Насильно свят не будешь. Беседа со священником Александром Лебедевым о самочинных канонизациях

Перед вами на фото – продукт так называемого «народного благочестия», проще говоря – дикой религиозной фантазии и, наверное, самочиния. Что касается именно этого продукта, то висит он на кладбище в древнем русском и, смею надеяться, православном городе Вологде на могильной ограде почившего человека, почитаемого некоторыми людьми. Опыт путешествий и паломничеств по России-матушке дает печальную уверенность: подобными продуктами украшено не одно кладбище. Святых у нас, дай Бог, много. Но – избави, Боже, Россию от тех, кто своим самочинным «благочестием» заставляет помнить, что дороги – не единственная наша беда.

Мы беседуем с протоиереем Александром Лебедевым, настоятелем вологодского храма Рождества Пресвятой Богородицы, что на Нижнем Долу, о довольно печальном явлении – безоглядном стремлении «затащить своего старца, старицу и т.д. на небо», о его природе и способах борьбы с ним.

 

Фото Александра Чистякова
Фото Александра Чистякова

 

– Батюшка, одним из условий прославления для общецерковного почитания является народное почитание такого-то человека. Но как давно и с горечью было замечено: если повесить епитрахиль на пень, то и у него через пару часов появятся почитатели, зачастую громкоголосые и очень активные. То, как они почитают, то, что они почитают, может вызвать недоумение. Раскрыл недавно одну суперблагочестивую книжку: там есть эпизод, где ее главный герой говорит, проезжая по улице в машине, что из всех встреченных на пути спасутся только «х» человек (точное количество не помню). Такие эпизоды, мягко говоря, смущают и заставляют усомниться не только в здоровье автора и издателей. Помнится, усилиями экзальтированных «иоанниток» канонизация святого праведного Иоанна Кронштадтского была затруднена. Так где же та грань между самоволием и действительным почитанием действительно святого человека?

– Признание человека святым, его почитание – это не культ личности. Оно не подразумевает возведение в степень высшего авторитета всех слов и деяний святого, а скорее – выделение из сложного сочетания греховных и спасительных стремлений, коими насыщена жизнь каждого человека, главного стремления – ко Христу. Жизнь человека, особенно если брать ее во всём протяжении, может дать материал для написания множества не схожих друг с другом портретов одного и того же героя в разные моменты времени. Ведь каждый из нас бывает и лжив, и труслив, и маловерен, но и моменты великодушия, благородства, самоотверженности случаются с каждым. Что из этого является главным в нашей жизни, а что – второстепенным, наносным, по немощи совершаемым? Вот ключевой вопрос. По отношению к святым можно утверждать, что им удалось главное в жизни поставить на главное место: через тернии врожденной греховности они продрались ко Христу. При «общечеловеческом» наборе немощей святым удалось подняться над уровнем общепринятой порядочности иногда ценой целожизненного подвига, а иногда – и спасительным предсмертным рывком.

Почитание Православной Церковью святых, как и иконопочитание, подвергалось и подвергается жесткой критике со стороны протестантов, сектантов, да и просто нецерковных людей, видящих в этих традициях нарушение заповеди «не сотвори себе кумира». Приходилось и приходится слышать суровые обвинения в идолопоклонстве православных. Однако это не так. Поклонение перед иконой адресуется, безусловно, не доске, не краскам, не изображению, а изображенному на иконе Господу Богу, Христу. То есть иконопочитание является частным случаем богопочитания – уж простите за схоластическую формулировку. Подобным образом объясняется и почитание святых. Вспомним слова апостола Павла: «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2: 19–20). В святых живет Христос, святые суть живые иконы Христа, отсюда их почитание также является частным случаем богопочитания.

– Что касается иконоборчества: оно же возникло и как ответ – пусть неразумный, горячий, эмоциональный – на вопиющие искажения христианства.

– Это так. Ересь иконоборчества в свое время возникла не на пустом месте, не как плод чьего-то зловредного измышления, а как попытка обличить и устранить из церковного быта различные ненормальные, а то и дикие обычаи, возникшие в связи с иконопочитанием. К примеру, соскобленную с иконы краску добавляли в чашу с Причастием, брали иконы в восприемники при крещении детей, украшали иконами одежды мирян. Подобным образом могут существовать «перегибы» и в почитании святых – когда ошибочно утверждается святость того или иного человека либо почитание святого приобретает нездоровый характер.

– Из современной церковной жизни можно привести примеры того и другого рода.

– Вот к ним и перейдем.

