок и выдвигаемых сфабрикованных обвинений красноречиво говорят ярлыки, навешиваемые на епископат РПЦ в докладе «по церковной контрреволюции» Днепропетровского УНКВД за второе полугодие 1937 г. В нем Церковь трактовали как «ярко выраженную организацию фашистского типа, не брезговавшую никакими средствами в борьбе с Советской властью». Местоблюстителя, митрополита Сергия объявляли «связанным с фашистскими кругами Японии, Германии, Польши и Литвы». Митрополит Константин представал  «руководителем контрреволюционной организации церковников на Украине, поддерживающей  связь с заграничными фашистскими кругами через личного секретаря, который был связан с польским и германским консульствами в г. Киеве»[11].

Кроме того, в досье чекистов вкладывали доносы на канонических архиереев от участников ими же инспирированных обновленческого, «лубенского», «григорианского» расколов, а также и под физическим и моральным давлением «свидетельства» фигурантов других уголовных дел. Дать подобные сфабрикованные «показания» на владыку Константина принудили архиепископа Днепропетровского Георгия (Делиева, 1878–1937). 10 октября 1937 г. (незадолго до ареста Экзарха Украины) владыка Георгий «признался», что в 1934 г. митрополит Константин «вовлек» его в «контрреволюционную фашистско-церковную организацию»[12]. Сам днепропетровский архиерей обвинялся в многочисленных «преступлениях» – от создания «контрреволюционной фашистской организации церковников-тихоновцев» и до попыток «срыва мобилизации». В вину ему вменялось и то, что подследственный «давал указания всеми силами отстаивать существование каждого храма и прихода»[13]. 30 ноября 1937 г. владыку Георгия расстреляли по решению особой тройки Днепропетровского УНКВД…

Лжесвидетельства на митрополита Константина и священника Александра Глаголева были выбиты и из архипепископа Волынского и Житомирского Филарета (Линчевского), что не спасло архиерея от расстрела 20 ноября 1937 г.[14].

К тому же в самих подразделениях органов госбезопасности, занимавшихся «церковно-сектантской контрреволюцией», оказалось немало людей малообразованных, морально ущербных, почувствовавших вседозволенность и развращенных полученными свыше «лимитами по первой категории» – квотами на вынесение смертных приговоров. При этом по упомянутой «операции по приказу № 00447» расстрельные лимиты в целом оказались превышены примерно в пять раз.

Наркому внутренних дел Украинской ССР А. Успенскому[15] в сентябре 1938 г. пришлось шифровкой увещевать начальников областных УНКВД: «лимиты по 1-й категории увеличены не будут. Необходимо уложиться в те, что Вам предоставлены»[16]. Низким оставался культурно-образовательный уровень чекистов. Как отмечало руководство, в ІV отделе (секретно-политическом) Полтавского УНКВД «большинство работников» по церковной линии «являются людьми недостаточно грамотными и в узком, и в широком значении этого слова», не имеют «политического и чекистского кругозора»[17].

В «черный ворон» из алтаря

Оперативники  УГБ НКВД УССР «взяли» Патриаршего Экзарха в алтаре Свято-Покровского храма на Соломенке (закрытого и «обезглавленного» в 1939 г.) 29 октября 1937 г. В выписанном еще 26 октября ордере на арест помощник начальника ІV отдела УГБ НКВД УССР, мл. лейтенант госбезопасности (что соответствовало армейскому капитану) Перцов указывал, что митрополит «является руководителем антисоветской фашистской организации церковников (тихоновцев)», лично давал указания «о подготовке кадров для вооруженного восстания в случае войны с Германией, создавал фашистские группы на периферии и проводил антисоветскую работу в связи с переписью населения» под контролем немецкого консульства[18].

