Вход Господень в Иерусалим, или Воскрешение Ивана

Рассказ

Иван Петрович был тощим, физически слабым человеком в огромных очках. Несмотря на это, он получил прозвище «киллер», так как был действительно убийцей, но не людей, а предприятий. Иван Петрович являлся доктором экономических наук в региональном университете.

В конце 80-х – начале 90-х было так много заводов, стоивших миллиарды! И так легко предоставлялось их при точной постановке дел продать за миллионы, особенно подключая талантливого экономиста – Ивана Петровича. Ему предложили заняться «черной бухгалтерией». Он не отказался. Возможность властвовать и финансовый ресурс страстно привлекали его. Вскоре среди атлетичной бритоголовой братвы он стал интеллектуальной жемчужиной, которую холили и лелеяли, как курочку, несущую «золотые яйца».

Власть и деньги вскружили ему голову. Он купил ослепительно-белый плащ и малиновый пиджак. Разъезжал по городу на широком импортном «кадиллаке». Напропалую изменял жене и совал в карманы подростку сыну фантастически баснословные суммы. Сын восхищался им, жена терпела его многочисленные супружеские измены. Она работала с Иваном Петровичем в одном вузе. Их общие коллеги в это время продавали редьку на базаре, едва сводя концы с концами.

Так продолжалось несколько лет. И казалось, все устраивало Ивана Петровича, жену, сына, бандитов-коллег. Его жизнь  плотно и гармонично вписалась в пазл постсоветского времени. Но что-то было не так. Что-то исподволь беспокоило Ивана Петровича. Будто в его дорогую туфлю итальянской кожи попал микроскопический маленький камешек, который причинял едва уловимую, но все же неприятную боль. 

Вроде бы все было по-прежнему, но ему казалось, что он сам как-то отъединялся от всего происходящего с ним и смотрел на жизнь, как на мелькающее на экране кино. Он вроде бы выполнял и делал то же, что и прежде. Богател сам и обогащал своих работодателей. Но все это стало ему чужим. Как будто существовало отдельно от него. Иван Петрович и сам  удивлялся этому новому чувству. Казалось, что руки были не его руками и действия, производимые ими, чужими ему. Люди, с которыми он работал, будто отодвинулись за сотни километров от него. Между ними была огромная пропасть, наполненная мутной тяжелой водой.

Его взгляд стал отсутствующим и отстраненным. Однажды Иван Петрович сорвался. Это был его немой крик…

…Вместе с Булей и Змеем – двумя бритоголовыми парнями в малиновых пиджаках – главами бандитской группировки, с которой он работал, экономист поехал на очередной «дерибан» колхоза. Нужно было обо всем договориться и все просчитать. Буля и Змей посадили его в свой огромный блестящий черный джип и повезли за город – в поле. Там у посадки уже их ждал на красной заляпанной грязью «Ниве» председатель колхоза. Буля повелительно махнул ему рукой: мол, садись к нам. В руках председателя была смешная коричневая пухлая папка а-ля крокодиловая кожа семидесятых годов. Когда толстенький председатель сел, Иван Петрович отчетливо почувствовал, как тот почти панически боится его коллег-бандитов и в то же время изнывает от жадности, желая получить свой барыш.

– Ну, че там у тебя? – показал Буля на папку, – давай делить народное добро.

Председатель металлическим щелчком с готовностью открыл папку.

– Петрович, – кивнул он на Ивана, – приступай. А я пока курну.

Он достал черную сигариллу и вышел из машины. Булю не интересовали бумаги. В принципе, его особо не интересовали и деньги. Ему нравилась эта лихая разбойничья жизнь. В каком-то смысле он являлся сыном своего времени.

Змей был другим. Худой, жилистый с действительно змеиными колючими глазками. Он  всегда все просчитывал каким-то животным звериным чутьем. Его любимой поговоркой была «С волками жить, по-волчьи выть». Он-то как раз считал свою бандитскую жизнь только трамплином для карьерного роста – возможностью прорваться к власти. Змей остался в машине. Если в Буле был своеобразный рыцарский кодекс чести и что-то даже вольное, казацкое, то в Змее чувствовалась какая-то глубокая беспринципность или, лучше сказать, ГОТОВНОСТЬ ради своего жирного куска и лучшего места под солнцем пожертвовать почти всем, включая и ближнего своего.

