Если христианин прогоняет от себя страх, тогда лукавый старается вселить в воина Христова дух измены, незаметно влить в подвижника суетное желание и заботливость, да благо рекут о нем человецы, т. е. старается возбудить в нем тщеславие.

Когда подвижник поддается этому искусительному желанию, то всё делает для себя, а не для Бога; для похвалы и славы своей, а не Божией. Христианин забывает, к чему он призван и на что дал особую клятву при Крещении и в иноческих обетах, и, следовательно, становится изменником Бога. Этот порок губит плоды всех прежде совершенных подвигов и добродетелей, отнимает награду за труды, которые совершает и собирается совершить подвижник, и призывает на него гнев Божий. Не напрасно Спаситель сказал: Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! (Лк. 6:26).

Тщеславие, по мысли преподобного Иоанна Лествичника, «есть расточение трудов, потеря потов, похититель душевного сокровища, исчадие неверия, предтеча гордости, потопление в пристани, муравей на гумне, который, хотя и мал, однако расхищает всякий труд и плод. Муравей ждет собрания пшеницы, а тщеславие – собрания богатства, ибо тот радуется, что будет красть; а сие – что будет расточать». «Тщеславный человек есть идолопоклонник, хотя и называется верующим. Он думает, что почитает Бога, но в самом деле угождает не Богу, а людям. Всякий человек, который любит себя выказывать, тщеславен. Пост тщеславного остается без награды, и молитва его бесплодна, ибо он и то и другое делает для похвалы человеческой. Тщеславный подвижник сам себе причиняет двойной вред: первый – что изнуряет тело, а второй – что не получает за это награды». Тщеславие очень тесно связано с гордостью: «Между сими страстями такое же различие, какое между отроком и мужем, между пшеницею и хлебом, ибо тщеславие есть начало, а гордость – конец».

Особенно бес тщеславия преследует тех, кто выделяется среди других разумом, силой, какими-то талантами. Таким людям очень трудно уверовать и тем более сложно приобрести непамятозлобие, нелицемерную доброту, самоотверженную любовь: «Кто возносится естественными дарованиями, т. е. остроумием, понятливостью, искусством в чтении и произношении, быстротою разума и другими способностями, без труда нами полученными, тот никогда не получит вышеестественных благ; ибо неверный в малом и во многом неверен и тщеславен. «Оно весьма удобно присоединяется к естественным дарованиям и чрез них нередко низвергает окаянных рабов своих».

Чем более стяжает человек добродетелей, тем более он подвергается опасности нападения духа тщеславия: «Дух отчаяния веселится, видя умножение грехов, а дух тщеславия – когда видит умножение добродетелей; ибо дверь первому – множество язв, а дверь второму – изобилие трудов».

«Великого труда, – свидетельствует преподобный Иоанн, – стоит отразить от своей души похвалу человеческую»; или в другом месте: «Сносить обиды свойственно людям возвышенной души, а слушать похвалу без всякого чувства свойственно одним святым и непорочным». Нападения других страстей бывают явны, а потому бороться с ними проще, но порок тщеславия неуловим, он незаметно примешивается к каждой нашей мысли, к каждому поступку и, как яд, отравляет их. Так описывает его преподобный Иоанн: «Когда, например, я храню пост, в то время тщеславлюсь; когда же, для утаения от людей поста своего, разрешаю на брашно, то опять о благоразумии своем тщеславлюсь. Одевшись в светлую одежду, побежден бываю от любочестия. Говорить ли стану – тщеславием обладаюсь, молчать ли захочу – опять ему предаюсь. Как ни брось этот треножник, все он будет острием кверху».

Бес тщеславия может побуждать христианина брать на себя великие аскетические подвиги, а также участвовать в делах милосердия, идти с активной проповедью Евангелия: «Когда он видит, что некоторые приобрели хоть несколько мирное устроение, то тотчас побуждает их идти из пустыни в мир и говорит: ‟Иди на спасение погибающих душ”». «Тщеславие побуждает легкомысленных монахов предупреждать пришествие мирских людей и выходить из обители навстречу идущим; научает припадать к ногам их и, будучи исполнено гордости, облекается в смирение; в поступках и в голосе показывает благоговение, смотря на руки пришедших, чтобы от них что-нибудь получить; называет их владыками, покровителями и подателями жизни по Боге; во время трапезы побуждает их воздерживаться перед ними и повелительно обращаться с низшими; на псалмопении же ленивых делает ревностными и безголосых – хорошо поющими, и сонливых – бодрыми; льстит уставщику и просит дать ему первое место на клиросе, называя его отцом и учителем, пока не уйдут посетители».

Такие люди забывают, что Господь ценит человека не за конкретные поступки, ибо они могут совершаться по тщеславию и гордыне, а за состояние души: «Некоторые для получения крайнего бесстрастия и богатства дарований, силы чудотворения и дара прозорливости всуе изнуряют тело свое; но сии бедные не знают того, что не труды, но более всего смирение есть матерь этих благ». Потому что, «кто просит у Бога за труды свои дарований, тот положил опасное основание, а кто считает себя должником, тот неожиданно и внезапно обогатится».