Пример первый – на тему ошибочного почитания некоего «подвижника» в качестве святого. Признаки, позволяющие положительно говорить о святости человека, – это: Православие безукоризненное, совершение всех добродетелей (свидетельством этого могут быть либо мученическая кончина, либо наличие сверхъестественных благодатных даров) и нетление мощей как весомый, но всё же не решающий аргумент. Чаще всего в житиях святых привлекают внимание именно явления сверхъестественного характера. И именно их стараются усмотреть в жизни тех людей, вокруг которых разворачивается почитание, именно они преимущественно считаются свидетельством святости человека. Замечу, что сверхъестественное не всегда является благодатным.

Итак, некий человек почитается как святой, есть группа людей, на которых он произвел именно такое впечатление. Старец, как водится, был прозорлив, тому есть примеры и свидетельства. К примеру, для некоей особы он предвидел спасительность брачного образа жизни и прорек это, конечно же, юродствуя, следующим образом: когда ему надоели приставания с вопросом: «Выходить ли мне замуж?», он ответил кратко и ёмко: «Пошла на…» Эти слова были восприняты как благословение на брак и исполнены. По сию пору живет семейная пара спокойно и счастливо с благодарностью старцу за вразумление. Комментарии, как говорится, излишни.

Пример другого рода – об искажениях в почитании действительно святого человека. Царь Николай II и его семья прославлены Русской Православной Церковью как страстотерпцы. За что? В чем подвиг святого царя? В том, что он отказался принять правила политической игры, противоречащие его нравственным ценностям – христианским, и в итоге оказался пострадавшим за правду. Драматизм ситуации усугубляется тем, что заложником его выбора явилась семья, которая разделила его горькую участь. Подобный выбор на заре русской православной государственности выпал на долю святых страстотерпцев князей Бориса и Глеба, Игоря Черниговского, Андрея Боголюбского… Примеры можно множить, обращаясь к истории иных государств: Сербии, Чехии, Англии – практически всех европейских государств на заре их просвещения верой Христовой. Подвиг святых царственных страстотерпцев, что называется, вписывается в канву издревле известного Церкви подвига страдания за правду. Однако некоторым рьяным почитателям святого царя этого мало, царь в их глазах стал не просто жертвой, а жертвой за народ и жертвой искупительной: Царь-мученик, Искупитель России – такие именования встречались мне в различных сомнительных изданиях. Это уже перегиб. Искупителем православная вера именует Христа, и только Христа в силу принесенной Им спасительной жертвы за род человеческий. «Искупил ны еси от клятвы законныя честною Твоею Кровию, на Кресте пригвоздися, и копием прободся, безсмертие источил еси человеком, Спасе наш, слава Тебе!» (Тропарь среды 4-й седмицы Великого поста) – такими словами Церковь описывает искупительный подвиг Христа. Что из этого приложимо к святому царю? Ничего. Неужто жертва Христа за род человеческий недостаточна, и ей требуется дополнение – особая жертва за русский народ? Неужто Христос страдал за всех, кроме русских? Очевидно, это не так, очевидно, что почитание святого Николая как искупителя русского народа есть не более чем спекуляция на почве монархизма.

– Каким же образом можно отличить действительное почитание действительно святого человека от самовольных подделок?

– По содержанию и по форме.

Когда возникает почитание того или иного человека в качестве ли подвижника благочестия или же в качестве святого, полезно посмотреть: что в его жизни является важным для почитателей, что вменяется ему в заслугу, на что его почитатели склонны обращать внимание. Во многих случаях этого бывает достаточно для вывода. К примеру, почитание Григория Распутина и Иоанна Грозного сложно объяснить с точки зрения «Православия безукоризненного и совершения ими всех добродетелей». Сложно, да и не нужно, потому что почитание опирается на их приверженность к идее такого политического устроения государства, как самодержавие. Однако Божие – Богу, кесарево – кесарю. Монархия – явление плоскости политической, а не религиозной, следовательно, и почитать вышеупомянутых личностей логично не как святых, а как политиков. А в определенных случаях почитание вообще вызывает массу сомнений. Это к вопросу о содержании. Теперь о форме.

