Александр Куприн о гениальном враче, ученом и «святом человеке» Николае Пирогове, предлагаемом Церковью к канонизации. К 125-летию написания рассказа «Чудесный доктор».

В 1894 году Александр Куприн, человек удивительной судьбы и писательского дара, принимает решение переехать в Киев. Ютясь в съемной дешевой комнатушке на Подоле, по его словам, он «накинулся на книги и жизнь». Живой материал начинающий 24-летний автор, отличавшийся странной привычкой «принюхиваться к людям» (Н. Тэффи), черпал из наблюдений за «городскими персонажами» (серия очерков «Киевские типы»), а также из странствий по Украине, проживая в Житомире, Екатеринославе, Севастополе, Одессе (здесь он создал «Гранатовый браслет», познакомился с И. Буниным, А. Чеховым). Впоследствии Куприн лаконично твердил, что писателем стал совершенно случайно: «долго кормился чем попало, потом стал кормиться рассказами».

Киев. Кон. XIX века

Примечательны детские воспоминания писателя, воспроизведенные его первой женой: «В течение нескольких дней я каждый вечер потихоньку молился. Наконец, видя, что ничего не меняется, я рассказал об этом матери и спросил, почему Бог не исполняет мою просьбу. Она ответила довольно лукаво: “Он, видишь ли, сделал тебя таким, какой ты есть, для меня. А если бы утром я подошла и увидела, что в кроватке голубоглазый мальчик, я бы не узнала, что это ты”. Мать я очень любил, поэтому решил, что должен покориться своей участи. Но все-таки я не переставал от времени до времени обращаться к Богу с различными просьбами. И вот я убедился в том, что Он никогда и ни одной просьбы моей не исполняет. Тогда я обиделся на Него, и я считаю, что с этого времени моя детская наивная вера в Него пошатнулась, и я все дальше уходил по пути неверия». Впрочем, как показывают жизнь и творческое наследие писателя (рассказы «Тапер», «Палач», «Пасхальные колокола», «Звезда Соломона» и др.), веры в Промысл, в человечность писатель не утратил. Библейские заповеди, выраженные непрямыми цитатами, составляют органичное целое в поведении его героев, находят оригинальную трактовку в его произведениях.

1897 год. На страницах газеты «Киевское слово» появляется рассказ Куприна «Чудесный доктор» (истинное происшествие)». Первые строки произведения, исполненного жанровыми особенностями святочной рождественской истории, предполагающей чудесный финал, гласят: «Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Всё описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я с своей стороны лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную форму».

Какую же трогательную историю хочет поведать Куприн? Пред нами мальчонки, не евшие с утра ничего, кроме пустых щей, жадно пожирающие взглядом гастрономическую выставку и сияющие рождественские ёлки. Они из семьи Мерцаловых, которая ютится в холодном сыром подвале, пропахшим запахом керосинового чада и крыс, и посланы в предновогодний вечер к человеку, в чьем доме их отец работал управляющим, пока не заболел тифом. Мальчуганы намерены передать письмо о заболевшей и лежащей в жару без сознания 7-летней сестренке с просьбой о помощи. Но швейцар выгоняет детей. «В этот ужасный роковой год несчастье за несчастьем настойчиво и безжалостно сыпались на Мерцалова и его семью», – пишет Куприн, и мы узнаем, что три месяца назад умерла еще одна их сестренка, все скудные сбережения ушли на лечение отца, который остался без работы, и нынче глава семейства, оббегав город, судорожно клянча копейку на лекарства дочурки, опять потерпел неудачу: «Его руки взбухли и посинели от мороза, глаза провалились, щеки облипли вокруг десен, точно у мертвеца. Он не сказал жене ни одного слова, она ему не задала ни одного вопроса. Они поняли друг друга по тому отчаянию, которое прочли друг у друга в глазах».

В зимнем саду с окутанными в белые ризы деревьями Мерцалов ощущает величественный покой в истерзанной муками душе и даже задумывается о самоубийстве. И вдруг… в морозном воздухе раздается скрип шагов. Это был «старик небольшого роста, в теплой шапке, меховом пальто и высоких калошах» с мягким ласковым голосом. Заговорив с Мерцаловым о новогодних подарках для ребятишек знакомых, он вызывает у безнадежного отца семейства «прилив отчаянной злобы». И всё же старик не обижается, выслушивает горемыку и, оказавшись доктором, «излечивает» изможденное семейство: осматривает девочку, выписывает рецепт, дает три рубля на «чай, сахар, булки и горячую пищу». «Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное – не падайте никогда духом» – с таким пожеланием и советом доктор покидает семью. Мерцалов, спохватившись, осознает, что не спросил даже имени благодетеля, за которого должны бы «молиться дети», и неожиданно обнаруживает еще один сюрприз: «под чайным блюдцем вместе с рецептом чудесного доктора лежало несколько крупных кредитных билетов».

Имя спасителя Мерцалов, однако, узнает. Он его прочтет на аптечном ярлычке к пузырьку с лекарством: «По рецепту профессора Пирогова».
Оканчивает Куприн рассказ словами одного из сыновей Мерцаловых, занимающего важный пост в банке: «С этих пор точно благодетельный ангел снизошёл в нашу семью. Всё переменилось. В начале января отец отыскал место, матушка встала на ноги, меня с братом удалось пристроить в гимназию на казенный счет. Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного доктора только раз видели с тех пор – это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном докторе при его жизни, угасло невозвратимо».

Человек, изображенный Куприным «благодетельным ангелом», добрейшим человеком с «умным, серьезным лицом с седыми баками», внушающим доверие, в «старомодном, довольно поношенном сюртуке», не кто иной, как скромный известнейший хирург Николай Пирогов, совершивший при жизни немало чудес. В газете «Киевский телеграф» за 1861 г., бледно-серые плотные листки тысячного тиража которой отпечатывали на ручном станке, читаем: «По просьбе больных даже в скверную погоду господин Пирогов шел пешком к ним домой, делал операции и перед уходом прятал руки в карманы, чтобы нуждающиеся хозяева не вздумали ему платить!». Есть также свидетельства о том, что добрый врач на каждый новогодний праздник устраивал большую ёлку с подарками, созывая крестьянских детишек. 

Ключом к пониманию создания художественного образа являются реальное изображение эпохи и указание на прототип. Рассказ о чудном труженике, Н. Пирогове, появляется у Куприна отнюдь не случайно. В воспоминаниях о Чехове писатель, касаясь его врачебной деятельности, отмечал: «Верил он в медицину твердо и крепко, и ничто не могло пошатнуть этой веры. Помню я, как однажды он рассердился, когда кто-то начал свысока третировать медицину по роману Золя “Доктор Паскальˮ. – Золя ваш ничего не понимает и всё выдумывает у себя в кабинете, – сказал он, волнуясь и покашливая. – Пусть бы он поехал и посмотрел, как работают наши земские врачи и что они делают для народа». И далее добавлял: «И кто же не знает, какими симпатичными чертами, с какой любовью сквозь внешнюю жесткость и как часто описывал он этих чудных тружеников, этих неизвестных и незаметных героев, сознательно осуждающих свои имена на забвение? Описывал, даже не щадя их».

Куприн тонко улавливает характерные черты Пирогова, человека большого и доброго сердца, и бойким размашистым пером реалистично воссоздает его живой образ посредством одного эпизода «христианского жития» подвижника, вопрос о причислении к лику святых которого нашел в наше время отклик среди многих мирян и духовенства Церкви.

Наталья Сквира