Преподобный советует решительно противится таким желаниям, ибо подобные «подвиги» причиняют и подвизающемуся, и окружающим один вред. Лишь искреннее и смиренное слово приносит пользу: «Не повинуйся веятелю сему, когда он научает тебя объявлять свои добродетели на пользу слышащих: какая бо польза человеку, если он весь мир будет пользовать, душу же свою отщетит? (Мф. 16:26). Ничто не приносит столько пользы ближним, как смиренный и непритворный нрав и слово. Таким образом мы и других будем побуждать, чтобы они не возносились; а что может быть полезнее сего?»

Самая большая беда от тщеславия в том, что человек, ему отдавшийся, теряет простоту и искренность в отношениях, он, как артист, всё время играет: «Монах, сделавшийся рабом тщеславия, ведет двойственную жизнь, по наружности пребывая в монастыре, а умом и помышлениями – в мире».

Правда, может быть и так, что человек начинает подвизаться в христианских добродетелях по тщеславию, а позже под воздействием благодати Божией полностью меняет свое расположение: «Часто случается, что мы, будучи окрадены тщеславием, а потом обратившись, и сами быстроу́мнее окрадываем оное. Я видел некоторых по тщеславию начавших духовное делание, но хотя и порочное положено было начало, однако конец вышел похвальный, потому что переменилась их мысль».

Преподобный требует от христианина не только того, чтобы он изгнал из своего сердца всякую тщеславную мысль, но и чтобы с радостью переносил всякого рода поношения и уничижение: «Не тот показывает смиренномудрие, кто осуждает сам себя (ибо кто не стерпит поношения от себя самого?), но тот, кто, будучи укорен другим, не уменьшает к нему любви»; только в таком случае будет видно, что подвижник на самом деле совершенно преодолел дух тщеславия. Надо, однако же, сказать, что борьба с этим нечистым духом крайне трудна. Так как здесь человеку нужно бороться со своим собственным «я», тем «я», которое самолюбиво, не хочет видеть своих недостатков, которое так нам любезно, даже и при явных слабостях. Преподобный призывает: «Не внимай ему, когда он внушает тебе желание быть епископом, или игуменом, или учителем, ибо трудно отогнать пса от мясопродажного стола».
Бороться с тщеславием непросто, так как всякое наше доброе дело им подпитывается. Но, как утверждает преподобный, «часто Господь исцеляет тщеславных от тщеславия приключающимся бесчестием».

Действенными средствами против тщеславия также являются молчание, безмолвие и терпеливое перенесение посрамлений: «Молчание и безмолвие – враги тщеславия; но если ты находишься в общежитии, то переноси бесчестия». Регулярная и как можно более частая исповедь также действует отрезвляюще на человека и предостерегает его от развития страсти тщеславия: «Не скрывай своих погрешностей с тою мыслию, чтобы не подавать ближнему повода к преткновению; хотя, может быть, и не во всяком случае будет полезно употреблять сей пластырь, но смотря по свойству грехов».

Некоторые ради того, чтобы избежать тщеславия, нарушают пост, но преподобный Иоанн не советует так делать: «Невозможное дело, как я уже сказал, в начале иночества быть совершенно чистыми от объедения и тщеславия. Но не должно нам против тщеславия вооружаться наслаждением, ибо побеждение (тщеславия) чревоугодием рождает в новоначальных новое тщеславие. Лучше постом и молитвою поражать сию страсть. Грядет бо час, а для произволяющих и ныне есть, когда Господь покорит под ноги наша и тщеславие (см. Евр. 2:8)».

Есть разная мера борьбы с этим пороком: «Начало к истреблению тщеславия есть хранение уст и любление бесчестия; средина же – отсечение всех помышляемых ухищрений тщеславия; а конец (если только есть конец в этой бездне) состоит в том, чтобы стараться делать пред людьми то, что нас уничижает, и не чувствовать при оном никакой скорби». К последней мере борьбы с тщеславием прибегают те, кто берет на себя подвиг юродства, как, например, Андрей, дерзавший обличать грозного царя, или блаженная Ксения Петербургская, носившая мужскую одежду.
Также действенными средствами против тщеславия являются усердная молитва к Богу, Единому Врачу душ наших; живое и непрестанное памятование нашей смерти и будущего беспристрастного, грозного суда над нами и еще более Страшного суда всеобщего при кончине мира; соединенное с глубоким сокрушением сердца воспоминание о своих грехах: «Когда хвалители наши, или, лучше сказать, обольстители начнут хвалить нас, тогда поспешим вспомнить множество наших беззаконий и увидим, что мы поистине недостойны того, что говорят или делают в честь нашу». «Когда мы домогаемся славы, или когда, без искательства с нашей стороны, она приходит к нам от других, или когда покушаемся употреблять некие ухищрения, служащие к тщеславию, тогда вспомним плач свой и помыслим о святом страхе и трепете, с которым мы предстояли Богу в уединенной нашей молитве; и таким образом, без сомнения, посрамим бесстыдное тщеславие, если, однако, стараемся об истинной молитве. Если же в нас нет этого, то поспешим вспомнить об исходе своем. Если же мы и сего помышления не имеем, то, по крайней мере, убоимся стыда, следующего за тщеславием, потому что возносяйся непременно смирится (Лк. 14:11) еще и здесь, прежде будущего века». 

Архимандрит Маркелл (Павук), духовник Киевских духовных школ