О папе Римском

– Каковы ваши личные впечатления от встречи с Папой Франциском?

– Хорошая была встреча. Самое для меня важное то, что в ней не было ничего искусственного, не было никаких поз, которые призваны произвести впечатление на окружающих. Это была искренняя беседа двух людей, обеспокоенных многим, что сейчас происходит в мире, как в христианской семье, так и на стыке христианства и мусульманства.

Да и вообще в мире, учитывая те отношения, которые сложились между востоком и западом, а если говорить конкретнее, то Россией и НАТО. Вот эта вся озабоченность вылилась в серьезный разговор. Он сопровождался очень высоким единомыслием по тем общественным вопросам, по которым еще вчера казалось невозможно достичь какого-то соглашения между Папой и патриархом.

Мы имеем высокий уровень консенсуса по оценке того, что сегодня происходит с человеческой семьей, что происходит в мире политики. У нас есть и общее понимание того, каковой должна быть позиция христианина перед лицом всех этих грозных вызовов.

О тайных соглашениях

– Были ли во время вашей встречи с Папой заключены тайные соглашения?

– Никогда патриарх не встречался с папой. История наших отношений с католической церковью не безоблачна... И вполне понятно, что у части наших верующих людей возник вопрос: а зачем они встречаются, а о чем они там будут говорить, а не будет ли как-нибудь деформирована наша доктрина и в результате этого, не будет ли изменений в литургической жизни?..

Я должен сказать всем очень откровенно: не нужно ничего бояться. Во-первых, мы не обсуждали ни одного богословского вопроса. Но в богословской части нашей декларации есть очень важное заявление. С одной стороны, в течение тысячи лет мы принадлежали к одной церкви и имели одни предания и традиции. Это свидетельствует о наличии общих истоков. Но с другой стороны, мы честно говорим о разделении. Мы говорим, что мы до сих пор разделены в понимании Святой Троицы.

Цель встречи с Папой никак не была связана с продвижением каких-то богословских соглашений. Церкви нельзя сблизить, не то что соединить, договоренностью между двумя лидерами. Церкви невозможно соединить, даже если все иерархи, католические и православные, объединятся... Мы разделились в ответ на нашу греховность.

Если мы доживем до объединения, это будет Божье чудо. Но у меня нет такой уверенности, что я буду свидетелем этого явления.

О Сирии и Ираке

– Что происходит на Ближнем востоке?

– То, что сейчас происходит в Сирии и Ираке, - это не просто общее место, о котором много говорят. Я был в Ираке накануне свержения Хусейна. Был на севере Ирака: там древние монастыри четвертого века, замечательная монастырская традиция, которая сохранялась. Там жило полтора миллиона христиан. Сейчас на весь Ирак - 150 тысяч. Где эти сотни тысяч людей? Там не только убиты или изгнаны люди, там разрушены храмы, уничтожены целые города и поселения. И это происходит на наших глазах.

Сегодня у нас появилась надежда совместным с папой Римским голосом обратить внимание политических лидеров и вообще людей доброй воли на страшные явления, которые творятся в мире.

О противниках диалога с католиками

– Вас отговаривали от встречи с Папой?

– Меня никто не отговаривал, потому что практически никто о встрече не знал. Знали пятеро. Почему это было так? Потому что подготовить такую встречу в условиях гласности невозможно. Слишком много противников. И даже не тех наших простых и добрых православных людей, которые считают, что есть какая-то опасность в этой встрече. Есть мощные силы, которые этого не очень хотят. Поэтому надо было спокойно и в тишине ее готовить.

О Фиделе Кастро

– Расскажите, пожалуйста, о ваших встречах с Фиделем Кастро.

– Когда я был совсем молодым человеком, в Ленинграде в 1963-м году мы встречали Кастро. Он молодой, с черной бородой, ехал в «Чайке» вместе с Косыгиным. Мы махали флажками и кричали: «Куба - си, янки - нот!» Мне трудно было себе представить, что я когда-нибудь смогу с ним встретиться.

Фидель - это сильно и оригинально мыслящий человек. Реальный политический лидер... Он сохраняет ясность мышления и внимательно слушает, у него правильные реакции и правильная аналитика. А, на минуточку, ему 90 лет.

Он рассказывал, что после смерти отца они с братом стали думать, что делать с огромной латифундией, и, будучи воспитанными в иезуитском колледже, они решили, что надо поступать, как в Евангелии сказано: «Иди, раздай нищим и будешь иметь сокровища на небе».

Теперь давайте себя поставим на его место. Богатейшее наследство, а они все раздают крестьянам. А потом понимают, что не так все вокруг хорошо, и многое в стране надо менять. Но когда стали менять, очень обидели экономически могущественного северного соседа. «И вот тогда мы поехали в Москву, - рассказывал Кастро в нашу первую встречу, - потому что ехать больше некуда было. Нам обещали помогать, если скажем, что у нас социалистическая революция. Мы так и сказали и стали учиться марксизму».

