Великий Четверг, день установления Таинства Причастия. К чаше Христовой собираются даже те, кто в остальные дни года причащается редко, а может быть, и вовсе не делает этого. Это люди нецерковные, но пытающиеся как-то оправдать свое безбожие освящением куличей на Пасху и причащением один раз в год, Великим Четвергом.

Кстати, такова в большей массе была царская Россия, приходящая к Чаше как правило единожды в год. Обычай был такой, да и нужна была справка для работы – раз в год всякий госслужащий православного исповедания должен был говеть и причащаться и принести соответствующий документ. На тех, кто выбивался из общей шеренги, смотрели косо. Например, когда свт. Игнатий Брянчанинов, еще будучи студентом инженерного училища, ежевоскресно начал ходить на службу и причащаться, случился целый скандал, дошедший даже до личного объяснения Брянчанинова с митрополитом.

Литургическая жизнь того общества, которое иногда именуется «Святой Русью», была в прямом смысле замершей, едва дышащей. Святитель Филарет Московский, ратуя о возрождении евхаристического сознания, просил паству причащаться чаще – четыре раза в год (один раз каждым постом). Говорить о чем-то большем даже он не дерзал. Так и тянулось все до конца империи. После введения закона о свободе вероисповеданий в начале XX века и отмены государственного требования о ежегодном причащении большая часть русских людей распрощалась с Чашей навсегда. А потом грянул кровавый кошмар, называемый революцией. Удивительно ли?

С началом большевистских гонений Церковь, теряя храмы один за другим, вполне осознала, что значит утрата Литургии. Нет, Таинство Тела и Крови на Руси не исчезло – Бог не допустил – но количество храмов сократилось до ничтожного числа. Тысячи иереев десятилетиями не могли служить, работая в лагерях. Один из священников Соловецкого лагеря написал однажды в письме родным, что самый повторяющийся его сон – служение им Литургии. Мысль о возможности литургисать хотя бы еще раз в жизни наполняла светом и сладостью. Десятки, сотни тысяч диаконов, пресвитеров, иеромонахов, архиереев не дожили до осуществления этой мечты и сложили свои кости на Колыме, Соловках, Бутовском полигоне и других известных и неизвестных местах массовых казней.

Таков суровый урок нашей истории. Что же сегодня? Теперь перед нами открытые (пока еще) храмы и ежевоскресно к небу возносятся молитвы евхаристического канона. Как минимум пятьдесят два раза в году священник любого, даже самого маленького сельского храма выходит к прихожанам с чашей в руках и произносит: «Со страхом Божиим и верою приступите». А в Греции еще прибавляют: «и любовью». И я видел и вижу такие храмы, где в ответ на этот призыв не подходит никто. Случается это и у нас, и в Греции. И мне всегда кажется, что в этот момент падет с неба молния и попалит храм, недостойный существования, и всех, кто в нем стоит.

Ладно, греки – у них своя история. Но мы! Русь, умытая кровью гонений, поняла ли ты что-нибудь из своего прошлого? Осознала ли, что храмы разрушают там, где они не нужны, и евхаристические чаши отправляют на переплавку тогда, когда из них никто не причащается? Молчит Русь, не дает ответа. Или спит, или только погружается в дрему, рискуя вновь быть разбуженной грохотом взрывающихся церквей. А грозный гул уже слышится, тучи собираются. Взрывы пока раздаются только в известных местах, но треск горящего дерева киевских храмов мы уже слышим.

Быть на Литургии – значит причащаться. Прийти к царю на пир – значит непременно вкусить от его трапезы, иначе мы оскорбляем царское достоинство. Литургия есть Таинство, которое совершает Христос внутри церковной общины с предстоящим во главе священником. Совершает для того, чтоб община причастилась. Во что же это превратилось у нас? Нам предлагается Царство, а мы лепим свечки и пишем записки. Христос дает Тело Свое и приказывает: «Примите, ядите» – а мы жуем просфоры. Христос протягивает Чашу со Своей Кровью и повелевает: «Пейте от нее все» – а мы запиваем просфору святой водой и считаем себя вполне благочестивыми, церковными. Даже вот с Патриархом можем поспорить, о ереси экуменизма порассуждать. Не имея главного, цепляемся за второстепенное. Не становясь христианами, пытаемся решать глобальные церковные проблемы.

На Тайной Вечери Христос установил Таинство, составляющее внутреннюю суть Церкви и отныне творимое в церковной общине каждый воскресный день. Выпадающий из участия в регулярных  евхаристических собраниях (т. е. непричащающийся) представляет собой странное существо с превратными понятиями о Церкви. Пусть такой человек и придет на причастие в Четверток Страстной седмицы – но, оставляя воскресные собрания или чуждаясь Чаши в день Господень, он по сути остается вне Церкви. Он как бы получил билет в театр, но после третьего звонка не входит в партер, а мнется в раздевалке.

Перед всяким крещенным в православии человеком стоит в воскресный день Христос и протягивает ему Чашу, говоря: «Сия есть Кровь Моя Нового Завета». Состоим ли в этом Завете я, ты, он, она, все мы? Ответ на этот вопрос решит участь не только нашего личного спасения, но и судьбу православия на нашей земле. И трагичная история нашей Церкви подсказывает нам возможные варианты.

Сергей Комаров