Неизвестные документы спецслужбы о гибели епископа УГКЦ Теодора Ромжи (1947 год).

Кафедральный Крестовозвиженский грекокатолический собор в Ужгороде

Устранение непокорного архиерея

Ключевым моментом создания предпосылок к наступлению на грекокатоличество стало устранение Теодора Ромжи. Как представляется, вопрос о судьбе «мятежного» архиерея был разрешен партийно-советским и чекистским руководством в сентябре 1947 г. в связи с обсуждением докладной записки заместителя начальника отдела «О» МГБ УССР капитана Богданова руководству МГБ УССР о «ликвидации униатской церкви путем воссоединения ее с Русской православной церковью» и состоянии агентурно-оперативной работы по линии УГКЦ Закарпатья. Побывав 21-31 августа в командировке в регионе, офицер констатировал активизацию «антисоветской деятельности» униатского духовенства и лично епископа Ромжи, их жесткое сопротивление национализации земель УГКЦ и монастырей, укрытие церковных ценностей, отказ от передачи литературы и документации, инспирирование акций протеста верующих(1).

Значительное место не случайно отводилось деяниям Т. Ромжи, «воспитанного Ватиканом во враждебном духе по отношению к СССР», энергичного миссионера, «твердо стоящего» на позиции неприятия воссоединения с РПЦ, угрожающего пастырям УГКЦ в случае потакания «искушением сатаны» и перехода в Православие лишением сана и отлучением от Церкви. Кроме того, архиерей обращался с жалобами на местные власти на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверника.

Приводились суждения авторитетных источников в рядах РПЦ («Усова», «Славянского», «Шевчука» и других) о необходимости высылки Ромжи за пределы СССР. Бывший председатель Инициативной группы по воссоединению УГКЦ с РПЦ, протопресвитер Гавриил Костельник считал, что арест архиерея повредит процессу слияния церквей и Ромжу следует отправить на служение в Будапешт. «Ликвидация греко-католической церкви при наличии в Закарпатье епископа Ромжи вообще невозможна», резюмировал Богданов, в то же время арест его невыгоден с точки зрения появления «ореола мученичества» и символа духовного сопротивления(2).

Кроме того, у спецслужбы данные о разведывательной работе закарпатского епископа-униата Теодора Ромжи. Ромжа, выпускник Руссикума (специального учебного заведения папской курии) в свое время собирал информацию для Ватикана о положении в Чехословакии,  а с 1944 г. установил связь с английской разведкой, ее представителем полковником Галой (бывшим сотрудником разведки Чехословакии). В 1945 г. НКГБ перехватил курьера Ромжи в Ватикан. Павел Судоплатов отмечал в воспоминаниях, что Хрущев весьма серьезно относился к сведениям о том, что Ромжа «располагает информацией о положении в руководящих кругах Украины и планировавшихся мероприятиях по подавлению украинского националистического движения», якобы поступавшей ему через монахинь-униаток, общавшихся с супругой первого секретаря Закарпатского обкома партии Ивана Туряницы. Поскольку сведения от Ромжи поступали в Ватикан, глава КП(б)У настойчиво добивался физической расправы над епископом(3).

Изложим обстоятельства смерти епископа языком документов (разумеется, о подстроенном ДТП и других насильственных действиях в них речь не идет, более того – судя по всему, врачи и органы милиции качественно выполнили свои обязательства по лечению и расследованию инцидента). Постановление о возбуждении уголовного дела по факту травмирования епископа и следовавших с ним лиц у села Лохово-Иванивцы «неизвестными преступниками» было возбуждено прокурором Мукачевского округа Л. Телигой 1 ноября 1947 г.

Постановление о возбуждении уголовного дела по факту ДТП, в котором пострадал епископ Т. Ромжа

В истории болезни № 6709/47 указывается, что Т. Ромжа, 1911 г. рождения, поступил в первое хирургическое отделение Мукачевской больницы «немедленно после аварии» (заведующий отделением А. В. Фединец, который и сделал большую часть записей в истории болезни). Пострадавший был «доставлен с ушибленными ранами нижней губы и подбородка, а также переломом нижней челюсти» (в изученном нам архивном деле нет, к сожалению, упоминаний о состоянии возницы и четырех священников, ехавших с епископом одной бричкой). Медики произвели обработку ран, наложили шины на неправильной формы перелом нижней челюсти.

