Рассуждает протоиерей Владимир Пучков.

Итак, с момента заявления, теперь уже бывшего, архимандрита Андрея Конаноса об уходе из священства прошло две недели. Однако шумиха вокруг произошедшего и не думает униматься. Причём изрядная часть тех, кто уже высказался по этому поводу, сделала это с весьма интересной точки зрения, будто оставление священником служения явление не только греховное, но и в высшей степени редкое. И человек, решивший попрощаться со священством, виноват не в этом одном, но и в том ещё, что его поступок явился огромным соблазном для верующих.

С одной стороны, это отчасти оправдано: Конанос – известный человек, авторитетный проповедник, читаемый автор и интересный публицист, поэтому что бы он ни делал, он, хочет того или нет, делает это на глазах у многих. А потому и отвечает далеко не только за себя. Но, с другой стороны, писать об оставлении сана архимандритом как о чём-то невиданном и чудовищном как-то не совсем логично.

Уход священников из священства, а то и вовсе из Церкви – явление, безусловно, трагическое, но никак не редкое и тем более не уникальное. Лично я за двадцать лет служения могу припомнить по меньшей мере пять священников, сложивших с себя сан, с которыми я знаком лично. А если начать вспоминать тех, чьи случаи просто совпали по времени с моим служением в сане, с которыми служил в одной епархии или был знаком заочно, то подобных примеров легко наберётся десятка полтора. Так что, рассуждая, с сочувствием ли, жалостью, осуждением, негодованием или недоумением, о поступке Андрея Конаноса, всё же не стоит злоупотреблять драматизмом и пафосом: данный случай не единственный в своём роде и произошёл не впервые за сто лет. И насколько оправдан тот ажиотаж, который царит сейчас в интернете по этому поводу, лично для меня – большой вопрос. Тем же, для кого большой вопрос, почему священники оставляют служение, я, по мере сил и без всякого пафоса, постараюсь ответить. 

В случае с Андреем Конаносом многие, как известно, ринулись искать, прежде всего, духовные причины произошедшего. Не буду спорить или возражать, в конце концов, и у чисто житейских вещей есть духовная сторона, однако священство куда чаще оставляют по банально житейским причинам. Сколь бы много ни писалось и ни говорилось о высоте священнического служения, священник прежде всего остаётся человеком. С человеческими потребностями, проблемами и искушениями. Конечно, к священническому служению человек должен быть соответствующим образом подготовлен. Не может же Церковь, главная задача которой ни много ни мало – приобщение человека к реальности Царства Небесного, делегировать дар священства людям, кои, выражаясь библейским языком, «суть плоть». Подготовка эта осуществляется в семинариях. И если с приобретением специальных знаний всё более или менее понятно и стандартно, то подготовка духовная у каждого протекает по-своему. Хорошо, если семинарист окормляется у опытного, хорошо знающего, в том числе и мирскую жизнь, духовника. Но нередко бывает так, что один духовник молод и горяч, другой ориентирован исключительно на монашеские ценности, а иной полностью отдаётся пастырской деятельности, не обращая внимания ни на семейную жизнь, ни на жизнь вообще…

Таким образом формируются целые системы убеждений, в которых живут и воспитываются юноши и которые потом с разным успехом пытаются воплотить в священнической и семейной жизни. В самом деле: кто из нас по юности не слыхивал «служение должно быть на первом месте, а семья на втором», «нужно воспитывать жену, чтобы была послушной», «необходимо довольствоваться тем доходом, который даёт священство», «священник как солдат: куда послали, там и служит. Если нужно жить в бараке, руками стирать и дровами печь топить – пусть матушка смиряется, а с такой, что не захочет, лучше не связываться» и многое-многое другое? Слышали почти что все. Благо, что не все пытались в жизни воплотить. А вот среди тех, которые пытались, и пришлось мне, в своё время, увидеть первых из тех, кто оставил священство, не прослужив и десятка лет.

Священническая молодость редко бывает безоблачной. Служить приходится либо не в самом крупном сельском приходе, либо в городе вторым-третьим-четвёртым священником. Своего жилья, как правило, нет, доход стабильно невысок, если батюшка служит в городе, то ещё и дома его видят, как правило, только по вечерам. Дети появляются очень быстро, сопутствующие проблемы тоже. Потребности семьи неуклонно растут, но при этом денег стабильно не хватает, жилищные проблемы не решаются годами. Батюшка одновременно нужен и вечно измотанной матушке дома, и щедрому на задания настоятелю или благочинному, но при этом даже существенное увеличение рабочей нагрузки вовсе не гарантирует увеличения доходов.

Вот здесь начинаются первые разочарования: оказывается, к пастырской деятельности, которой посвящается всё время, «всё остальное» упорно не хочет прилагаться. Долгие уставные службы, продолжительные беседы с духовными чадами, забвение себя в работе с оглашенными, заключёнными или новобранцами и ещё тысяча необходимых дел никак не страхуют от истерик квартирной хозяйки из-за несвоевременной оплаты за жильё, от прорывов старых водопроводных труб, засоров канализации, замыканий ветхой проводки или протекания крыши. Занятость по 10-12 часов в сутки вовсе не гарантирует священнику того, что у него будут средства, чтобы собрать детей в школу, а тот факт, что супруга вместе с ним ежедневно исполняет длинное молитвенное правило, вовсе не значит, что она готова будет носить одну и ту же юбку три года по той причине, что та ещё не порвалась, а на новую нет денег.