Змей сидел на заднем сиденье рядом с Иваном Петровичем, откинувшись на сиденье, и внимательно наблюдал за происходящим.

Иван Петрович наклонился над бумагами, сквозь приспущенное стекло он слышал шум недалекой трассы и ощущал шоколадный запах сигариллы Були. Что-то подкатывало к нему изнутри. Оно поднималось из глубины души, как огромная подводная лодка. Внезапно ему показалось, что мир снаружи потемнел, а он находится в какой-то темной урчащей утробе отвратительного зверя. Иван Петрович украдкой посмотрел на своих собеседников, и они представились ему с отвратительными уродливыми демонскими рожами. В глубине его души росло убеждение, что он находится в аду.

Сердце экономиста бешено заколотилось, лоб покрыла холодная испарина. Иван Петрович тяжело задышал. Он буквально чувствовал каждый свой вздох. Дыхание становилось все более напряженным, как натянутая струна. Ему захотелось панически бежать отсюда подальше.

– Извините, – пробормотал Иван Петрович, – что-то мне нехорошо.

Он засуетился и вылез из машины, украдкой кинув взгляд на Змея. Тот внимательно посмотрел на него своими пронзительными голубыми глазами. Ивану Петровичу показалось, что он что-то понял.

Но пока надо было успокоиться. Он шел вперед по грунтовке по краю поля. Сзади послышался отрывистый и недовольно-недоуменный крик Були:

– Эй? Че за дела?!

Больше всего Иван Петрович боялся щелчка затвора и пистолета, нацеленного ему в спину. Такое тоже могло быть.

Но остановиться он не мог. Ему надо было побыть одному и успокоиться. Иван Петрович прошел еще несколько десятков шагов и остановился. Он посмотрел на изумрудный до горизонта ковер растущей пшеницы, который так красиво золотило закатное солнце. Небо было насыщенно голубым! Иван Петрович так давно не смотрел на небо! Теперь он вглядывался в него, в это колыхающееся сочно-зеленое море пшеницы, и успокаивался.

Нужно было возвращаться.

Он развернулся, глубоко вдохнул свежий весенний степной воздух и пошел обратно…

– Ну, че ты, брат? – хлопнул его по плечу Буля.

Председатель недоуменно смотрел на него. От страха у него вспотело и покраснело лицо, так что стало почти багровым.

– Сердце, – будто извиняясь, пробормотал Иван Петрович, – сердце что-то расшалилось, уже ведь не мальчик.
– Ага, – то ли подозрительно, то ли утвердительно пробормотал Змей, – с кем не бывает.
– У меня таблетки есть, – председатель вытащил из кармана валидол, – под язык положите.

Иван Петрович послушался. Через несколько минут действительно стало легче.

К нему наклонился Змей и сказал:

– Заканчивай, профессор. А то смеркается.

Иван Петрович подчинился.

Когда ехали обратно в город, Буля, разогнавший автомобиль до 120 километров в час, обернулся и весело крикнул:

– Это все нервы, братан! Я тоже весь на взводе. А че, Змей, может быть, баньку организуем завтра вечерком. Сами попаримся, отдохнем, и Киллера подлечим.
– Я только за, – сказал Змей, – заодно и за жизнь поговорим.

Он хитро подмигнул Ивану Петровичу, своим почти звериным чутьем Змей чувствовал слабину.

***

Баня находилась невдалеке от одной деревушки. В живописном месте в лесу у озера. Напарились и напились они изрядно. Только Ивана Петровича что-то не брало. Им самим выдуманный образ эдакого интеллектуала-разбойника-супермена истончался, бледнел, будто призрак, и сквозь него проступало нечто такое страшное, от которого мороз шел по коже. Оправдать свою жизнь он уже не мог.  Иван Петрович сдерживался из последних сил, невероятным усилием воли и нервов, натянутыми и взвинченными до предела. Что-то нужно было срочно придумать. Но что? Он не знал. Дом его психики был построен без фундамента и на очень зыбкой почве. Иван Петрович предполагал, что очень скоро он будет разрушен.