Но истоки-то идеологии Кастро христианские. И в этом смысле он мне очень интересен.

О новых встречах с Папой

- Договорились встретиться?

- Мы пока не планировали никаких встреч, но я полагаю, что диалог соответствующих структур католической и нашей церквей, направленный на решение вопросов гонения христиан в Сирии и Ираке и дехристианизации Европы, конечно, будет продолжаться. Я не готов сказать, как это будет технологически выглядеть, но ничего другого человечество не знает, как встречаться, обмениваться текстами, обмениваться мыслями, вырабатывать какую-то оценку.

О раскольниках и униатах на Украине

- Как вы почувствовали, дошла ли до сердца папы Франциска наша тревога по поводу того, что творят униаты на Украине?

- Вы знаете, какая была реакция греко-католиков и православных раскольников на нашу общую с Папой декларацию? Один из раскольнических фигурантов сравнил ее с Мюнхенским сговором. И униаты тоже выступили прямо против Папы, ссылаясь на то, что его якобы кто-то обманул, что декларацию написали какие-то два человека, что совершенно не соответствует действительности. Это, действительно, коллективный труд. Декларацию мы закончили дорабатывать за несколько часов до встречи, но текст был напечатан не очень хорошо, и мы правили его до самого последнего момента, совместно с Папой.

Вот эта реакция негативная на Украине меня очень огорчила, потому что эта декларация дает шанс и для диалога с греко-католиками. Если они будут действовать в той парадигме, которая обозначена в этой декларации, у нас будет фундамент для нормализации отношений. И вместо того, чтобы сразу с ходу ее отвергать и говорить про «церковь-агрессора», про «братоубийственную войну», вместо  того, чтобы использовать политические штампы, лучше было бы сказать себе: «Стоп, у нас же открывается шанс».

Даже самые радикальные силы на Украине выступают за соборность. Но ответьте, можно брак сохранить через открытый конфликт, через разжигание ненависти?... Если вы хотите консолидировать любую группу людей, вы должны найти правильный язык, вы должны учитывать интересы друг друга и достигать приемлемых для всех условий... Вот строительство соборной Украины может происходить только посредством укрепления такого метода. Именно такую позицию заняли и Украинская православная церковь Московского патриархата и Римо-католическая церковь. Они призывают к миру.

Я вижу будущее Украины оптимистически: несомненно наступит время примирения, и как важно, чтобы и греко-католики включились в этот процесс, чтобы остались в стороне наклейки ярлыков, попытки на кого-то за границей спихнуть ответственность за то, что происходит в собственной стране. Задача - всем вместе сегодня работать над примирением. Мы готовы в этом участвовать ровно настолько, насколько наши украинские братья этого пожелают.

Об Антарктиде и пингвинах

- Почему вы поехали в Антарктиду?

- Наши люди в Антарктиде пережили тяжелейшие годы после распада Советского Союза. Чудом держались антарктические экспедиции... Сейчас положение меняется, вы своими глазами видели, что наша станция «Беллинсгаузен» существует совсем неплохо. Какая-то внутренняя связь с этими людьми у меня была еще с детства, потому что я дружил с детьми полярников, мы вместе под Ленинградом дачу снимали, поэтому атмосфера романтики Северного и Южного полюса мне была близка с детства.

Но, конечно, не это было причиной поездки. Я получил очень сердечное приглашение: вы ведь будете в Латинской Америке, ну приезжайте к нам!

Было бы несправедливо не посетить этих героических людей и помолиться вместе с ними, не поддержать наших клириков там... Я увидел высокий уровень солидарности, отсутствие какой-то злобной  враждебной конкуренции, какой-то научной деятельности, направленной на уничтожение другого человека... Но ведь это образ идеального мира. А когда я увидел пингвинов, то вспомнил, что в раю тоже не было конфликтов между людьми и животными.

О неисправности самолета

- Вы знали, почему не долетев до острова Ватерлоо, нашему самолету пришлось возвращаться назад?

- Мне сразу доложили, что очень серьезная неисправность, буквально разлетелось в мелкие кусочки лобовое стекло. Оно двухслойное, и вот этот первый, который испытывает наибольшую нагрузку, разлетелся.

Пилот сказал, что это очень опасно и нужно немедленно возвращаться в аэропорт. Я, конечно, согласился и предложил лететь на высоте трех-четырех тысяч метров, чтобы в случае разгерметизации мы с вами остались живы. На высоте девяти тысяч, где мы летели, было бы мало шансов добраться до материка. Но пилот ответил, что существует инструкция, по которой нельзя резко менять эшелон.

Но если вы заметили, мы долго летели на небольшой высоте, практически над всей Огненной землей. Мы были на той высоте, когда взрыв второго стекла не привел бы к катастрофическим последствиям. Но большую часть полета мы осуществляли все-таки высоко. Это был рискованный полет.

- А почему вы не передумали лететь во второй раз?

- Не в моем это характере.

Российская газета