Всё созданное ради моды и в погоне за сиюминутным устаревает, едва успев выйти в свет.

В этом секрет успеха и неуспеха книг-однодневок. Направленные на поддержание момента, они перестают быть интересны тотчас после того, как один  момент сменяется другим. Потому Николай Гумилев никогда не читал газет, говоря, что написанное там может быть интересно только через 300 лет.  И это верно: высокие книги существуют, чтоб сердца жили высотой и вечностью, а не незначимостью рыночных сплетен и новостных лент.

Потому романы в стиле фэнтези появляются и исчезают один за другим, а толкиновские сказки живут и будут жить дальше. Наталья Трауберг как-то заметила о Честертоне, что тот привлёк читателей потому, что был здоровым, тогда как весь мир являлся больным. То же самое можно сказать и о сказочнике Джоне Толкине, ведь редко, крайне редко даже и в Церкви, удается встретить человека, проникнувшегося верой в святоотеческом её измерении, для которого христианство не сводится только лишь к храмовому пространству и богослужению, но является светом, проникающим во все его дела: семью, дружбу, научные труды, писательство и вообще всё, вплоть до кружки пива с друзьями в оксфордском пабе.

Интересно, что место, где сидел Толкин с другими инклингами в пабе «Птичка и дитя», теперь отмечено особой табличкой и является местом своеобразного паломничества для всех, любящих творчество сказочника. Англии, как и Франции, вообще свойственно благодарно относиться к своим писателям. Так, в Париже, в соборе Нотр-Дам, особой табличкой отмечено место, где великий Поль Клодель впервые пережил чувство реальности Бога и обратился к христианству. А в Оксфорде увековечена память Толкина – в пабе, – и в этом есть что-то особо сказочное, какая-то особая мудрость. Ведь и сам Толкин говорил, что когда его посылают на какую-нибудь очередную скучную филологическую конференцию (а интересных конференций филологи не проводят), то он предпочитает как можно скорее сбежать оттуда и пойти в соседний трактир.  Потому что в беседе с друзьями есть жизнь, а в скучнейших «выявляем субстанциональный предикат» – её никогда не бывает.

Сказочник – вообще человек, ощущающий, прежде всего, что наш мир есть Господня сказка, и способный выразить это чувство понятными для всех словами. Потому сказка – это, по выражению Честертона, история о том, «что нормальный человек делает в краю чудес», а всевозможные книги вроде «Песни льда и пламени» и снятого по нему сериала «Игра престолов» – история о том, «что делает безумец в виртуальной реальности».
Сказки всегда проникнуты светом Божьим. Потому и Толкин говорил, что он пишет не о каком-то ином мире, но о нашем.  Среди написанных им сказаний о Средиземье есть и такое, где эльф Фи́нрод говорит с человеческой девушкой А́ндрет, та рассказывает эльфу, что у людей есть особая вера в то, что сам Творец мира однажды сойдет в Своё творение и исцелит искажение Вселенной.
–   Как может быть? –  удивляется эльф, – чтоб художник вошёл в свою картину или поэт в поэму?
И Андрет отвечает ему, что в этой древней вере всё упование людей, то упование, о котором ничего не знают, даже эльфы.

«Властелин колец» проникнут светом. Некий читатель, уверовавший в Бога после прочтения сказок Толкина, написал ему: «О вере в вашей книге нигде прямо не сказано, но она всюду сияет, как свет от невидимой лампы».
Такова была благословенная чуткость к благодати этого читателя. Хорошо бы, если б подобная чуткость была и у других читателей сказки. Но не все копают так глубоко, и среди христиан нередко можно встретить тех, кто не умеет слышать Бога в умолчаниях.
А между тем Он присутствует в великом молчании мира, которое на самом деле оказывается песней творения к своему Творцу. Потому-то святой Порфирий Кавсокаливит и говорил, что каждый христианин обязательно должен быть поэтом и иметь поэтическую душу, чтобы слышать, как Господь проницает в этом мире всё настоящее и прекрасное, и что слышать Его можно не только на Литургии, но и в трогательном общении с друзьями, и на страницах тех мудрых книг, которые учат узнавать Творца глубже слов...

Артем Перлик