Дальше – больше. Вечная занятость главы семьи неминуемо будет сказываться на воспитании детей. Не без удивления для себя священник открывает, что длительное отсутствие отца дома одинаково пагубно сказывается на семейных отношениях, и прежде всего на отношениях с детьми, независимо от того, где он проводит время – в пастырских трудах, на работе или с друзьями на рыбалке… Так или иначе, но жизнь, построенная на убеждениях, вложенных в юные головы не самыми опытными и мудрыми духовниками, начинает давать трещину.

Чаще всего священник находит выход из положения, устроившись на дополнительную, теперь уже светскую, работу. Нередко это выравнивает ситуацию, и, особенно если семья уже достаточно отвыкла от отца и научилась дома справляться без него, жизнь удаётся направить в худо-бедно нормальное русло. Но иногда священство и светская работа оказываются несовместимы, что, в общем-то, неудивительно: значимых праздников в церковном календаре столько, что рабочая неделя разбивается иной раз очень существенно, да и требы никто не отменял. Или вдруг на светской работе, пусть даже и вполне совместимой со священством, у батюшки открываются выгодные и заманчивые перспективы. Всякий ли устоит? Я знал таких, которые не устояли. Их, конечно, можно заклеймить позором, назвать предателями и наёмниками. Но многие из нас ведут себя так по отношению к вообще всем, кто оставил священство. Так что, как по мне, всё вполне типично.

Казалось бы, если семейные проблемы в ряде случаев могут приводить к оставлению священниками служения, то за несемейных батюшек можно быть спокойными.

Однако не всё так оптимистично. Именно неженатые, монашествующие или оставшиеся без жены священнослужители годами обеспечивают определённый и постоянный процент в статистике добровольных отказов от священства. Не так давно, рассуждая о том, почему монахи уходят из монастырей, я упомянул, что одной из причин является молодость и недостаточная осознанность в принятии столь ответственного решения, как монашеский постриг. То же самое касается и рукоположения в священный сан в безбрачном состоянии.

Человек всегда остаётся человеком, и тот факт, что человеку нехорошо быть одному, констатировал ещё Бог, когда первозданный Адам жил в раю. Увы, молодецкая самонадеянность легко пренебрегает столь очевидной закономерностью. Как итог, время от времени люди, принявшие монашество или рукоположенные в священный сан безбрачными в годы молодости, легко расстаются со священством, как только на личном горизонте появляется женщина, способная разбудить дремавшие доселе чувства.

Ещё больше этому риску подвержены священники вдовые или пережившие развод с женой. Они-то как раз на момент рукоположения никакой самонадеянности подвержены не были и, оставшись одни, переносят одиночество куда с большим трудом, чем те, кто сознательно отказался от брака. И если последние зачастую сдаются под напором желания и страсти, то первые нередко оставляют священство в бегстве от одиночества.

Однако далеко не всегда оставление священства становится для человека трагедией. Во все времена в церковный клир попадали люди, о которых можно было сказать «ошиблись дверью». Так, например, в девяностые годы, во время серьёзного кадрового кризиса, церковный клир изрядно пополнился людьми, из которых предприниматели или политики получились бы куда лучше, нежели священники. Точнее сказать, они из них в большинстве и получились, когда те, кто по собственной воле, а кто по воле священноначалия, оставили священство и ушли в более привычный для них мир.

К этому же разряду принадлежат и те, кто целенаправленно шёл в священство, видя в нём средство для реализации собственных амбиций и достижения целей, ничего общего с Церковью не имеющих. Сколько их, таких «активистов», «правозащитников», «несистемщиков», оставило в последние годы и служение, и саму Церковь «по убеждениям». Они, пожалуй, единственные из добровольных расстриг, о ком, не кривя душой, можно сказать словами апостола: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. 2:19).

О пресловутом пастырском выгорании я здесь предпочту не упоминать. С одной стороны, это серьёзный и важный вопрос, на который если и писать, то отдельно и не в контексте другой темы. Во-вторых, выгорание далеко не всегда приводит к отказу от священства, а если и приводит, то нередко по причинам, изложенным выше.

Впрочем, как бы то ни было, рассуждая об оставлении священниками своего служения, важно оставаться христианами и просто людьми. То, что человек совершает грех, не даёт нам права на ответное совершение греха по отношению к нему. Мы не можем и не должны осуждать, оскорблять или злорадствовать по этому поводу. Столь же неприемлемо с видом всезнайки пытаться лезть в душу, обнаруживать «духовные корни» проблемы или устраивать публичную демонстрацию мотивов и причин. В конце концов, наша собственная верность священническому долгу – меньше всего наша заслуга и в преимущественной степени Божья милость.

Поэтому, если чьё-то пренебрежение священством заставило нас с новой силой ощутить ценность и важность этого Божьего дара, лучшее, что мы можем сделать: в очередной раз смиренно и искренне возблагодарить Бога.