Рассказ.

Отслужив панихиду на Радоницу на кладбище, отец Петр вместе с матушкой и пятилетним сынишкой сели в машину и поехали. Авто мчалось по старой грунтовой сельской дороге. Светило ласковое майское солнышко. Изумрудная сочная трава, словно зеленое море, перекатывалась волнами под степным ветром.

Отец Петр подъехал к небольшой речушке и стал в пустынном месте. Жена кормила ребенка, а он пошел к воде. Место здесь было очень красивое. Налившееся синевой весеннее небо. Ласковые, еще не жаркие, лучи солнца. Холмы, покрытые цветущим майским разнотравьем, и серебряная гладь реки с ее древним журчащим переливом хлюпающих, почти касающихся носков ботинок, волн.

Но мысли отца Петра были не здесь. Он ходил по берегу реки, тяжело вздыхая, заложив руки за спину. Подрясник хлопал на ветру, как парус. Так прошел где-то час. Он подошел к машине, открыл заднюю дверцу и спросил у матушки:
– Как ты думаешь, пора?
Она кивнула и сказала:
– Да, наверное…
Отец Петр сел в машину и завел мотор.
Неожиданно сын спросил у него:
– А мы едем к девочке Евочке?

Батюшка и матушка переглянулись. У обоих в глазах стояли слезы. И оба их прятали друг от друга и от ребенка.

Матушка погладила сынишку по голове и ласково проговорила:
– Да, мы едем к девочке Евочке…

Семья снова осторожно подъехала к маленькому сельскому кладбищу, утопающему в зелени и цветущей сирени. Люди уже разошлись. Отец Петр достал требный чемодан, возложил на себя епитрахиль и разжег кадило. Матушка открыла калитку, и они, перекрестившись, вошли на кладбище.
Вот и каменный крест, под ним изображена икона Пресвятой Богородицы «Умиление», а под иконою выбита надпись «Ева Петровна Яновская. 3.02.2018 – 5.10.2018». Это была могила дочери отца Петра.

Сын подбежал к кресту и спросил у батюшки:
– А Евочка здесь?
Отец ответил:
– Телом она здесь отдыхает, а душа ее там.
Священник показал рукою на небо.
Мальчик погладил крест, послал воздушный поцелуй в небо и сказал:
– Девочка Евочка, мы тебя любим.
Матушка заплакала. Отец Петр вспоминал…

…Как он ее причастил в последний раз капелькой Крови Христовой на Литургии, а потом сразу же отвез их с матушкой в областную детскую больницу. Родители уже знали диагноз: смертельная генетическая болезнь. Медицина была бессильна.

Еву положили в реанимацию. Они смотрели через стеклянную дверь, как в стеклянной большой колбе лежала их дочь с исколотыми венами и опутанная паутинкой трубочек.

Матушка ойкнула, как будто ее кто-то ранил, и отвернулась.
– Мученица моя, – прошептала она.
Отца Петра отозвал доктор.
– Надо готовиться, – сказал врач.
Отец Петр кивнул и спросил:
– Сколько у нас есть времени?
– Думаю, до утра, – ответил доктор.

Ева умерла в два часа ночи. Около девяти утра им выдали тело. Отец Петр сам нес маленький гробик на руках. Он поставил его на заднее сиденье машины. Рядом с ним почти беспрерывно плакала матушка. У него слез не было. Как то не мог…

…Привезли тело Евы  домой. Там уже собрались родственники, прихожане. Было страшно тяжело. Почти невыносимо. Словно стотонная каменная плита упала на грудь и давила, давила. Казалось, еще чуть-чуть – и голова или сердце лопнут от напряжения!

Отец Петр встал и решил отслужить панихиду. После панихиды стало легче. И он сказал:

– Понесем Еву в храм. Всю ночь будем читать Псалтирь. Некоторые родственники пытались протестовать: «Мол, пусть будет дома, попрощаемся». Но отец Петр был непреклонен. Особенно он боялся за матушку. Ее взгляд за пеленою слез был какой-то пугающе отсутствующий, женщина побледнела словно стена.

– Нет. Ева – моя дочь. Понесем ее в храм.
Когда внесли маленький гробик в храм, начало смеркаться. Гроб поставили посреди храма, зажгли лампады, свечи, отслужили вечерню. Потом начали читать Псалтирь. Всю ночь, сменяя друг друга до утра. Священники, матушки, прихожане, родственники. И как-то куда-то исчезла бетонная плита. Тьма вокруг сердец рассеялась, и какой-то невидимый свет зажегся в людских душах. Отцу Петру показалось, что даже церковь стала больше, бесконечнее, что ли. И у матушки наконец-то появился румянец на щеках и взгляд стал живым.

После того как начали читать Псалтирь, ощущение времени совершенно ушло. Будто все вместе плыли на неком корабле в Царствие Небесное. Все вместе потом – и чтение Псалтири, и службы, и отпевание, и погребение – стало для отца Петра торжеством неким. Он даже признавался себе, что некая пасхальная радость, будто неумолкающая радиоволна, пробилась к нему сквозь какофонию эфира этой юдоли земной. И эта пасхальная радость стала для него неким свидетельством таинственным и в то же время ясным.

Он обнял матушку за плечи, поцеловал в голову и сказал:
– Запомни, на небе добавился Ангел. А у нас в роду появился святой человек, который там, в Царстве Небесном, будет о нас теперь молиться.
Отец Петр увидел глаза жены и понял, что матушка думает так же, как и он. И ее глаза тоже наполнены пасхальной радостью.

Это ощущение возникло во многих людях во время отпевания младенца Евы. В скорби рождалась светлая и святая радость, как в Голгофе уже предчувствовалось Воскресение Христово.
И вот сейчас, спустя полгода после похорон, отец Петр стоял над могилой дочери и думал:
– Смерти нет. Христос Воскрес и победил ее. И ввел девочку Евочку в рай!

Иерей Андрей Чиженко