Давид Перцов (1909–1948), награжденный в 1937 г. боевым орденом Красной Звезды за «упехи» в борьбе с «контрреволюцией», имел репутацию способного фабрикатора «дел», ничтоже сумняшеся вписывал в протоколы нужные показания подследственных (нередко – высокого номенклатурного уровня). Секретно-политическое подразделение курировали глава НКВД УССР и первый секретарь ЦК КП(б)У Станислав Косиор (позже ставший жертвой вакханалии беззакония), бывало, сами «подключавшиеся» к фабрикации обвинении протоколов. Перцов, считавшийся креатурой упомянутого уже наркома Успенского, практиковал избиения жертв «палицей».

Когда с приходом к руководству НКВД СССР Л. Берии начался частичный пересмотр сфальсифицированных дел и наказание чекистов за «нарушения социалистической законности», бывшие коллеги прямо признавались, что вернувшиеся с допросов Давида Ароновича не могли идти и «умирали через несколько часов». К крови было не привыкать – сказывался опыт работы Додика (как звали в юности Перцова) забойщиком скота и рубщиком мяса в Днепропетровске. И хотя ст. лейтенант ГБ Перцов успешно рос в должности, фактически руководил ІV отделом УГБ и региональными органами НКВД, в июне 1941 г. военный трибунал Киевского военного округа (КВО) все же приговорил его за вскрывшиеся преступления к 15 годам лагерей. Там на лесоповале (по семейному преданию) его и настигла смерть… Официально Перцов умер 28 августа 1948 г. в Востураллаге.

К моменту ареста внесудебные расправы постигли и близких Экзарха. В сентябре арестовали дочь Мелетину, сотрудницу Наркомата земледелия УССР, тогда же расстреляли и зятя – племянника владыки Бориса, служившего в КВО, обвиненного в участии в «военно-троцкистском заговоре» и шпионаже в пользу Германии.

«Подельником» владыки стал арестованный 20 октября 1937 г. известный киевский пастырь, видный богослов, профессор Киевской духовной академии, протоиерей Александр Глаголев (1872–1937, прототип отца Александра из «Белой гвардии» М. Булгакова – батюшка венчал будущего писателя с первой супругой, Татьяной Лаппа), служивший в храмах Николы Доброго и Николы Набережного. Спасенным в его семье иконам ХVІІІ века – Богородицы и Святителя Николая – мы и сейчас можем приложиться в Аннозачатьевском храме Киево-Печерской Лавры. Видимо, такой подбор обвиняемых свидетельствовал о намерении коллег Перцова слепить очередную «цековно-монархическую фашистскую организацию».

Смерть в узилище

Судя по всему, пожилого и слабого здоровьем архиерея подвергли интенсивным допросам, дело в Лукьяновском следизоляторе вел сам Перцов, в силу занятости привлекавший и других сотрудников. Можно только предполагать, каким издевательствам подвергли митрополита Константина. 3 ноября 1937 г. он подготовил собственноручное заявление, «признавая себя виновным» в создании «на Украине антисоветской организации, ставившей себе задачей ниспровержение существующего государственного строя». Просил прощения у советской власти, «милости и крайнего снисхождения» к пожилому и больному человеку. Следствие продолжало нажим, заставив на следующий день описать вымышленную «антисоветскую организацию, возглавляемую мною». Эта «организация» якобы должна была создать государство с советской формой правления во главе с лицами «из Украинского народа». В случае выхода из Союза ССР Украина должна была бы сама выбрать себе форму власти. Видимо, сценаристам из УГБ по ходу дела подсказывали коррективы в фабрикацию, и 5 ноября прозвучали «признания» в том, что вымышленная организациия уже однозначно ставила целью выход Украины из состава СССР, создание «самостийного» государства. В протокол вносились фамилии «участников», включая и лиц, ранее давших показания на митрополита Константина[19].

О том, в каком физическом состоянии оказался владыка после нескольких суток «конвейера», можно составить представление из последующих документов дела – увы, уже посмертных.