В записях от 28-31 октября констатировалось, что у больного «состояние вполне удовлетворительное», «ночью спал», раны подсыхают, сердечная деятельность и легкие в норме, шина держится нормально. Правда, Ромжа постоянно жаловался на боль в ногах – как выяснилось, голени также были ушиблены и отекали. Пациенту прописали чай, бульон и кисель. 30 октября ночью состояние пострадавшего внезапно ухудшилось: «в 12 часов больному стало плохо, стал беспокойным, появилась бледность, выступил холодный пот. Был вызван дежурный врач. Через 3-5 минут больной скончался». Произошло это в 0.50 минут 1 ноября 1947 г. Вызванный медсестрой (ее фамилия не указывалась) дежурный врач М. И. Мишкольци застал больного в бессознательном состоянии с поверхностным, прерывистым дыханием. Вскоре наступила смерть…

Опытные врачи-практики и преподаватели-патологоанатомы Национального медицинского университета имени А. А. Богомольца (Киев), с которыми консультировался автор, не видят в данной клинической картине действия экзотического яда кураре. Заметим, что Судоплатов, писавший мемуары в весьма преклонном возрасте, нередко искажал обстоятельства и детали событий «секретной истории» СССР и его спецслужб или же излагал их явно с чужого голоса. Вполне возможно (если генерал вообще не придумал историю с «добиванием» епископа в больнице), что яд кураре явно появился для «красного словца».

Однако, по компетентному мнению врачей и ученых, больному мог быть введен препарат, спровоцировавший разрыв гематом, образовавшихся при ударе (диагностировать их при тогдашнем состоянии медицинской техники было невозможно) и фатальное кровоизлияние в мозг. Впрочем, такой исход мог бы произойти и без всякого умысла, вмешательства. Дело в том, что при таком диагнозе наиболее критическим периодом являются 3-5 дней после повреждения, и типичная ситуация, увы, – резкое ухудшение состояния больного. Так что картина течения болезни епископа целиком соответствовала такой закономерности.

В эпикризе истории болезни врач Власюк пришел к заключению, что поскольку смерть наступила практически мгновенно, а накануне больной чувствовал себя нормально, то причиной летального исхода послужила «эмболия одной из артерий жизненно важных отделов головного мозга».

Заключение судмедэксперта и комиссии о причинах смерти Т. Ромжи

2 ноября в 19.00 в Мукачевской горбольнице состоялась судебно-медицинская экспертиза тела покойного, которую провела судмедэксперт Д. Н. Любомирова. При этом присутствовали начальник областного управления милиции подполковник Мирный, следователь окружной прокуратуры Легеза и еще семь врачей, включая завотделением Фединца. Для нас важно то, что экспертиза констатировала нормальное состояние внутренних органов, отсутствие переломов костей черепа, туловища, ребер. Отмечалось отсутствие признаков отравления, следов борьбы и самообороны.

В «Заключении» эксперта Любомировой отмечалось, что у покойного выявлены повреждения 5-6-дневной давности, полученные в результате аварии и «относящиеся к разряду средней тяжести». «Вещество мозга отечное, на поверхности и разрезе мозжечка несколько кровоизлияний» размером 0,1-0,4 см.  Причина смерти: «отек мозга с субарахноидальным кровоизлиянием в области ножек мозга и кровоизлияние в мозжечок в результате полученных повреждений при аварии». После обследования фрагменты  внутренних органов, содержимое желудка и кишечника передали следственным органам на судебно-химический анализ. К сожалению, в деле отсутствуют материалы о дальнейшем расследовании (если оно, конечно, велось) и результатах экспертиз.

Лишь 3 ноября 1947 г. (довольно странная задержка, на наш взгляд, которую можно объяснить разве что отсутствием разрешения прибывших в Закарпатье высоких чинов МГБ СССР) запиской по ВЧ (ее текст подготовил начальник отдела «О» МГБ УССР полковник Готовцев) заместитель главы МГБ УССР генерал-майор Поперека сообщил начальнику отдела «О» МГБ СССР полковнику Дубровину: 27 октября около 11 часов утра на дороге между селами Логово и Ивановце Мукачевского округа «произошла автомобильная катастрофа», машина марки «Студебекер» «наскочила» на большой скорости на пароконную бричку. Епископ Ромжа и четыре сопровождавших его священника получили «серьезные телесные повреждения», от которых архиерей и скончался(4).