К горлу снова подкатывало удушье. Нужно было что-то срочно делать. Иван Петрович притворился сильно пьяным и пошел в спальню, находившуюся на втором этаже коттеджа, чтобы прилечь.

– Эй? – услышал он снизу окрик Змея, – а может быть, ты, Киллер, просто сдулся уже? Сработался?
– Я? – сыграл удивление Иван Петрович, – я еще ОГО-ОГО!

Чтобы это частично доказать, перевести все в шутку, он начал выкрикивать непонятные слова и показывать приемы кунг-фу, виденные им в каком-то заграничном боевике, разыгрывал из себя шута, внизу громко смеялись. Внезапно Иван Петрович подпрыгнул, чтобы показать прием ногой, и неудачно приземлился на край ступеньки, потерял равновесие и полетел вниз.

Боль была дикая. Он пытался подняться, но безуспешно. Потом Иван Петрович потерял сознание.

Очнулся он в районной больнице, один в палате, залитой утренним светом. Нога почти не болела, но шевелить ею было нельзя. Как ни странно, Иван Петрович чувствовал глубокое удовлетворение. Это падение что-то в нем изменило. Какой-то тумблер внутри переключился. Окна его души распахнулись, и в них ворвался новый свежий, непонятный ему ветер.

Иван Петрович повернул голову к окну и увидел, что через дорогу от больницы находился старинный большой каменный храм с золотыми куполами. В лучах утреннего солнца купола «горели» сияющим огнем.

Через два дня он на костылях вошел в него. В храме никого не было. Посреди церкви стояло большое деревянное Распятие, рядом вырезанные из того же материала две фигурки – девушки и юноши. На Крест было накинуто прозрачное черное покрывало. Иван Петрович подошел ближе. Он внимательно рассматривал фигуру распятого Христа. Приглядевшись, увидел капли крови на лбу Спасителя от тернового венца. Они не давали ему покоя. Отчего-то капли РОДНИЛИ его с Христом.

Неожиданно удушливая горячая волна подкатила к горлу. Ее было уже не удержать. Иван Петрович начал плакать, пытался и не мог сдержать слез. Его всхлипы раздавались под высокими сводами храма, как выстрелы. Скрипнула дверь алтаря – из-за нее выглянул удивленный батюшка. Присмотревшись к Ивану Петровичу, он не стал подходить, тихо закрыл дверь с той стороны.

Иван Петрович все плакал, и со слезами что-то нехорошее выходило из него.

Когда он немножко успокоился, мир стал другим. Исчезло преследующее его ощущение тьмы и ада. Пропал панический страх, парализующий волю. Дышать стало очень легко. И мир казался таким светлым, прозрачным, будто вымытым – как в первый день своего создания!

Впервые за много лет дышалось так легко! Будто бетонная плита упала с груди. Иван Петрович почувствовал себя маленьким мальчиком, отыскавшим своего родного отца. И теперь он не ощущал себя одиноким. Отец крепко его держал за руку.

Иван Петрович, чтобы успокоиться, пошел в дальний угол храма и сел на скамеечку спиной к двери. Некоторое время он молча сидел, наслаждаясь тишиной и покоем, рассматривая удивительные лики, смотрящие на него со старинных икон.

Послышались звуки открывающейся двери, чьи-то шаги и необычный шелестящий шум.  Он обернулся и увидел, как двое мужчин заносят охапки зеленых вербных веточек. Мужчины установили стол в центре храма и положили на него вербу.

Иван Петрович поднялся, подошел посмотреть на пушистые вербные «котики» и на едва пробивающиеся зеленые листочки.

Он ощущал, как внутри пробуждалось чувство сладкой радости. То «зазеленела»-оживала его душа.

– А что это такое? – спросил Иван Петрович у мужчин.

Один из них ответил:

– Завтра же Вербное воскресенье. Сегодня на вечерне батюшка будет освящать вербу.
– А-а-а… Понятно, – протянул Иван Петрович. – Через сколько будет вечерня?
– Минут через десять.

Иван Петрович подумал и остался на службу. Ему не хотелось уходить из храма. 

Иерей Андрей Чиженко

Теги

Теги: 

Опубликовано: Fri, 22/04/2016 - 20:49

Статистика

Всего просмотров 131

Автор(ы) материала

Социальные комментарии Cackle