Божий одуванчик
Она вошла в маршрутку, вернее, влезла в нее, опираясь на сгорбленную, как сама, деревянную палочку, и села недалеко от входа. Маленькая, тощая старушка лет восьмидесяти, как говорят в народе, Божий одуванчик.
– Опять льготница! – черной едкой мыслью пронеслось в голове молодого водителя. Он встал и посмотрел в салон: пассажиров набралось немного, час пик закончился, а значит, снова придется ехать порожняком.
Его взгляд споткнулся о пестрый платочек бабули, которая сидела у окна, как ребенок, поджав ноги, и чему-то улыбалась.
Радуется… тихая– тихая, а права свои знает.. Вози их всех бесплатно.. Ах, что тебя…
Зло сплюнув в окно матерное слово, он громко хлопнул дверью машины.
– Поехали.
Всю дорогу его распирала лютая злость. Конечно, старуха была здесь ни при чем… Сегодня встретил своего бывшего друга, а тот весь «в шоколаде». Досадно стало, когда твои кореша заколачивают такие «бабки» на кольцевых рейсах, а ты должен обслуживать пригород, где через одного инвалиды-халявщики. Ничего с ними не заработаешь…
И надо же, как долго живут! – он крутил баранку, набирая скорость, пристально вглядываясь в бегущие навстречу дорогие джипы. – Тут молодые мужики мрут как мухи, а этим хоть бы что… Вон сидит старая рухлядь, улыбается, а другие должны нервничать из-за нее…
– Сыночек, – прервал поток ехидных мыслей тихий голос из салона. – Будь добр, останови мне, пожалуйста, за поворотом.
Он повернул голову и снова увидел старушку, которая уже направлялась к выходу.
– Там нет остановки, – рявкнул он. – Не положено.
…Это для нее не положено. Попросил бы кто-нибудь другой – вмиг остановился бы. А этой…
Он протянул еще два километра и резко нажал на тормоз.
Старушка, стоявшая у выхода, чуть было не упала, но вовремя схватилась рукой за спинку сидения. Слава Богу! Все кости на месте, вот только руку сильно потянула. Она осторожно открыла дверь маршрутки и, повернувшись к водителю, совсем неожиданно для всех улыбнулась: «Спасибо тебе, сынок, что довез… Дай Бог тебе здоровья и благополучия». Ласково так сказала, светло, по-доброму.
А затем вылезла из машины и, с трудом передвигая больные ноги, поковыляла в обратную сторону… Километра два.
Отъезжая, некоторое время он еще видел пестрый платок в боковом зеркале, а затем мимоходом взглянул в другое – которое висело напротив.
«Он потрогал свою голову – «полыхала» даже ранняя лысина»
В нем промелькнуло красное, как зрелый помидор, его лицо – алые щеки, уши и большой прыщавый нос. Он потрогал свою голову – «полыхала» даже ранняя лысина. Давно он не испытывал подобного чувства – одновременного стыда и жалости. Кого-то напомнила ему эта старушка… Возможно, родную бабушку, которая ушла из жизни очень рано, и он совсем забыл ее. А может…
– Сволочь, – нажал он на газ. – Какая же я сволочь!
Машина, набирая скорость, мчалась все быстрее и быстрее. Он бежал от своего стыда, как бегут с места преступления.
Что со мной? Как будто нет у меня ни сердца, ни совести. О чем я говорю, о чем я думаю? Все деньги, деньги… А эта бабуля…
Внезапно нахлынувшие слезы немного смутили его, но их было трудно сдержать, и он размазывал их по щекам, оставляя грязные разводы на лице. Старался не смотреть на сидящих в салоне пассажиров, которые стали невольными свидетелями его позора. Молча по пути высаживал людей, кивая головой на их просьбы.
А слезы… они смывали с его заскорузлой души всю накопившуюся злобу, обиду и зависть. Смывали, как грязь с лобового стекла, мешая смотреть на дорогу…
Наталья Губа