Органами внутренних дел проводилось расследование ДТП (однако в архивном деле сохранились лишь отдельные документы, не позволяющие судить о ходе и результатах следственных действий). Важен, на наш взгляд, документ – ответ от 18 ноября 1947 г. заместителя начальника УМВД по Закарпатской области подполковника милиции Мирного на запрос замначальника УМГБ полковника Бойко от 6 ноября (видимо, в последнем содержались конкретные вопросы и чекистов очень заботил поиск машины, совершившей ДТП). Интересно, что помимо «Студебекера» всплыла и вторая машина, побывавшая на месте преступления – джип «Виллис» (следы протекторов этой машины не изучались, т. к. она стояла на проезжей части и по ней затем гоняли скот). 

14-15 ноября областная ГАИ провела проверку гаражей гражданских организаций и воинских частей Мукачево, но фактов выхода в рейс машин указанных марок 26-27 ноября не установила, равно как и хищения автомобилей в последние два месяца. Правда, упоминалось о задержании (причина не указывалась) Мукачевским окротделом милиции «Студебекера», но он принадлежал в/ч 36795, дисцлоцированной в г. Стрий Львовской области(5).

Одновременно появилась история с врачом родильного отделения Мукачевской горбольницы Ильей Анисимовым (6). Последний, как отмечалось в справке МГБ о наличии на него «компрматериалов», «усиленно болтал, что Ромжа «погиб» в результате «нападения» и «убийства»(7).

«Смутный» и другие конфиденты

Ситуация вокруг гибели изучалась и через агентуру МГБ в среде священнослужителей УГКЦ. В этом отношении интересно сообщение 12 марта 1948 г. источника «Ивана Смутного» (священника-униата). Последний трижды виделся с прелат-каноником Хирой, услышав от него такой рассказ. Священник Иван Сокол подозревался в сотрудничестве с венгерскими оккупантами и, возмутившись ложными, по его мнению, наветами, отправился в Москву искать справедливости как «бывший партизан». Якобы по пути следования, во Львове, ему сообщили о пребывании в Москве группы «монахов из Франции» при посольстве этой страны. Попав к ним, получив радушный прием и обеспечение (вплоть до обратного авиабилета), сообщал «Смутный», Сокол не только дал французам информацию о тяжелом положении католичества в регионе, но и коснулся гибели Ромжи. Дело в том, продолжал агент, что Сокол – один из реальных свидетелей аварии на дороге. Он находился в 100 метрах от места происшествия и «в качестве убийц и грабителей опознал работников МГБ» (последние два слова в документе вписаны от руки в машинописный прочерк). По словам Хиры, на месте Сокола «другой нормальный священник за такую миссию вряд ли бы взялся» («Смутный» считал, что поездка в Москву была предпринята И. Соколом намеренно и якобы своевольно, вопреки «запрету» священноначалия, а на самом деле – по поручению противников воссоединения с РПЦ)(8).

Представляет интерес и сообщение источника «Чарского» (23 марта 1948 г.). Агент навестил священника Даниила Бачинского(9), ехавшего вместе с Ромжей в тот злополучный день. Отец Даниил и на тот момент ходил с костылем, продолжая лечить травмированную ногу. На вопрос агента ответил, что не может судить, было ли это убийство или случайное ДТП, ведь сам после удара потерял сознание, не помнил, как его доставили в больницу, и около месяца пребывал в беспамятстве(10).
Резонанс по поводу гибели Т. Ромжи отслеживался и зарубежными резидентурами внешней разведки МГБ УССР. Как сообщалось в записке 1-го Управления МГБ УССР от 27 января 1948 г., в декабре 1947 г. агент «Радист» дал информацию «по поводу слухов, циркулирующих вокруг смерти Мукачевского греко-католического епископа Ромжи. Как сообщил источнику некий доктор Парканий, Ромжа ехал на освящение храма, повозку сбил грузовик, а следовавшая за ним другая машина остановилась, чтобы проконтролировать состояние жертв. Некий Степан Ковач в ноябре 1947 г. рассказывал агенту, что епископ направлялся из Мукачево в Ужгород и близ села Ракошин на него наскочила машина. Самому Ковачу об этом поведал нотариус села Вышний Рыбник Еней, Енею же об этом сообщили контрабандисты, а контрабандистам рассказал один из ехавших с Ромжей священников – о. Даниил Бачинский, упавший в придорожную канаву. В этих свидетельствах нет упоминаний о добивании пострадавших в ДТП. Закордонный агент «Ян Гус» (Словакия) также сообщал об упорных слухах об «убийстве большевиками» закарпатского архиерея(11).