10 ноября 1937 г. прикомандированный (для стажировки или в силу нехватки штатных сотрудников) к ІV отделу УГБ оперативник Николай Клопотнюк написал рапорт на имя Перцова с изложением обстоятельств смерти владыки Константина. Накануне, сообщал явно испуганный сотрудник, в 22 часа им был вызван на допрос К.Дьяков. Почему-то владыка оказался в кабинете № 164 только к полуночи – возможно, с трудом мог добраться. Пожилой архиерей попросил у Клопотнюка воды и возможность 5-10 минут отдышаться. Через 2-3 минуты, прозаически излагал чекист, подследственный «побледнел и упал со стула на пол». Вызванный оперуполномоченный 9-го отделения ІV отдела лейтенанта ГБ Гольдфарб позвал врача. Прибывший через 10-15 мин. (в 0.30 10 ноября) дежурный врач Санитарного отдела НКВД Иосиф Мороз сделал укол, делал искусственное дыхание, но тщетно…

В составленном И. Морозом акте говорилось, что «смерть наступила от кровоизлияния в мозг, как следствие болезни сердечно-сосудистой системы (атеросклероза сосудов)». Акт подписали Гольдфарб, Клопотнюк и заместитель коменданта НКВД Нагорный[20]. Очевидно, что смерть владыки была как минимум ускорена жестоким обращением на следствии. Впрочем, об обстоятельствах последнего допроса и смерти мы можем судить лишь по единственному свидетельству подневольного заинтересованного лица…
26 ноября 1937 г. комендант НКВД, капитан ГБ Шашков доложил заместителю главы НКВД УССР Степанову о смерти 25 ноября от уросепсиса и сердечной недостатности отца Александра Глаголева[21].

Последнее пристанище

В литературе встречаются упоминания о том, что тело погибшего владыки было выброшено в ров (овраг), подобрано добрыми людьми и тайно захоронено на Лукьяновском кладбище. Тайное отпевание совершил схиархиепископ Антоний (Абашидзе, ныне прославленный как священноисповедник). Достоверных сведений о погребении жертвы беззакония у нас нет – только предания. Известно, что тела казненных в Лукьяновской тюрьме захоранивались в заранее подготовленных могилах, вырытых прямо под дорожками кладбища. В связи с новыми темпами перевыполнения «лимитов» тела жертв с августа 1937 г. (и до начала войны) стали вывозить и хоронить в общих могилах 19-го и 20-го участков Дарницкого лесничества (Быковня).

Нельзя исключать, что тело владыки как умершего тайно захоронили, и лишь спустя десятилетия был сооружен надгробный памятник.

В годы «оттепели», 8 марта 1963 г. Алексей Глаголев (сын) обратился в Прокуратуру УССР с просьбой о расследовании обстоятельств смерти отца. Нужно сказать, что прокуратура (а затем и КГБ) действительно провели энергичное расследование. Уже 4 апреля 1963 г. ст. советник юстиции Прокуратуры УССР Г. Малый сообщил начальнику Следственного отдела КГБ при СМ УССР полковнику П. Пивоварцу о том, что никаких документальных подтверждений принадлежности фигурантов дела к антисоветской организации не выявлено, кроме их заявлений (при этом Глаголев заявление даже не подписал). «Причины смерти не выяснены и являются загадочными», врачебных заключений о смерти в деле нет, отмечал Малый[22].

Будучи допрошенным  18 января 1964 г., Сергей Клопотнюк сообщил, что его отец, бывший чекист Николай Клопотнюк умер в 1954 г. от туберкулеза. Из Тбилиси для дачи показаний в КГБ УССР вызвали подполковника в отставке З. Гольдфарба, однако он никаких конкретных деталей «о священнике» не припомнил, кроме того, что тот лежал на полу и умер от «грудной жабы». Применение «незаконных методов следствия» Зуся Самойлович категорически отрицал[23]. Врач И. Мороз к тому времени проживал в г. Иваново.

15 сентября 1993 г., расмотрев уголовное архивное дело митрополита Константина и отца Александра Глаголева, Генеральная прокуратура Украины закрыла его за отсутствием состава преступление и отправила материалы мучеников за веру на реабилитацию.

