Душа как предмет искусства, или В чем винил Бога Гоголь?

180 лет назад Николай Гоголь закончил первый том «Мертвых душ» и до конца жизни работал над второй частью, «подвижнической кельей, в которой он бился и страдал до тех пор, пока не вынесли его бездыханным из нее» (П. Анненков). 


«Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…»

Образ Православной Церкви, в которой «сохранилось всё, что нужно для ныне просыпающегося общества», является сквозным для творчества Гоголя. Во втором томе поэмы «Мертвые души» наличие церквей свидетельствует о новом «духовном» экстерьере персонажей, символизирует святость, к которой должны стремиться герои. Вспомним благородные намерения Хлобуева собирать деньги на строительство храма. Об одобрении героем такого богоугодного дела говорит его поведение: чтение «житий страдальцев и тружеников, воспитывавших дух свой быть превыше несчастий», молитвы, религиозное настроение. В последних главах произведения, смысл которых как нельзя лучше выражен в предсмертной дневниковой записи писателя: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк прелазай иначе есть тать и разбойник», Муразов, как известно, советует Чичикову поселиться «поближе к церкви». Задуманный Гоголем образ православного священника, который должен появиться в последних главах, также говорит о роли церковных деятелей и их миссии – помочь человечеству познать волю Божью.

«…Не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу…»

Идея соборности как слияние индивидуального и коллективного мировоззрения, объединение людей в их благоговейном отношении к Богу, к стране присуща православию, это «его душа» (С. Булгаков). В статье «Нужно любить Россию» Гоголь обращается к своим современникам: «Нет, вы еще не любите России. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам». Писатель выстраивает своеобразную градацию чувства, что в свою очередь символизирует путь человека к перерождению и спасению: любовь к России → любовь к ближнему → любовь к Богу → спасение.

Любовь к Творцу, по Гоголю, должна быть главной добродетелью человека, «началом, корнем и утвержденьем всему», но, увы, «у нас это начало в конце, – уверен автор, – и мы всё, что ни есть в мире, любим больше, нежели Бога». «Несомненно, – справедливо отмечает В. Воропаев, – что и сам Гоголь и в своем творчестве, и в жизни руководствовался этой Евангельской любовью к человеку».

Писатель утверждает бескорыстную любовь, которая помогает бороться с гордыней: «Смотрите на то – любите ли вы других, а не на то – любят ли вас другие. Кто требует платежа за любовь свою, тот подл и далеко не христианин», а в статье «Предметы для лирического поэта в нынешнее время» он призывает: «На колени перед Богом и проси у него Гнева и Любви! Гнева – противу того, что губит человека, любви – к бедной душе человека, которую губят со всех сторон и которую губит он сам». Эти слова перекликаются с высказываниями Муразова во втором томе «Мертвых душ»: «Затруднительны положения человека, Ваше Сиятельство, очень, очень затруднительны. Бывает так, что кажется кругом виноват человек, а как войдешь – даже и не он».

«…Вся жизнь наша есть служба»

Согласно православному учению, каждый человек обязан не только любить ближнего своего, но и делать добрые дела «ради Христа». Понятие «труд» у Гоголя сочетается с понятиями «служба» и «обязанность». Призвание же каждого, по мысли писателя, заключается в исполнении своих обязанностей перед Богом и обществом, в памятовании о том, что человек «не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства». Непременной повинностью христианина, уверен Гоголь, должно стать осознание им своего долга: «Итак, после долгих лет и трудов, и опытов, и размышлений, идя, видимо, вперед, я пришел к тому, о чем уже помышлял во время моего детства: что назначенье человека – служить, и вся жизнь наша есть служба».

Выполнение обязанностей Гоголь также связывает с Божьим велением: «На корабле своей должности и службы должен теперь всяк из нас выноситься из омута, глядя на Кормщика Небесного. Кто даже и не в службе, тот должен теперь же вступить на службу и ухватиться за свою должность, как утопающий хватается за доску, без чего не спастись никому. Служить же теперь должен из нас всяк не так, как бы служил он в прежней России, но в другом, небесном государстве, главой которого уже сам Христос…». Во втором томе «Мертвых душ» дидактическим пафосом пронизаны реплики-наставления Костанжогло, Муразова и князя («Так послужите же Тому, Который так милостив. Ему так же угоден труд, как и молитва. Возьмите какое ни есть занятие, но возьмите как бы вы делали для Него, а не для людей»).

«Рабом наживы» в книге всё еще остается Чичиков, но само понятие богатства здесь уже трактуется также как результат труда: «А если видишь еще, что всё это с какой целью творится, как вокруг тебя всё множится да множится, принося плод да доход… И не потому, что растут деньги. Деньги деньгами. Но потому, что всё это дело рук твоих…» (сравним со словами Иоанна Златоуста: «Бедность евангельская состоит не в лишении богатства, но в отсутствии привязанности к нему»).