Ликвидация в плановом порядке

14 января 1948 г. министр госбезопасности УССР С. Савченко(12) утвердил «План агентурно-оперативных мероприятий по ликвидации униатской греко-католической церкви в Закарпатской области УССР». «Униатская греко-католическая церковь, – отмечалось в преамбуле, – являлась политической комбинацией иезуитов и австро-венгерских феодалов, на протяжении всей своей истории была орудием полонизации и мадьяризации русско-украинского населения Закарпатской Украины и последнюю четверть века – средством борьбы против Советского Союза и коммунистических идей», использовалась разведкой и контрразведкой оккупантов в «качестве агентуры». УГКЦ Закарпатья трактовалась как «массовая иностранная резидентура на нашей территории», канал влияния Ватикана на население и «база иностранных разведок»(13).

В первом разделе плана («Мероприятия по линии советских органов») МГБ УССР решил просить союзное ведомство ходатайствовать перед Советом по делам религиозных культов и РПЦ СМ СССР о запрете их уполномоченным вести дальнейшие переговоры с капитулой УГКЦ о переходе в Православие. Шла речь об «изъятии» и передаче РПЦ всех униатских храмов, включая те православные культовые сооружения, которые были у нее отняты во времена нахождения региона в составе Чехословакии (1919–1939 гг.).

Второй раздел – «Усиление миссионерской работы по линии Православной церкви» – предлагал через агентуру в РПЦ создать миссионерское братство при епархиальном управлении, открыть кратковременные богословские курсы, Экзархат РПЦ в Киеве просили направить 25-30 опытных священников для замещения должностей благочинных, кроме того, епархии Галичины обязывались направить 15-20 бывших священников-униатов, перешедших в Православие, для назначения на вакантные (в силу арестов, надо полагать) приходы. В Ужгороде предполагалось открыть семинарию РПЦ.

Третий блок мероприятий («Компрометация духовенства перед верующими») нацеливал на создание агентурной группы из трех авторитетных представителей «местной прогрессивной греко-католической интеллигенции» для инициирования выступлений в печати с протестами против планов капитулы на переход в католицизм.

Четвертый раздел под названием «Компрометация членов капитулы и внесение раскола между ними» предписывал Г. Костельнику провести с глазу на глаз переговоры с капитулярным викарием Н. Мурани, предложив ему воссоединиться с РПЦ и обещав ему епископскую хиротонию. В случае отказа предусматривалось скомпрометировать его, направив анонимное письмо настоятелю кафедрального собора Хоме о связи Мурани с МГБ. Мурани готовили подставу «женской агентуры» для компрометации, собирали факты о его «бытовом разложении».

Планировалось всех монашествующих объединить в один женский и один мужской монастыри, усилить налоговый пресс на униатское духовенство. Предусматривалось соответствующее информационно-пропагандистское обеспечение, выступление в печати представителей интеллигенции, демонстрация документальных фильмов о Львовском соборе 1946 г., распространение книги «Деяния Львовского собора». Ярославу Галану («Владимиру Росовичу») поручалось написать статью об истории Закарпатской унии и «непримиримой борьбе закарпатского народа против Ватикана и мадьяризации»(14).

Пятый раздел посвящался «Подготовке агентурной базы» (дополнительным вербовкам). План завершался разделом о «Мероприятиях по воссоединению греко-католической церкви с Русской православной церковью».

К 1 июня 1949 г. в регионе, при активном участии прикомандированных сотрудников отдела «О» МГБ УССР и областного УМГБ, было закрыто 259 униатских храмов, с РПЦ воссоединилось 142 прихода, свыше 100 священников.  Однако учитывая остроту общественной и религиозной реакции на Львовский собор 1946 г., акт ликвидации УГКЦ в Закарпатье прошел по иному сценарию. Финалу предшествовали аресты наиболее энергичных и авторитетных противников «воссоединения» среди клира и тайного епископата УГКЦ, передача явочным порядком ряда униатских соборов и церквей к РПЦ (только в 1945–1947 гг. – 73 культовых сооружения). 16 февраля 1949 г. Ужгородский кафедральный собор и резиденцию епархии  УГКЦ передали в ведение РПЦ. 