19 октября 1993 г. митрополит Константин прославлен Священным Синодом УПЦ как местночтимый святой и новомученик Слободского края. Решением Священного Синода Украинской Православной Церкви от 10 февраля 2011 г. священномученик, митрополит Константин (Дьяков) включен в Собор Киевских святых.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. 9 октября 1937 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к высшей мере наказания. В тот же день расстрелян на спецобъекте для казней начальствующего состава «Коммунарка». Не реабилитирован.
2. ОГА СБУ. – Ф. 13. – Д. 1039. – Л. 1–4.
3. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. – М.: Вече, Лепта, 2010. – С. 120–123.
4. Подбробное документальное повествование о мученическом пути владыки Петра содержит сборник: Кифа. Патриарший местоблюститель священномученик Петр, митрополит Крутицкий (1862–1937). – М.: ПСТГУ, 2012. – 952 с.
5. Архиепископ Крымский Лука (Войно-Ясенецкий) под надзором ГПУ-НКВД-МГБ: сборник документов. Составитель А. Валякин. – Симферополь: ГУ СБУ в АРК,  2010. – С. 5; Бажан О. Репресії серед духовенства та віруючих в УРСР в часи «великого терору»: статистичний аспект // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. – 2007. – № 2. – С. 15–17.
6. Владыка Михаил также подвергался гонениям, арестам и ссылкам. О его непростой судьбе см.: Веденеев Д. В борьбе за единство православной Украины. Страницы жизни Патриаршего Экзарха [Эл. ресурс]. – Режим доступа:   http://pravlife.org/content/v-borbe-za-edinstvo-pravoslavnoy-ukrainy-stranicy-zhizni-patriarshego-ekzarha-chast-1
7. ОГА СБУ. – Ф. 16. – Оп. 1. – Д. 32. – Л. 1–3; В. Балицкий возглавлял НКВД и органы госбезопасности УССР в 1924–1930 и  1934–1937 гг., в 1931–1934 гг. – заместитель председателя ОГПУ СССР. Расстрелян 27 ноября 1937 г. Не реабилитирован.
8. Антоний (Василий Панкеев, 1892–1938), епископ Белгородский, священномученик (с 2000). Уроженец Херсонщины, воспитанник Одесской духовной семинарии. Расстрелян в июне 1938 г. на Дальнем Востоке. Онуфрий (Гагалюк, 1888–1938), священномученик (с 2000), расстрелян одновременно с владыкой Антонием.
9. ОГА 16. – Оп. 30. – СБУ. – Ф. 16. – Оп. 1. – Д. 32. – Л. 3. Священномученика владыку Василия (Зеленцова) расстреляли 7 февраля 1930 г.
10. ОГА СБУ. – Ф. 16. – Оп. 30. – Д. 68. – Л. 182, 188.
11. ОГА СБУ. – Ф. 16. – Оп. 30. – Ф. Д. 68. – Л. 152.
12. ОГА СБУ. – Ф. 6. – Д. 71156фп. – Л. 57.
13. ОГА СБУ. – Ф. 16. – Оп. 30. – Ф. Д. 68. – Л. 154.
14. ОГА СБУ. – Ф. 6. – Д. 71156 фп. – Л. 54–56.
15. Предчувствуя арест, А.Успенский имитировал самоубийство в Днепре, бежал из Киева, укрываясь в разных городах СССР по чужим документам. Был объявлен во всесоюзный розыск, арестован на Урале и 27 января 1940 г. расстрелян. Не реабилитирован.
16. ОГА СБУ. – Ф. 16. – Оп. 31. – Д.7. – Л.97.
17. Там же. – Л. 50.
18. ОГА СБУ. – Ф. 6. – Д. 71156 фп. – Л. 1.
19. Там же. – Л. 14–23.
20. Там же. – Л. 25.
21. Там же. – Л. 43.
22. Там же. – Л. 49.
23. Там же. – Л. 135–139.

Социальные комментарии Cackle