Народное почитание не является условием для прославления усопшего к церковному почитанию, однако канонизации почти всегда предшествует период так сказать «неформального» почитания без какой-либо церковной санкции. Оно возможно и не возбраняется в определенных пределах. На могилах почитаемых праведников совершаются частые панихиды, их особенно часто поминают на Литургиях, на месте захоронения устраиваются памятники в виде часовни иногда с изображением усопшего. Почитатели составляют им акафисты, молитвенные обращения, не имеющие, однако, церковного употребления. В своих келейных молитвах почитатели, верующие в святость подвижника, обращаются к нему как к угоднику, предстоящему пред Престолом Божиим. Всё это не возбраняется, если – обратим на это внимание! – сохраняется принцип «келейности». То есть почитание не носит публичный характер, является личным делом человека, не навязываемым никому и не провозглашаемым агрессивно «в массы». Поэтому всяческие призывы к канонизации той или иной личности, демонстрации и пикеты, устраиваемые с целью «продвинуть» «своего» святого, ультиматумы церковному священноначалию о необходимости прославления отца N как условия возрождения России и т.д. и т.п. – признаки ложного почитания усопшего, которые дают весомый повод усомниться в его святости.

– Сразу же вспоминаешь: «народ» по-славянски – «язык», и опасаешься, как бы народное благочестие не было подменено языческим. В чем разница? Когда надо бежать от народного «благочестия», а когда принимать его всерьез? 

– Когда народное благочестие основывается на живой вере, стоит с уважением к нему относиться; когда оно питается суеверием, то вывод очевиден: от него надо бежать. Отличительная черта веры в сравнении с суеверием – ее осмысленность. Даже интуитивно практикуемый обычай, вытекающий из веры, поддается осмыслению и объяснению. Принято, например, у некоторых веточками вербы, освященными на Вербное воскресение, украшать иконы в доме и хранить их в течение года. Обычай вполне безобидный, отражает стремление сохранить подольше воспоминание о празднике. Можно его придерживаться, а можно – и нет, без какого-либо душевного вреда.

Суеверие же всегда неразумно, нелогично, глупо, бредово. К примеру, такой перл: «Чтобы приложиться к иконам, мощам, могилам святых угодников Божиих, надо, сделав в стороне выдох, подойти и сделать три коротких вдоха ртом; затаив дыхание, отойти в сторону, чтобы этой благодатью очистить кровь и сжечь все плохое»! Каким образом такая дыхательная гимнастика способствует сжиганию всего плохого, я даже попытаться представить боюсь. Без урона для здравомыслия такое объяснить невозможно. Или вот небезызвестный для жителей Вологды пример – слова, которые почитатели приписывают покойному игумену Гурию (Чезлову): «Компьютер от диавола, а ксерокс Божий свет излучает»… Это как!? Человека, которому такое приписывают (причем приписывают не хаятели, а почитатели), считают святым, пишут ему акафисты, распространяют книжки с описанием его «подвигов»… Это, на мой взгляд, ужасно.

– Почему возникает такое самочиние?

– Ваш вопрос из области нравственного богословия. Первая часть слова само-чиние – местоимение первого лица. Все, что в человеке опирается на «самость», на свое «Я» – проявление гордыни. А стало быть – от лукавого.

– Откуда берется озлобленность, агрессия в отношении даже не несогласных с канонизацией такого-то человека, а просто осторожных людей?

– Ответ аналогичен. Страсть гнева (вспомним опять нравственное богословие) рождается из гордости. Гнев – крайняя и бурная реакция отторжения чужого мнения, желания или поведения, не совпадающего с собственной волей. Как правило, реакция неразумная, сначала осуществляемая и лишь потом поддающаяся осмыслению, если вообще поддающаяся. Гнев – реакция на несовпадение действительности с моим «Я хочу». Следовательно – проявление гордыни, следовательно – от лукавого.

– Так как же быть в таких случаях? Что можно посоветовать, о чем попросить людей, которых атакует «народное благочестие», и тех, кто поддался ему, стремясь во что бы то ни стало затащить своего любимого старца, старицу и т.д. на небо, ну, или по крайней мере в святцы?

– Как обычно: «Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые» (Еф. 5: 15). Проще говоря, христианство не отменяет осторожности, и интеллектуальной в том числе. Думать надо. И иногда смеяться: здоровый смех может рассеять напыщенную, самоуверенную и душевредную глупость. А ревнителей не по разуму хотелось бы попросить: не превращайте любимых вами людей в повод для разделения и противостояния, не превращайте их имена в боевой клич. Свидетельство о святости должно быть кротким, иначе оно окажет лишь медвежью услугу. Прославляет святых Бог, а не люди, поэтому к Нему прежде всего необходимо обращаться с молитвой об этом, прилагая слова: «Но да будет воля Твоя, а не моя». Не тащите силком на небо. Насильно свят не будешь.

 

 

С протоиереем Александром Лебедевым
беседовал Степан Игнашев

 

Православие.ru

Теги

Теги: 

Социальные комментарии Cackle