Власти не стали созывать церковный собор. 28 августа 1949 г., во время многолюдного богослужения в монастыре святого Николая на Чернечей горе под Мукачево, в день Успения Пресвятой Богородицы, архиепископ Макарий (Оскиюк) и отец Ириней Кондратович (перешедший в Православие в 1947 г.) зачитал акт о ликвидации Ужгородской унии 1646 г. и переходе грекокатоликов Закарпатья в Православие (акт подписало менее половины священников УГКЦ региона). Подводя итоги процесса ликвидации УГКЦ, отдел «О» МГБ констатировал, что лишь в 1948–1949 гг. в Закарпатской области арестовали 46 священников-униатов, 162 состояли на учете, по ним работало 305 конфидентов(15).

Интересно, что в дальнейшем в Закарпатье органы госбезопасности впервые предприняли попытку реализовать замысел о создании «автокефальной католической церкви» Украины, для чего, в частности, привлекли к сотрудничеству «Старика» – заслуженного клирика УГКЦ, остро критиковавшего политику Ватикана.

Грубый, административно-репрессивный механизм «самороспуска» униатской конфессии в Западной Украине в 1946–1949 гг., и в частности – в Закарпатье сопровождался системными нарушениями свободы совести и прав граждан, гарантированных самим же законодательством СССР. Часть грекокатолического клира продолжила окормление паствы в катакомбных условиях, и эта коллизия стала одним из факторов накопления латентного протестного потенциала у части жителей региона и после подавления вооруженного подполья ОУН. Болезненное наследие «воссоединения» (что хорошо представлял еще тогда и Предстоятель РПЦ Алексий I)(16) с 1990 г. стало одним из факторов политизированного насилия уже по отношению к верным РПЦ в западных областях Украины, что привело к созданию нерешенной пока проблемной ситуации в диалоге между Православием и Ватиканом.

Дмитрий Веденеев,
доктор исторических наук

Примечания:

1. Г. Костельник сообщал в МГБ о происшествии с ним в селе Велике Давидково близ Мукачево 29 августа 1947 г. Будучи в гостях у благочинного, священника Поповича, он столкнулся с резким неприятием своей агитации за воссоединение со стороны молодых священников. Собравшаяся толпа крестьян выкрикивала «Вон из села», «Церкви не отдадим», дети били палками по машине высокого гостя и забрасывали камнями (ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 268).
2. ОГА СБУ. Ф. 2.Оп. 4. Д. 30. Л. 246–260.
3. ОГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 11. Л. 49.
4. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 161.
5. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 162.
6. До 1946 г. – военврач, майор медслужбы и информатор контрразведки СМЕРШ «Нехорошев».
7. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 163–174.
8. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 166–167.
9. Бачинский Даниил Даниилович (1911–1968). Священник Греко-Католической Церкви в Закарпатье (с 1934), протоиерей, настоятель Преображенской церкви в Ужгороде. Репрессирован, освобожден в 1955 г., реабилитирован в 1989 г.
10. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 168.
11. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 147–149.
12. Савченко Сергей Романович (1904–1966). Генерал-лейтенант госбезопасности (1945). Нарком и министр госбезопасности Украинской ССР  в 1943–1949 гг. В 1951–1953 гг. – руководитель внешней разведки, заместитель главы МГБ СССР. В 1955 г. уволен по служебному несоответствию.
13. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 7. Л. 17.
14. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 9. Л. 21–25; Отношения Ярослава Галана с советской властью и спецслужбами при всем энергичном служении на идеологическом фронте таили немало острых моментов. В 1937 г. супруга писателя Анна Ивановна была приговорена к расстрелу. В 1930-е годы и на него собирался компромат как на «украинского националиста», а разведка НКВД УССР считала его «провокатором польской разведки» в рядах Компартии Западной Украины. В октябре 1939 г. Галан был привлечен к негласному сотрудничеству с контрразведкой НКВД УССР под псевдонимом «Александров», однако вскоре под влиянием потрясения от репрессирования жены от сотрудничества отказался. Попытки возобновить их в эвакуации ни к чему не привели. По донесениям агентуры, критически высказывался по поводу отдельных мероприятий советской национальной политики в Украине (ОГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Л. 86–88).
15. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 134–135.
16. См.: Одинцов М. И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953 гг. М., 2014. С. 355.