Отвечает протоиерей Владимир Пучков.

Часто ли мы ловим себя на мысли, что, увидев в кино сцену несправедливости, насилия или попрания правды, проникаемся целой гаммой негативных чувств определённому персонажу? Полагаю, подобное ощущение знакомо каждому, причём просыпается оно не только перед телевизором. Ярко выраженные негативные чувства может вызвать и герой книги, и, к примеру, персонаж театральной постановки. Вот и задаёшься порой вопросом, а насколько это нормально, проявлять страсти по отношению не к ближнему и даже не к живому человеку, а к выдуманному герою, который в действительности не только ничего возмутительного не совершал, но даже и не существовал вовсе?

Впрочем, в самом вопросе уже содержится ответ. Если мы позволяем возбуждаться страстям, если допускаем в себе гнев, злость, ненависть, то не столь важно, по отношению к кому мы их проявляем, сколь то, что проявляем вообще. Гнев в адрес выдуманного персонажа остаётся гневом и, проявляясь в нас, вредит душе ничуть не меньше, чем гнев по отношению к конкретному человеку или ситуации. То же касается и осуждения, и возмущения, и ненависти.

Естественно, это не значит, что в целях противодействия страстям нужно снести телевизор на помойку. В кино нас возмущают те же вещи, что и в жизни. Что толку выбрасывать телевизор, если жизнь, с её соблазнами и обилием греха вокруг, на помойку всё равно не вынесешь? Да и в жизни мы реагируем остро далеко не на всякий грех. Обычно острую, бурную, страстную реакцию у нас вызывают два вида грехов: те, которых мы не можем простить себе, и те, которых мы не можем терпеть в других людях. А перечень таких грехов, как правило, невелик и строго ограничен. Львиную долю собственных грехов мы себе прощаем. Прощаем запросто, нередко без особых угрызений совести. К основной массе грехов ближних мы также зачастую бываем терпимы, и лишь то, что каким бы то ни было образом нас задевает, заставляет нас реагировать.

Впрочем, нельзя сказать, что негативное отношение к греху, даже если оно сопряжено с бурей эмоций или чувств, – это плохо. Наоборот, отсутствие терпимости к тому или иному греху заставляет нас активнее с этим грехом бороться, если мы ему подвержены, или же активно стараться предотвратить его появление в нашей жизни, если он нам не свойственен. Беда в другом. Страстный, грешный, несовершенный человек очень редко способен, негативно относясь к греху, не распространять плохое отношение на того, кто этому греху подвержен. Другими словами, «люби грешника, ненавидь грех» – это очень правильно, но, увы, пока не про нас. Не отождествлять человека с творимым им грехом – великая мудрость и, к большому сожалению, в меру этой мудрости приходит далеко не всякий.

Вот и переносим мы негатив от греха на того, кто этот грех совершает. Вот и испытываем чувства, хорошие и плохие, сильные и не очень, по отношению к конкретным людям. В нашем случае как реальным, так и выдуманным. Впрочем, вред душе от всплеска эмоций и буйства страстей всегда один и тот же и степень реальности того, кому эти эмоции и страсти адресованы, не влияет ни на что.

А потому обуздывать их необходимо как в жизненных ситуациях, так и перед экраном телевизора. Ясно понимая, что греховные чувства остаются греховными независимо от ситуации, в которой они проявляются.

Хотя, пока мы не пришли в меру спокойного отношения к грешнику, вне зависимости от нелюбви к его греху, можно заставить привычку чутко реагировать на телевизионно-книжные сюжеты приносить нам душевную пользу. Как мы уже отмечали, причиной сильных чувств, появляющихся по отношению к различным персонажам, является грех. Ненавидимый нами и совершаемый героем по прихоти автора, он предопределяет наше отношение. Но не лучше ли, вместо того чтобы ненавидеть персонаж, направить энергию в несколько иное русло? А именно: приложить усилия, чтобы не быть похожим на нелюбимого героя? Ведь увидеть в себе грех, имеющий лицо, гораздо проще. И бороться с ним в итоге тоже проще. Например, стараться не совершать подлости – это одно, а не быть подлецом, как Верховенский из «Бесов» Достоевского, – совсем другое. Бороться с навязчивостью – одно, а не уподобляться чеховскому Червякову – другое. Не быть скупым – одно, а не походить на гоголевского Плюшкина – другое. И очевидно, что второе – проще первого. Персонифицируя грех в лице персонажей, авторы фильмов и книг как бы показывают нам этот грех со стороны, дают ему лицо. И нам, вместо того чтобы ненавидеть вымышленного негодяя за то, что он негодяй, гораздо полезнее прилагать усилия, чтобы избегать даже малейшего сходства с нелюбимым персонажем. А поскольку сходство это заключается в грехе, то наша, на первый взгляд, не самая полезная склонность может оказать нам реальную помощь в борьбе с грехом.