В конце 20-х и в 30-е годы система атеизма должна была работать под прикрытием. По сути, будучи атеистическим, советское государство, декларировало в Конституции веротерпимость.

Необходимо было подыскивать другие формы обвинений для исполнения своих планов по истреблению веры и верующих. На допросах важно было подвести под любую вину, лучше всего, если подследственный откровенно признавал вину сам. Тогда все «пазлы» сходилось. Но если вина отрицалась, в силу вступали другие методы.

Уже в начале 20 –х в застенках ГПУ сщмч. Анатолия (Грисюка) жестоко избивали, у него была повреждена челюсть, сломаны два ребра. В тюремной больнице его пришлось оперировать.

Давили не только физически, давили и морально. Допрос мог доходить до откровенных кощунств и издевательств. Сщмч. Софрония (Несмеянова) следователь с ухмылкой спрашивал: «Скажите, Несмеянов, сколько раз у вас на квартире устраивались пьянки, кто присутствовал и какие разговоры происходили?». «Пьянками» следователь назвал пасхальное разговенье.

Следователям нужна была хотя бы какая то зацепка. К примеру, келейника известного старца прп. Алексия (Соловьёва) преподобномученика Макария (Моржова) допрашивали желая узнать всех приходивших к старцу. Приобретённый жизнью со старцем опыт духовной брани, позволял и эти диавольские уловки преодолеть и не открыть никого из верных друзей старца.

Вопросы следователей были выработаны до мелочей. Необходимо было любой ценой выудить нужную информацию: лукавсвтво, запугивание, заведомая ложь, клевета, обман, оговаривание, ложные показания – все было годно. Цель оправдывала средства. Цель – строить рай на земле, где нет места Богу и его служителям.

Священноисповедник Амвросий (Полянский), епископ Каменец–Подольский и Брацлавский на допросе говорил: «Я лично считаю революцию Божьим судом для всех классов русского народа за все его прошлое». Возвратившись после допроса в камеру, епископ стал вспоминать подробности допроса, и в частности то, с каким пристрастием и желанием перетолковать и исказить смысл каждого слова допрашивали его следователи, стремясь придать церковным решениям и действиям политический характер.

Такому лукавству могла противостоять вера Авраама вышедшего в неизвестность и юродство Давида в Гефе. В житиях новомучеников мы встречаем и первое и второе. Херсонский мученик Стефан (Наливайко) заполняя анкету у следователя на вопрос, к какому он принадлежит государству, написал: «Новому Иерусалиму». И для неосведомленного следователя пояснил: «Сходящему с небес». На вопрос о профессии написал: «Жнец». О работе: «Свидетель слова Божия, проповедник». На вопросы, где работал, на какие средства жил и владел ли каким недвижимым имуществом, написал: «По воле Иисуса Христа, всем тем, что подавал Иисус Христос». На вопрос о воинском звании, ответил: «Воин Иисуса Христа». На вопрос анкеты о семейном положении он написал: «Сейчас я — один и буду один, а что было прежде — всё мертво, миновало». Об имущественном положении написал: «Вечное Евангелие внутри меня». 

В жизни приходилось следить за каждым своим словом, везде могли быть доносчики. В камере могли быть «подсадные утки», которые каждое слово запоминали, чтобы выслужиться перед тюремным или лагерным начальством. На допросах приходилось приводить дословно ответы и беседы связанные с государством. Ответ следователю преподобномученика Софрония (Несмеянова) поражает своей четкостью: «В беседе я указал, что конституция очень хороша, особо отметил значение 124–й статьи конституции, где говорится о свободе вероисповедания. Здесь же я сказал, что я читал книгу Ленина, где он пишет, что, хотя муж коммунист, а жена верующая, он как муж не имеет права запрещать жене молиться и ходить в церковь. Других разговоров я о конституции не вел».

В то время к подследственным применялись беспощадные пытки, и некоторые из арестованных под воздействием мучительных телесных страданий оговаривали себя и других и подписывали протоколы, которые были составлены следователями. Пыткам в  застенках посвящена целая глава в архипелаге «ГУЛАГ» Солженицына.

По житию сщисп. Луки (Воино-Ясенецкого) мы знаем допрос «конвеером». Следователи меняются, а подследственный остается. Длится допрос долгими днями и долгими ночами. Так до 15 суток. Более или менее. Конвейер сопровождался побоями и доводил подследственного до умопомрачения. Обычно в таком состоянии и подписывались необходимые показания. Святитель Лука, во время «конвеера» начал голодовку протеста. Позднее он говорил: «Несмотря на это, меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации, сменявшие одна другую… От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из которого обливали мою голову холодной водой». Мучения были столь велики, что епископ Лука решил перерезать себе височную артерию. «Меня пришлось бы отвезти в больницу или хирургическую клинику. Это вызвало бы большой скандал в Ташкенте». Однако сделать этого ему не удалось. Конвейер прекратили, так и не добившись, чтобы владыка назвал своих сообщников, тогда как почти все арестованные с ним священнослужители лжесвидетельствовали против него. Святителя волоком притащили в камеру».

Священномученика  Владимира (Рясенского) во время заключения в тюрьме жестоко мучили, били, вырывали на голове волосы по волоску, но священник остался тверд в своем исповедании. Преподобномученик Феодор (Богоявленский) впоследствии после допроса жалея всех своих палачей говорил: «Не ведают, что творят».

Новомученики должны были фактически умирать и страдать за то, что никого не выдали. Это и есть любовь к ближним и исполнение заповеди. Человек-христианин принимал для себя решение быть порядочным даже до смерти. Выбрав Бога основой своей жизни, наши святые точно знали, что всё вплоть до мелочей — это исповедование Бога делом. Самую простую и обычную жизнь они понимали как свидетельство верности.

Во время ночного допроса комиссар настаивал, чтобы сщмч. Платон, епископ Ревельский перестал проповедовать Евангелие, на что Святитель ответил: «Как только меня выпустят на свободу, я буду вновь повсеместно славить Господа». Это была ревность по Богу и исполнение заповеди.

С атеистическим аппаратом следствия необходимо было вести себя с высоким достоинством христианина. Когда следователь сщмч. Николая (Добронравова), архиепископа Владимирского, встав со стула, разразился такими воплями, что звякнули стекла дверей и окон. Высокопреосвященный Николай властно прервал его: «Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания и буду отвечать вам тогда, когда вы будете говорить по–человечески. И спрячьте вашу игрушку». Чудо совершилось. Следователь спрятал револьвер и вежливо стал спрашивать владыку.

Рассказывали, какое впечатление производил сщмч. Петр (Зверев) на служащих ГПУ. Входя в комнату следователя, он оглядывался, как бы ища икону. Но не найдя таковой, он крестился на правый угол, делая поясной поклон, и тогда начинал разговор со следователем. Служащие при его появлении невольно обнажали головы. Достойное спокойствие архипастыря принижало их, вызывало раздражение и досаду. Святитель Петр медленно шествовал мимо смущённого начальства, слегка опираясь на посох и не склоняя головы. 

Мученик  всегда является исполнителем заповеди: будь верен даже до смерти и дам тебе венец жизни (Откр. 2 ,10).

Новомученики сумели сохранить высокие христианские идеалы и в самой своей смерти более приобретали, нежели теряли. Подлинно, это столпы веры, опираясь на которые здание нашего упование будет стоять твердо.

Священник Андрей Гавриленко