«…Молитва моя может достигнуть и до Бога…»

Молитва, как известно, является основой православной жизни. Без возношения ума и сердца к Творцу Гоголь не приступал ни к чему: «…молитва моя может достигнуть и до Бога, Бог может послать уму моему вразумленье, а ум, вразумленный Богом, может сделать кое-что получше того ума, который не вразумлен Им». В письме к Языкову от 4 ноября 1843 г. писатель объясняет, что молитва не является словесным делом, а «должна быть от всех сил души и всеми силами души; без того она не возлетит. Молитва есть восторг. Если она дошла до степени восторга, то она уже просит о том, чего Бог хочет, а не о том, чего мы хотим. Как узнать хотение Божие? для этого нужно взглянуть разумными очами на себя и исследовать себя: какие способности, данные нам от рождения, выше и благороднее других, теми способностями мы должны работать преимущественно, и в сей работе заключено хотение Бога, иначе они не были бы нам даны. Итак, прося о пробуждении их, мы будем просить о том, что согласно с Его волею. Стало быть, молитва наша прямо будет услышана. Но нужно, чтобы эта молитва была от всех сил души нашей».

Во втором томе поэмы «Мертвые души» мотив молитвы неоднократно явлен в поведении и высказываниях героев. Так, Хлобуев «молился, и – странное дело!» – почти всегда приходила к нему откуда-нибудь неожиданная помощь», а Муразов уверен: «Всё свыше наших сил. Без помощи свыше ничего нельзя. Но молитва собирает силы…».

Воплощение патриархальных идей в произведении демонстрирует Василий Платонов, ратующий за сохранение обычаев: «Здесь у меня крестьяне празднуют всякую весну Красную горку. С ней связаны воспоминания деревни. А для меня обычай – святая вещь, и за него готов пожертвовать всем». Не случайно Гоголь использует праздник Недели о Фоме, придавая ему форму просторечного употребления «Красная горка»: на Антипасху православные поминают умерших и чествуют воскресшего Христа. Этот пасхальный мотив подводит читателя к сакральной идее перерождения.

«Облекитесь в Нового человека»

Гоголевская идея о «внутреннем человеке» восходит к сентенции апостола Павла: «...но аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни» (2 Кор. 4:16). Автографы на полях Библии писателя свидетельствуют о ее тщательной проработке: «Облекитесь в Нового человека», «Как облечься в Нового человека». Во второй же части «Мертвых душ» Гоголь раскрывает «скорбную тайну болезни» души Тентетникова, «коптителя неба»: как помним, «не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек».

Продолжение поэмы насыщено библейскими образами, мотивами, цитатами, реминисценциями, аллюзиями. Автор «практикует» теоретические постулаты Евангелия, показывает пути перерождения героев посредством творческого вплетения библейского слова в текст, ведь каждый после прочтения книги должен осознать: «Для того, кто не христианин, всё стало теперь трудно; для того же, кто внес Христа во все дела и во все действия своей жизни, – всё легко».

В чем же винил Бога Гоголь?

Многие «прогрессивные» современники, западники, и даже друзья-славянофилы, не воспринимая исповедальность, проповедь, ратование за религиозные основы, защиту царизма и проч. в «Выбранных местах из переписки с друзьями», где просвещение трактуется как «Христов свет, просвещающий всех», называли писателя сумасшедшим, сбившимся с истинного пути и упрекали в том, что он «оставил искусство», «пренебрег даром Божиим» (С. Шевырев), на что Гоголь возражал: «Я не могу понять, отчего поселилась эта нелепая мысль об отречении моем от своего таланта и от искусства, тогда как из моей же книги можно бы, кажется, увидеть <…> какие страдания я должен был выносить из любви к искусству <…> Что ж делать, если душа стала предметом моего искусства, виноват ли я в этом? Что ж делать, если заставлен я многими особенными событиями моей жизни взглянуть строже на искусство? Кто ж тут виноват? Виноват Тот, без воли Которого не совершается ни одно событие» (выделено нами. – Н. С.).

Осознавая свою апостольскую миссию, считая слово «высшим подарком Бога человеку», Гоголь писал, что «строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поученье людям».

Усвоили ли мы уроки великого писателя, произвели ли на «жизнь, нами опошленную», и на нас самих благотворное действие его живые вечные образы? Ответ каждый даст сам, памятуя: Гоголь свято верил в то, что «высокое достоинство русской породы состоит в том, что она способна глубже, чем другие, принять в себя слово евангельское, возводящее к совершенству человека…»

Наталья Сквира

Социальные комментарии Cackle