Клайв Льюис: Я привыкну почти ко всякой церковной службе, только бы ее не меняли

Для консерватизма есть веская причина: новшество как таковое нужно лишь для развлечения, а люди ходят в церковь не развлекаться.

Ты хочешь говорить о молитве. Я часто о ней думаю — о личной, конечно, не общинной. От разговоров об общинной меня уволь. На свете нет предмета, если не считать спорт, о котором я могу сказать меньше, чем о литургике.

Раз мы миряне, наше дело, по — моему, — принимать, что дают, и стараться получше использовать. Наверное, это было бы легче, если бы нам всегда и всюду давали одно и то же.

Судя по всему, однако, почти никто из англиканских клириков так не считает. По — видимому, они думают увлечь людей в церковь, меняя службу: укорачивая ее, или удлиняя, или просто меняя в храме освещение. Очевидно, новый и энергичный викарий способен воодушевить своими реформами часть паствы. Но это — меньшинство. Остальные либо бросят ходить на службу, либо будут терпеть.

Я бы не сказал, что виной тому твердолобость. Для консерватизма есть веская причина: новшество как таковое нужно лишь для развлечения, а они ходят в церковь не развлекаться. Для них служба — средство причаститься, покаяться, восхвалить Бога. Все это делать легче, когда о самой службе не думаешь, ибо хорошо с ней знаком. Как в танцах: пока считаешь шаги, ты еще не танцуешь, а только учишься танцевать. Как с обувью: хороших туфель не чувствуешь. Как с чтением: при нормальном чтении не думаешь об освещении, шрифте и орфографии. На литургии нужно думать о Боге, а не об обрядах.

Новшество этому мешает. Внимание сосредотачивается на службе, а думать о богослужении и служить Богу — не одно и то же. О Граале важно было спросить, для чего он служит. «Неразумно служенье Богу ставить выше Бога».

Может получиться еще хуже. Внимание может переключиться даже не на службу, а на священника. Ведь как ни старайся, все время будешь думать, что он делает. Куда уж тут молиться! Пожалуй, можно понять человека, сказавшего: «Жаль, что они забыли, — Петру поручили пасти овец, а не ставить опыты на крысах, и даже не обучать дрессированных собачек новым фокусам».

Я прошу лишь постоянства и единообразия. Я привыкну почти ко всякой службе, только бы ее не меняли. Если каждый из моментов литургии будут менять, не успею я к нему приспособиться, ничего хорошего у меня не выйдет. Вы мне не даете возможности закрепить привычку, habito dell’arte.
Может, конечно, статься, что некоторые вариации, которые мне кажутся делом вкуса, связаны с важными доктринальными различиями. Но ведь не все? Иначе — раз на практике так много вариаций — нельзя говорить о самом существовании Англиканской Церкви. В любом случае литургическая путаница — проблема не одних англикан. Я слышал, на нее сетуют и католики.

Это возвращает меня к тому, с чего я начал. Дело нас, мирян, остается терпеть и приспосабливаться. Страстное желание иметь один вид службы будем считать просто искушением. Фанатичные общины просто отвратительны. По — моему, их лучше сторониться. Пастыри расходятся «каждый на свою дорогу»[2] и исчезают из виду. Если овцы собьются в кучку, будут терпеливо стоять и блеять — как знать, не вернут ли они однажды своих пастырей? (Разве не выигрывали порой англичане битвы благодаря солдатам и вопреки генералам?)

Другое дело — текст службы. Если есть литургия на родном языке, она должна меняться, иначе какой же это родной язык? Мечтать о «неподвластном времени английском» — полная нелепица. Любой живой язык подвластен времени. С таким же успехом можно пожелать неподвижную реку.

Думаю, необходимым переменам лучше происходить постепенно и (для большинства людей) незаметно: здесь немного и там немного, по одному слову в столетие, как меняют орфографию в переизданиях Шекспира. В нынешних условиях нам надо примириться с каким — нибудь новым Служебником.

Славно, что не от нас ждут советов. Что бы ты им предложил? Сам я отважусь на более чем бесполезное предупреждение: берегитесь, можно разбить яйца, так и не приготовив омлет.

Сейчас литургия — одно из немногого, что объединяет нашу расколотую Церковь. Новшества должны быть очень полезны, чтобы на них идти. Как ты представляешь себе новый Служебник, который не приведет к очередному расколу?

Большинство сторонников реформ, видимо, хотят убить двух зайцев: модернизировать язык, сделав его понятным, и исправить богословские неточности. Следует ли обе эти столь болезненные и опасные операции проводить одновременно? Выживет ли пациент?

Какие доктрины из тех, что собираются воплотить в новом Служебнике, не вызывают разногласий? И долго ли продлится согласие? Вопрос не праздный: я на днях вычитал у одного автора пожелание исключить из старого Служебника все несовместимое с классическим фрейдизмом.

Кому мы угодим реформой языка? Один мой знакомый сельский пастор спросил своего чтеца, как тот понимает слово «нелицеприятно» во фразе «верно и нелицеприятно отправлять правосудие».

Чтец ответил: «Это значит — ни одну из двух сторон не выделять». «А если бы стояло беспристрастно?» — поинтересовался пастор. «Не знаю. Никогда такого не слышал», — сказал тот. Как видишь, здесь поменяли слово, чтобы стало понятнее. Вышло наоборот. Образованные люди и так понимают, о чем речь, необразованные люди не знают, что значит «беспристрастный». Лучше лишь некоторой средней части прихода, часто даже не большинству. Будем надеяться, что обновители сперва обстоятельно изучат народную речь: какова она на самом деле, а не какой ее a priori считаем мы. Многие ли богословы знают, что когда необразованные люди говорят «безличный», то подчас имеют в виду «бестелесный»? Сам я это обнаружил случайно.

Как быть с выражениями устаревшими, но понятными? Видимо, люди смотрят на архаизмы совершенно по — разному. Одних они раздражают — сказанное кажется ненастоящим. Другим, и необязательно более культурным, очень помогают молиться. Обоим сразу не угодишь.

Я знаю, что без перемен не обойтись. Но подходящий ли сейчас для них момент? Мне приходят на ум два признака «подходящего момента». Во — первых, наше единство, когда не торжествующая партия, а Церковь могла бы высказаться совместно. Во — вторых, в Церкви должен появиться человек с особым литературным талантом, без которого хорошую молитву не составишь. Если прозу предстоит постоянно читать вслух, она должна быть не просто очень хорошей, но очень хорошей в особом смысле. У Кранмера[4] могут быть богословские недочеты, но он прекрасный стилист — лучше и нынешних, и прежних. Ни одного из этих двух признаков я сейчас не вижу.

Хотя всем нам хочется что — то исправить. Даже я обрадуюсь, если слова «так да светит свет ваш пред людьми» уберут из песнопения при сборе пожертвований. В этом контексте оно выглядит как призыв творить милостыню напоказ.

«Письма к Малькольму»

Социальные комментарии Cackle